— А куда же исчезли девочки? — хрипло уточнил я.
— Какие девочки? — Тверской поднял бровь. — Что вы делали подле объекта Х73 прошлой ночью? Где вы оставляли глайдер?
— Прошлой ночью я пролетал мимо к Симоновке, у меня там приятель живет. Вот, хотел навестить. Остановился, чтобы облегчиться и услышал далекие крики. Знаете ли, ночью женские вопли разносятся далеко. Вот и вынужден был вмешаться.
Я отвечал четко, хотя понимал: что бы я не сказал, результат будет один — я буду делать то, что мне велят. Но я не могу улететь с Земли, у меня жена в положении!
— Почему ваш глайдер не засекли системы слежения?
— Я человек военный, не дурак, оставил его в ложбинке, чтобы не обозначить свое присутствие.
— Никакой вы не военный, — презрительно отрезал полковник. — Где вы взяли парализатор без идентификационных номеров, куда его дели после этого?
— Сначала нашел, потом потерял, — скучным голосом ответил я. — Знаете, так бывает, идешь по лесу, вдруг глядишь — лежит оружие, как же мимо пройти, особенно, когда три борова двух девчонок лапают, а четвертый снимает происходящее на камеры боевой машины. Вы, кстати, эти записи то не уничтожайте, все же, экшен, вдруг кому интересно будет.
Тверской позеленел.
— Переходите к делу, полковник, мне интересен этот разговор…
Змей, поняв, что в допросе его участие не предполагается, снова склонился надо мной. Я заметил, что напульсник с моей руки куда-то исчез, от чего-то ноет колено — наверное, где-то зашиб. В остальном, я чувствовал себя даже как-то получше, отдохнувшим что ли.
— Вы же в курсе (я надеюсь), что Земля отряжает в систему Нуарто военный корабль? — шеф безопасности Байконура сложил руки на груди, словно защищаясь. Но это было не так, каждый его жест выражал уверенность в том, что мне некуда деться. Неприятное чувство, надо сказать.
— Ну, — подбодрил я Тверского.
— Не нукай, не запряг, — отрезал тот. — Для этого корабля — нашей самой передовой разработки, кстати, собравшей все современные технологии Земли и доступные технологии Вселенной — собрана отменная команда, но у них нет опыта полетов. Я говорил, что унижаться не стоит, но кто бы меня слушал, — полковник скривился. Для человека военного было не легко произносить такие слова. — Итак, будьте любезны, нам нужен консультант.
Я чуть не завопил. Консультант?! Не капитан! Консультант! Им нужен человек, который поможет первый раз кораблю пройти испытания.
Вот, черт, кажется, мое чувство собственной значимости пошатнулось и изрядно просело!
— Контракт или вы хотите взять меня за горло? — тем не менее, сдержано уточнил я.
— Что вы, Доров, мы предпочитаем работать на обоюдовыгодных условиях. Естественно вам заплатят, ведь деньги для вас многое значат…
— Так какова моя задача? — не обратив внимания на последнюю реплику, уточнил я.
— Пройти испытание на первый подпространственный прыжок; оказывать полное содействие в случае необходимости. Если все пойдет по плану, то от вас требуется только присутствие и, может быть, совет.
— Это терпит, вы же понимаете, что я сейчас не в той форме немного, — проворчал я.
— Нет, это не терпит. Как только вам окажут надлежащую медицинскую помощь, мы будем вынуждены забрать вас на Байконур. Вылет корабля будет осуществлен завтра ровно в полдень по Москве.
Стас молчал, понимая, что все его заверения в моей нетранспортабельности сейчас и яйца выеденного не стоят. Потому он просто занимался своим делом, продолжая операцию.
— Что представляет собой корабль? Команда?
— Боевой крейсер, с параметрами которого вы сможете ознакомиться непосредственно на месте. Как вы понимаете, это секретная информация, но вам не впервой подписывать формы о неразглашении и следовать секретным протоколам. Достаточно заметить, что по классу он схож с вашим кораблем, но оснащенный значительно лучше. Команда полностью интернациональная, ее тренируют вот уже три года, все члены экипажа прошли процедуру нейро-компьютерной интеграции и теперь владеют межгалактическим, а так же основные десять языков Земли, так что полное понимание гарантируется.
— Да это как раз меня волнует меньше всего, — проворчал я. — Практика нужна, балаболить языком могут и выпускники семинарии, но божественная сила тут не поможет, особенно если придется действовать и быстро принимать решения. Ладно, разберемся на месте.
Я закрыл глаза, давая понять, что разговор окончен.
