Клаудия наугад ударила локтем левой руки, но не попала. Правая с зажатым с ладони осколком дрожала от прикладываемых усилий и боли, с которой отражение стискивало её запястье.
— Хочешь умереть прямо здесь? — продолжило отражение, вновь дёрнув её за волосы. — Ты уверена? Это может быть очень больно.
Клаудия здесь не умрёт. Если умрёт, то кто тогда осмелится возразить самоубийственному плану Третьему или напомнит Эйкену, что нужно хорошо отдыхать? Кто будет следить за вещами Стеллы, пока она в волчьем обличье, и кто скажет Магнусу, что он уже на три четверти состоит из вина? Кто напомнит Пайпер, что она не такая уж и уникальная, и спустит её с небес на землю? Эти глупые дети, — пусть даже Третий и Магнус были старше, — нуждались в ней куда сильнее, чем позволяли себе показывать.
Отражение вновь дёрнуло её за волосы и голосом ласковым, как тот, что Клаудия так редко слышала в детстве от матери, произнесло:
— Почему ты так упорствуешь? Разве есть что-то, ради чего стоит возвращаться?
Клаудия не отвечала, миллиметр за миллиметром отвоёвывая контроль над своим телом. Левой рукой она пыталась избавиться от железной хватки отражения, правую тянула на себя, чтобы вырвать из чужой руки. Однако отражение вдруг начало помогать ей: вывернула её руку так, что теперь она краем глаза видела своё лицо в длинном и остром осколке зеркала.
— Разве то, о чём ты думаешь, было на самом деле?
Клаудия сжала челюсти. Всё это — лишь жалкая иллюзия, попытка Башни оказать на неё влияние. На самом деле губы Клаудии чёрные, а взгляд более жёсткий, брови почти всегда сведены к переносице — она выглядит не так, как в отражении. Там — обычная девушка, которая никогда прежде не сталкивалась с хаосом и не знает, каково это, слышать мёртвых почти за каждым живым.
Всё, что произошло в этом доме и что она помнила, было на самом деле. Каждый её удар, крик боли и ярости, когда она поднимала меч отца и опускала его, пока отчаянно цеплялась за топор, единственный, способный стать хоть какой-то преградой между ней и тварями, привлечёнными её криками и запахом свежей крови. Каждое принятое решение и слово проклятия, что навечно закрепилось за ней, было на самом деле. Чего никогда не было, так это отражения, которое почему-то не повторяет за ней каждое действие, а пытается обвести вокруг пальца.
Наконец Клаудия сумела увести правую руку вперёд достаточно, чтобы и отражению стало неудобно держать её. Осколок выпал из пальцев правой и тут же был подхвачен пальцами левой. Острые грани вспороли кожу, но Клаудия не обратила внимания на кровь, сразу же замахнулась и всадила осколок в голову отражению. Оно сразу же заверещало, отпустило её. Клаудия развернулась, но никого не обнаружила. Ни отражения с осколком в голове, ни тварей, сцепившихся в клубок у лестницы.
На самом деле всё было не так, и Клаудия не знала, что ей делать.
Она побежала в гостиную, запрыгнула на старое скрипучее кресло и забралась на камин, чтобы снять меч со стены. Пусть она не понимает, что происходит, но хотя бы будет при оружии.
Развернувшись обратно, она увидела Карстарса.
— Здравствуй, моя милая ведьма, — улыбнулся он.
Не думая ни секунды, Клаудия обнажила меч и замахнулась. Сталь разрубила дерево шкафа, но не Карстарса, оказавшегося в другой части комнаты.
— Замахиваться на гостей неприлично, — строго произнёс он, пригрозив пальцем. Железный коготь откуда-то поймал свет, хотя никаких источников света не было, что Клаудия заметила только сейчас.
Он, очевидно, ждал ответа, который она не собиралась озвучивать. Клаудия знала о Карстарсе достаточно, чтобы не открывать рот в его присутствии и всегда быть настороже.
— Да, ты права, — наконец произнёс Карстарс столь непринуждённым тоном, словно и не было этой затянувшейся паузы, в тишине которой Клаудия слышала лишь своё сердце. — Это моя игра. И я люблю, когда в неё играют по правилам.
