время с теми, кто продолжал его открытия на Дальнем Востоке и во всем мире. У него все сведения по русским и иностранным источникам, письма, карты, признания друзей, рассказы и свидания. У него безостановочный ход собственных мыслей. Он неудержимо продолжает то, что задумал еще в плаваньях с великим князем. Это неохотно признается всеми, ведь он не имеет государственного поста, он не вельможа и не чиновник.
— Но я с чиновниками живу, и мне надо дать возможность не унижаться перед ними, не попадать на каждом шагу в неудобное положение. «Это еще кто такой? Мы вас и не знаем, милостивый государь». «Да вы и в торжествах не были отмечены, вы не наш. И видно, ваше дело не очень-то нужно и сам вы… того-с… Чудак, может быть, какой-то. У нас все признаются, кто нужен».
— Вас считают неблагонадежным?
— А что я сделал Врангелю?
— Вы сделали открытие. Поэтому вы стали ему врагом на всю жизнь при всем благородстве нашего достопочтенного Фердинанда Петровича. Ему и всем баронам.
— А за что?
— Я вам сказал, за то, что вы открыли то, что он закрыл. Бароны мстительны, мало того, что они вам этого по гроб жизни не забудут, они пустят про вас и в веках черт знает что. Они объединены и живут по закону: око за око, зуб за зуб. За что же вас награждать, когда вы у всех как бельмо на глазу. Когда вы сделали для России больше, чем все наши генералы-завоеватели! И все этим возмущены и завидуют. У нас из-за крестьян идет сейчас такая кутерьма, какую невозможно было ожидать. Благодарение судьбе, что у нас нет парламента, а то началась бы такая бестолочь, все переругались бы, не сложилась бы ни одна партия[79]. Хорошо, что хоть я могу зареветь, как в трубу на палубе, и расправиться.
— Так, меня едят поедом за неблагонадежность? Я человек подозрительный, с отрицательной фамилией?
— Да как же можно! У баронов есть свой хвост из русских столбовых. Хорошо, что государыня наша по рождению немецкая принцесса. Как и моя жинка, великая княгиня… Жены наши — немки, и в этом их сила, они терпеть не могут наших баронов и всячески стараются показать, что не имеют с ними ничего общего. К ним не подъедешь. А представьте, мы вернулись бы ко временам Алексея Тишайшего и была бы у Александра Второго государыня из русского рода, какое бы подхалимство наши немцы развели вокруг нее, и она по своей русской доброте любезно покровительствовала бы.
Константин в эти дни собирался в Европу к умирающему отцу своей жены, а потом должен поехать в Англию. Он замечал щегольство Невельского и хотел о чем-то спросить своего старого товарища, но не стал. Щегольство Невельского после валенок и вшей! Всякое у него случалось. Всякое приходилось. Константин намеревался в Англии попытаться исправить ошибки брата. Он надеялся на королеву и ее мужа. Он не раз ссылался на высказывания Герцена о том, что из западных держав России надо устанавливать надежную дружбу с Англией. Только с Англией.
Константин совсем рассвирепел, понося вельмож и чиновников. Он еще больше разжигал Невельского. Более близких товарищей, как они, не могло быть. Но они люди разных миров, сама жизнь все более разводила их, они не поддавались, оставаясь товарищами, и встречи их были отрадами друг для друга. Константин говорил с яростной озлобленностью и все расхаживал враскачку, как по палубе, в те поры, когда курили вместе в шторм за гальюном и великий князь просил Геннадия Ивановича позволить ему затянуться из его трубки. Константин не из тех, кто забывал свои привязанности. Из рук этого учителя он получил моря и океаны, паруса и машины…
— Вам сорок пять лет, и вы еще молоды! — сказал он. — Вы всю жизнь, Геннадий Иванович, трудились. И вы еще хотите получать награды, мой дорогой учитель. В развитом цивилизованном обществе существует разделение обязанностей. Одни трудятся. Другие получают чины, награды и заслуги и звезды! И каждый собой доволен. Один любит свои открытия или изобретения и не оставляет их. Достигая чего-то, он радуется… А другой радуется получению всякого рода милостей и выгод. Да это особый вид деятельности. Может быть, самый нужный для государственного устройства. Было еще в средние века, всегда одаряла власть, сохраняя устройство, выбирая удобных лиц. Только в те поры приходилось вождям драться на рыцарских поединках. А теперь и от этой чести освобождены.
Оскорбления Невельскому оскорбляли и Константина. Ему уши прозудили, восхваляя ученость и заслуги Врангеля и понося Невельского. Упрекали, по сути дела, что Константин покровительствует неблагонадежному человеку. Каков учитель, мол, у вашего высочества! Фельдфебель в Вольтерах! На всех орет. Не признает никаких авторитетов. Прямо говорили, что как можно не отстранить подобную личность, ведь он всюду компрометирует себя, кричит, не имеет достаточно достоинства, осмеливается ссылаться, что его высочество, великий князь генерал-адмирал, ему покровительствует…
— Да разве тут одни бароны, тут столько всякой… — и Константин пустил матросской матерной бранью.
Он любого мог зажать в кулак. Какая чушь! Как Невельской мог ссылаться на покровительство великого князя и хвастаться! Когда у него нет времени на это! Он занят с утра до вечера, увлечен, как в мальчишестве, воодушевлен и восторжен. Константин не мог, у него не было силы переменять мнения, заставить всех по-другому судить о своем учителе. Их мнение было государственным мнением, принятым повсюду. Александр Николаевич и сам же Константин были основами государственных мнений общества, и нужно было брать очень глубоко, чтобы попытаться все это переменить…
Муравьев объявил, в чем опасность. Государь сказал ему сегодня, что произошло в Китае. И что замышляется в Лондоне.
Англичане взяли Кантон, взорвали его башни, взяли в плен вице-короля, но ничего этим не добились. Граф Элгин в бешенстве. Он написал Пальмерстону, что видит во всем, что произошло, руку нашего Евфимия Васильевича, что это из-за него напрасно пролита кровь британцев и произошел разгром города. Элгин поклялся отомстить. Это не такой характер, он не уступит. Он намерен взять весь Китай в железные тиски. Увеличивает вдвое флот и количество войск. Он требует от Лондона новых кораблей и солдат. После того как поражение в отдаленном от столицы Китая, хотя и величайшем торговом центре с иностранцами никакого впечатления на китайцев не произвело, он решает перекинуть все действия на север и появиться с новыми подкреплениями под стенами Пекина. Для этого, к весне, он придет в залив Печили, от которого до Пекина, как ты, сносить все с