— Мы подождем снаружи, как закончите — сразу же сообщите нам, — Тверской прошел к выходу и внезапно остановился.
— Станислав Юрьевич Покровский, — со значением произнес он. — Доров ведь ваш племянник, так чью же фамилию он носит?
— Матери, — за меня ответил Стас.
— Ну да, — как-то странно отозвался Тверской и вышел.
— Что думаешь? — помолчав, спросил Змей.
— А что думаешь ты о моем здоровье? — уточнил я.
— Медицина творит чудеса, но я бы рекомендовал бы отлежаться сутки. В остальном, я так тебя нашпиговал лекарствами, что жизни уже ничего не угрожает. Руку зафиксируют, и вали куда хочешь. Обезболивающее будет действовать часов шесть, потом потребуется укол. Напульсником не свети перед военным, отымут. Они, как и твой пистолет, вне закона.
— Странно как, все хорошее всегда вне закона или ведет к ожирению, — вздохнул я. — Забинтуй мне запястье поверх напульсника, скажем, что у меня растяжение связки, а повязка фиксирующая.
— Я против, чтобы ты носил эту штуку, Антон, — тут же ощетинился Стас. — Непонятен механизм ее действия, толи она угнетает нервный центр, толи мозг. Не было медицинских исследований, а если и были, я о них ничего не знаю. Я же тебе рассказывал, что в сущности вышло с регенератором дупликатором. Может, напульсник тебя с ума сведет. К чему такие сложности, Антон: Все их ведомство в курсе твоего ранения, никто не откажет больному в обезболивающем, более того, я не удивлюсь, если врачи Байконура будут тебя осматривать перед полетом. Засветишься, и напульсник потеряешь.
— Ладно, — согласился я. — Пока обойдусь.
— Мне полететь с тобой? — уточнил дядя и отложил в сторону прибор, похожий на степлер, которым скрепил края разрезов (чтобы вживить ткани пришлось делать дополнительные надрезы).
— Нет, но будь на связи. Если что-то понадобиться, я позвоню.
— Сестра, наложите повязку, руку зафиксировать.
Стас снял перчатки, выкинул их в контейнер, сдвинул маску и принялся мыть руки. Внезапно бросил через плечо:
— А начало было многообещающее, я думал, будет хуже.
— Оно и есть хуже, — внезапно сказали от окна.
Медсестра вскрикнула и поднесла ладонь ко рту. На подоконнике сидел белый кот.
— Не впечатляйся, дорогая Маша, — спокойно сказал Стас, — это не говорящее сказочное животное, это титрин. Инопланетянин. Никогда не видела?
— Неа, — по-детски пялясь на кота, сказала девушка. — Он совсем на домашнего пупсика похож, у моей подруги почти такой же живет.
— Как ты узнал? — отвернувшись от удивленной девушки, уточнил я. Мой дядя всегда вызывал у меня уважение, но вот так, с одного взгляда признать в пушистой зверюшке инопланетянина, верно определив его происхождение, это было выше моего понимания!
— У меня глаз наметан, Антон, — отозвался Стас, вытирая руки о белую одноразовую салфетку. — Не операционная, а черт знает что! Коты, военные.
— Очень рад познакомиться, — отозвался титрин. — Премного наслышан.
— Не люблю журналистов, — тут же отрезал Стас. — Вы ведь не просто так получили разрешение постоянного проживания на Земле. Да, я просматривал списки, приглядывал за племянником.
— Пффф, — фыркнул я облегченно. — Думал, ты просветил его рентгеновскими лучами из собственных глаз.
— Да, я такой хороший специалист, — согласился Покровский. — Маша, прекращай удивляться, перед тобой не кот. Тритрин, это полиморфичный организм, может принимать любое обличие в рамках своего биологического вида, но именно такого размера, каков он есть. Титрин не умеет генерировать дополнительные клетки для увеличения объема.
— Вы много о нас знаете, — с уважением удивился титрин. — Внимательно изучили после того, как узнали о моем существовании?
— Нет, я знаю все обо всех, — Стас невесело улыбнулся. — Врач моего класса должен понимать, как спасти жизнь своему пациенту, будь он землянин или инопланетянин.
Потеряв к инопланетянину всякий интерес, врач сел на стул и стал делать какие-то пометки в компьютере, видимо внося данные об использованных материалах и медикаментах.
— Познакомились, а теперь можно о деле, — напомнил я, принимая сидячее положение не без помощи медсестры. Мельком гляну в открытый бачок утилизации, полны окровавленных салфеток. В белом свете ламп еще не успевшая окислиться кровь выглядела режуще-яркой. Не люблю этот цвет, хотя он меня завораживает.
