Ею было выбрано полуразрушенное здание за пределами Тоноака, до которого можно было добраться меньше, чем за полчаса. Возможно, раньше это был божественный храм — наличие пробравшейся внутрь скудной растительности и выбитые то ли ветром, то ли кем-то живым тусклые витражи не позволяли определить это с первого взгляда. К счастью, каждый их шаг не завершался сыпавшимися с оставшейся части потолка камнями, колонны не падали, всё ещё держали крышу и то, что осталось от балконов второго этажа. Всё было недвижимым, кроме шума деревьев за пределами здания и вкрадчивого голоса Клаудии, которая взялась объяснить Розалии произошедшее.
Эйлау была воспитана достаточно хорошо, чтобы кривиться от мысли об убийстве ребёнка, но сейчас им предстояло нечто иное. В действительности Розалия умерла ещё в Сигриде, за полгода до Вторжения, от болезни, которую ребнезарским целителям не удалось победить. Она умерла по-настоящему, её тело было сожжено, а прах закопан в снега в особом месте, которое у великанов считалось священным. Та Розалия, которую они видели, не была настоящей. Даже тело не принадлежало ей, ведь его просто не существовало в этом мире.
Пока что всё шло до того хорошо, что было подозрительно. Эйлау и двое её магов закончили наносить сигилы и ставить не меньше полусотни барьеров, которые должны были спрятать их от мира и защитить сам мир, но уже от хаоса, прячущегося в Розалии. Всё это время она слушала, как Клаудия объясняет ей важность этого места и того, почему всё должно быть так, а не иначе. Она не говорила напрямую, что собирается сделать, лишь сказала, что для помощи Третьему Розалии придётся встать в заранее очерченный круг и быть храброй, и вот уже от этого Эйлау стало тошно.
Убийство ребёнка — неприемлемая мера, и Розалия не была ребёнком, лишь порождением хаоса, скверной, медленно убивающей Третьего, но даже если учесть, что слова Клаудии были правдивыми, они царапали Эйлау не хуже когтей тварей. Ей не хотелось, чтобы всё заканчивалось вот так, но чем дольше Третий рядом с Розалией, тем больше магии она крадёт. И если он осознает это, то, вероятнее всего, он будет верить Розалии — Башня сломала его достаточно, чтобы он не понимал, как она отравляет его.
— Так почему он не здесь? — наконец спросила Розалия, невинно хлопая ресницами.
Эта девочка пугала Эйлау своей невинностью, за которой крылась ужасная смерть.
— У него дела с феями, которые нужно завершить до того, как он приедет, — спокойно ответила Клаудия.
— Тогда почему леди Эйлау здесь?
Раньше Эйлау бы не услышала этого вопроса. Не потому что проигнорировала бы, а потому что раньше Розалию действительно не было слышно. Её не существовало.
Розалия — концентрация хаоса, сплетённого в проклятие исключительно для Третьего. Он видит её, он слышит её, он может касаться её, и всё это было недоступно остальным. Эйлау не слышала и не видела Розалию вплоть до момента, пока Пайпер не поделилась с ней Силой, которая коснулась проклятия Клаудии. Ведьма мёртвых тоже не видела её, только слышала, и лишь благодаря этому поняла, что Розалии не существует в привычном понимании этого слова.
Проклятие Клаудии, Сила Пайпер и чары Эйлау создали сложную структуру сигилов, которая позволила им всем увидеть и услышать Розалию, даже ненадолго коснуться её. Но теперь всё держалась исключительно на Силе — единственной магии, способной противостоять хаосу, из которого состояла Розалия, достаточно долго. Эйлау молилась всем богам, имена которых могло вспомнить её измученное сознание, чтобы девчонка не сглупила и не позволила магии сорваться из-за какой-нибудь мелочи.
— Для нашей безопасности, — наконец произнесла Клаудия, отвечая на вопрос Розалии.
— От кого или чего нам нужно защищаться?
