Николаю Николаевичу не доводилось видеть в Петербурге, даже в Географическом Обществе.
У Невельского бывают разные люди со всего света: ученые, моряки, военные и торговые шкипера. Вон и книги китайские. Это Муравьеву приходилось видеть у приятеля своего Ковалевского в Азиатском департаменте, где он давно не бывал.
Образованные моряки, бывая в Петербурге, непременно зайдут к молодому адмиралу, который тем приятней, что какая-то кошка около него тут пробежала. Иностранные знаменитости, бывая в России по обязанности или по делу, обязаны, конечно, встречаться с нашими академиками, должностными лицами, дипломатами и сановниками, с признанными адмиралами, и многие гости считают лишь баронов за настоящих русских, да им и некогда и неудобно заводить объяснения и знакомства с Геннадием Ивановичем. Поливая нас грязью у себя дома, как запуганных рабов царизма, они, попадая к нам в империю, сами становятся ничтожнейшими рабами и подхалимами нашей тирании, лишь бы извлечь из нее выгоды, за которыми к нам появились, да побольше бы вышибить из нашей земли и из мужичка, за права которого они начнут трезвонить, как только вернутся в свое логово и там смело заявят о своем свободолюбии.
А сам Невельской знал, что делается вокруг, и не обращал внимания. А ведь тут дело не только во Врангеле. Когда есть какой-нибудь Иван Иванович, который годами сидит и пускает слухи, что, мол, неблагонадежен такой-то, к тому-то и тому-то непригоден. И доводы всегда найдет. Тем более занимая положение признанного деятеля или ученого. И этот же Иван Иванович льстящему ему иностранному ученому, знаменитому подвигами науки вояжеру и пионеру, намекнет, что, мол, Невельской-то реакционен, уж очень отстал, он при прошлом царствовании еще что-то значил, а теперь вряд ли вам будет интересен… Да он и больной, пожалуй, не примет… Предлоги найдутся. Любой иностранец содрогнется, узнав, что это человек былого царствования, и сразу переменит о нем хорошее мнение. Всю Европу якобы ужасало царствование Николая I, и теперь на покойного государя можно валить все, даже то, в чем Николай не виноват, чего и не было при нем, что после завелось. Но ученый Иван Иванович крепко сидит за своим столом и уж двадцать пять лет держится крючками за своих подопечных.
Николай Николаевич знал о себе, что сам он тоже полицейский, но особого склада. Давно не был в квартире у Геннадия Ивановича. Тут устроено было что-то вроде Петровского зимовья, на Конюшенной, где воет пурга, как шторм бушует по берегу Охотского моря. В бревенчатом зимовье принимал он людей, приходящих к нему со всех стран по морю и доставлявших что надо. Не ждал Невельской, что из Петербурга пришлют новые образцы оружия и апельсины для детей, а получал все это от иностранцев на золото, которое с казаками и солдатами и с бабами, в том числе и со своей звездой, Екатериной Ивановной, мыл в речке Иски сам. В Петербурге расплачивается он не золотом. Золотого песка тут нет, есть золотые жилы и золотые эполеты и прочее. Но Невельскому назначен такой пенсион, что любой может позавидовать. Получает он жалованье и в ученом совете при Адмиралтействе. Он один из директоров Общества Пароходства и Торговли. У него и у его жены — собственные богатые поместья. У нее в Смоленской губернии, от предков, у него от матери, в Костромской, и еще куплено по возвращении с Амура имение с крепостными на богатейших пензенских землях. Почва там как пух. Когда приехали впервые и посмотрели на урожай — диву дались. Невельской в ус не дует, что предстоит освобождение крестьян и дележ земель. Он средствами снабжен со всех сторон, ему все дано, и деньги, и земли, и полная возможность стать богатым. Живи припеваючи и не горюй, только нигде не заявляй свое мнение и не лезь к тем, кто сам хочет сделать карьеру, оставить свое имя в веках. И вообще не мешай другим, сиди у себя на Конюшенной, как на побережье Охотского моря, откуда бывает виден и берег Сахалина, и кажется, что недалеко и до Японии, и до Калифорнии, и до Кокосовых островов. Продолжай мечтать. Он и теперь вел исследования глубин моря и побережий Тихого океана. И не обращал ни на что внимания, словно одиночество привычно и въелось в него.
— Это китайская газета! — подал лист Геннадий Иванович. — У меня был американский мессионер, которого я знаю давно, доставил мне пекинский правительственный официоз. Привез прокламации китайских революционеров, у которых был сам. В восторге от Хуна и его философии.
Оказалось, что у Невельского есть все те печатные материалы тайпинов, про которые слухи ходят давно: молитвенники, прокламации, кодексы чести, семейной жизни, инструкции правительства о правильных интимных отношениях… Сибирцев уверял Муравьева, что желает со временем сам попасть к тайпинам, посмотреть на них, проверить противоречивые сведения про это великое восстание китайского народа, которые идут со всех сторон.
— Они христиане и учат, что европейские христиане их братья. А европейские братья говорят про тайпинов, что добра от них нечего ждать и что если взять в руки Китай, то можно царствующей династии помочь перерубить всем революционерам головы.
— У меня старая дружба с отцами-миссионерами, возвратившимися в разные поры после службы в Пекинском подворье. Отслужили в столице Китая свой срок и нынче обучают молодежь в Петербурге. Они охотно переводят для меня. Суть дела их тревожит меньше, чем нас. Ну, так Сибирцев поехал…
— Я хочу поручить ему передачу нескольких артиллерийских орудий китайцам. А то они мне написали, что благотворительную путятинскую артиллерию к ним через Монголию отправлять нельзя, что в Монголии живет очень глупый народ, которому ничего подобного показывать нельзя. А видно, дело не в том, что в Монголии народ глупый, а в том, что монголы спят и видят отложиться от Китая. Отборные войска китайского императора составлены из маньчжур и монголов. Сейчас они назначают монгольского князя главнокомандующим. Раз монголы такие хорошие воины, то и нельзя допустить, чтобы через их страну везли бы новейшие орудия в Пекин. В этом и весь дипломатический секрет. Сибирцеву я велел подобрать себе команду из матросов, с которыми, кстати сказать, он плавал в Японию, а с некоторыми побывал и в плену. Теперь после побывки они отправлены из Петербурга через Сибирь и ждут сплава, чтобы идти по Амуру вниз. А там дальше посмотрим. Сибирцев пригодится…
— Вам, Николай Николаевич, надо рявкнуть на человека, взбутетенить его, и от вашего губернаторского рыка слабый развалится, а Сибирцев станет еще крепче. Я поразился, как Сибирцев читает по-китайски. Я не ожидал. Я показал