Клаудия проследила за его размеренным шагом, вздёрнутым острым подбородком и взглядом сверкающих, точно угольки, красных глаз, направленных на неё. Вплоть до этого дня она не встречалась с Карстарсом лицом к лицу, но, исключая глаза, клыки, когти и рога, он казался обычным мужчиной с белой кожей и чёрными волосами, каким-то образом уложенных от лба к макушке. Лишь одежда не поддавалась описанию: она словно состояла из плотных теней, облепивших его тело так, что оставалось минимум открытых участков кожи, и слабо подрагивала, когда Карстарс шевелился. Если не обращать внимания на эти странности, непривычные человеческому глазу, Карстарса и впрямь можно принять за самого обычного мужчину.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Клаудии всегда было интересно, почему высшие тёмные создания, способные управлять своими безмозглыми братьями и сёстрами и вести легионы в бой, были похожи на людей.
— Почему ты хочешь выбраться? — медленно опускаясь во второе кресло, спросил Карстарс. — Почему ты думаешь, что за пределами этого места лучше?
Быстрее, чем Клаудия успела опустить занесённый для удара меч, Карстарс растворился в тенях и появился из них же в другом месте, у окна. Светлые занавески были полупрозрачными, но почему-то Клаудия не могла ничего рассмотреть за ними.
— Ты ведь можешь быть с семьёй.
Её семья ждёт, когда она найдёт выход из своей Башни. Та семья, о которой говорил Карстарс, давно умерла, как и их дочь, бывшая куда мягче и человечнее.
— Мне становится скучно, а когда мне скучно, я злюсь.
Он может злиться, сколько его тёмной душе захочется, — при условии, что она у него, разумеется, есть. Клаудия ни на мгновение не позволит ему подумать, что она сдалась и готова остаться в Башне. Пусть она была самой слабой физически, пусть в прошлый раз, когда она вживую была в этом доме, она поднимала оружие раз за разом исключительно благодаря адреналину и страху за свою жизнь, сейчас она будет сражаться до самого конца исключительно своими силами.
Молчание затягивалось, и Клаудия не знала, как ощущается время в Башне, но и не пыталась считать секунды, чтобы знать, во сколько минут они сложатся. Она неотрывно следила за Карстарсом, медленно, будто он на прогулке, ходящим из стороны в сторону, за его железными зубами и когтями, откуда-то ловящими блики света, и пыталась найти наилучшее решение проблемы. Неизвестно, что будет, если она убьёт Карстарса сейчас. Отразится ли это на Розалии, и если да, то как именно? Сумеет ли Клаудия за один удар избавиться и от твари, и от Розалии, созданной им? Нужно ли ей искать выход из этого дома, воссозданного Башней, чтобы после искать и Розалию? Нужно ли ей…
— С другой, той, что перевоплощается, интереснее, — произнёс Карстарс, улыбаясь. — Мы показали ей то, о чём она не хотела вспоминать: шатры, костры, поля, залитые кровью. Мне нравилось, как она кричала.
Клаудия сорвалась с места, но тени, вырвавшиеся из-за спины Карстарса, сбили её с ног, заволокли собой всё видимое пространство. Она отбивалась, давя крик, рубила мечом направо и налево до тех пор, пока звуки не стихли, как и ощущение чужого присутствия. Пальцы почти сжались на рукоятке меча, но и он исчез.
Клаудия открыла глаза и увидела свою простую комнату. Зеркало вновь висело на стене, и из него на неё смотрело её неправильное отражение с чёрными белками.
— Как тебе результат? — весело спросило отражение. — Ты можешь продолжать так целую вечность, но разве оно тебе нужно? Разве есть что-то, ради чего стоит возвращаться? Разве то, о чём ты думаешь, было на самом деле?
Напоминая себе, что это лишь пустые провокации, Клаудия в точности повторила все свои действия: натянула рукав, разбила зеркало, отрезала кусок ткани от тонкого одеяла, выбрала самый длинный и острый осколок, замотала одну его сторону в ткань и, сначала прислушавшись, вышла в коридор.
Всё было точно так же, как и в прошлый раз. Клаудия ранила тварь, ждущую её на лестнице, столкнула вниз, на других тварей, ринулась в гостиную, постоянно меняя траекторию и пригибаясь совершенно случайно, чтобы отражение не схватило её за волосы. Она почти дотянулась до меча отца, когда что-то облепило её лодыжки и потянуло вниз. Увидев бесформенных тварей со ртами, полными острых окровавленных зубов, между которыми застряли кусочки гниющей плоти, она едва сдержала крик. Второй ногой Клаудия отпихивала тварей, пытавшихся утянуть её вниз, пока руки тянулись к мечу.