Стелла, всё это время бывшая в обличье волчицы, тихо зарычала. Тени Эйкена разбрелись по всему зданию, но теперь возвращались обратно, вытягивались возле стен, будто отрезая пути к отступлению. Магнус стоял лишь в нескольких метрах позади Розалии и с напряжением ждал, когда Клаудия сумеет аккуратно завести её в зачарованный круг. Изредка встречаясь с ним глазами, Эйлау едва не физически ощущала, как он борется с желанием нанести удар сейчас.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но нельзя. Поднимет сокрушитель раньше, ранит Розалию раньше — и хаос вырвется, навредит им и доберётся до Третьего значительно быстрее, чем их лошади, подгоняемые страхом. Зачарованный круг, старательно созданный Эйлау и её магами, должен был удержать хаос в своих пределах до тех пор, пока он не исчезнет.
— От скверны, — прямо ответила Клаудия. И впрямь прямо, учитывая, что до этого она не говорила, кто является источником скверны.
— Это неправда! — покачав головой, горячо возразила Розалия. — Он говорит, что никакой скверны здесь нет.
Эйлау насторожилась.
— Он? — переспросила Клаудия, сделав аккуратный, почти незаметный шаг назад. До этого Розалия покорно шла за ней, к пределам круга, но сейчас не сдвинулась с места. — Кто это — он?
— Мой друг, — растерянно моргнув, ответила Розалия. — Карстарс.
— Я так ждал, что ты позовёшь меня!
В Эйлау словно вонзили нож.
Карстарс появился за спиной Розалии будто бы из пустоты и сразу же ласково обнял её за плечи, как если бы хотел защитить от всего мира. Стелла зарычала громче, припав к земле, Клаудия благоразумно отошла, а Магнус почти рванул вперёд, но Карстарс остановил его, всего лишь сказав:
— Убьёшь меня — убьёшь и её.
Они не могли убить её за пределами круга, иначе хаос вырвется. Не могли убить Карстарса, если он действительно связал свою жизнь с жизнью Розалии. Они могли лишь смотреть, как он почти заботливо поправляет её волосы, накручивает чёрные пряди на когтистые пальцы, гладит по плечам так, будто пытается успокоить. Смотреть и не понимать, каким образом он сумел проникнуть сюда.
— Не получила весточку, Эйлау? — не отвлекаясь от дела, спросил Карстарс. — Жаль. Джокаста хотела, чтобы вы знали. Но ласточки — очень ненадёжные птицы.
Наоборот, её ласточки были самыми быстрыми и незаметными птицами из всех, что они использовали, чтобы передавать послания. Если ласточки из Элвы не прилетели, значит, кто-то перехватил их, и этот кто-то был достаточно быстр и силён, чтобы провернуть подобное так, что этого никто не заметил.
— Они тебя обижают, моя дорогая? — ласково спросил Карстарс, погладив Розалию по голове. — Мне следует разобраться с ними?
— Они говорят о чём-то плохом, — торопливо ответила Розалия, испуганно оглядывая их. — О скверне. Но ведь скверны нет, правда?
— Нет, конечно, — тут же согласился Карстарс. — Если скверна и есть, то только в их сердцах, раз они не верят тебе, моя дорогая.
Эйлау сжала рукоятку меча сильнее.
Это было издевательством столь точным и сильным, что она не находила слов, чтобы описать его. Барьеры и сигилы должны были оградить выбранную ими территорию от ненужного внимания, постороннего вмешательства и тварей мелких и больших, наверняка рыскающих неподалёку. Карстарс уже должен был быть мёртв просто за то, что пересёк все барьеры, но он стоял целым и невредимым, улыбался железными зубами, пока его красные глаза с чёрными белками горели в полутьме. Единственное, что радовало — так это острые короткие рога, кончиками загибающиеся к макушке. Если они всё ещё не стали больше, значит, Карстарс восстанавливал свои силы значительно медленнее, чем мог бы. Но даже этого оказалось достаточно, чтобы создать Розалию, связать её с собой, обмануть Третьего и пробраться сюда, не получив ни царапинки.
— Ты слышишь это? — спросил он у Розалии, наклонившись к ней так, что их глаза оказались на одном уровне. — Дрожь земли, шевеление магии, звук, с которым сталь пробивает грудь? Я разберусь с ними, моя дорогая, а ты сделай то, о чём мы договаривались.
Эйлау переглянулась с Магнусом, одновременно с ним сделала осторожный шаг вперёд, надеясь хотя бы зажать Карстарса между ними. Розалия уверенно кивнула, сжала ладонь Карстарса, лёгшую на её плечо, и робко улыбнулась, будто и впрямь доверяла ему.