— Непременно, — согласилась Пони. — Трусы они все!
— Ошибаешься!
Смотритель и раньше отличался прямотой суждений, но сейчас его ответ буквально поразил Пони, настолько жестко и безапелляционно было произнесено это слово.
— Ты называешь их трусами, а я так думаю, мудро они поступают, — продолжал Смотритель. — Подумай, чем они помогут? Выйдут за ворота и перемрут сами? Будут оплакивать больных, пока чума не проест им кишки?
— Они могли бы попытаться сделать хоть что-то, — упиралась Пони. — Хоть что-то! Кто дал им право прятаться?
— По-моему, это не право, это понимание ответственности, — ответил кентавр. — Ты, девонька, не все знаешь. У вас, людей, короткая память. Мало им страданий от самой чумы. Люди безумеют, поднимают бунты и идут убивать друг друга.
Пони смотрела на него, не зная, что сказать.
— Ну, откроют твои приятели ворота монастырей. Половина монахов перемрут от чумы и другим не помогут, — рассуждал Смотритель. — А другую половину, скорее всего, угробят сами люди. Им не впервой во всем винить монахов! Так уже бывало и снова будет! Скажут, что монахи — первые из виноватых. Сожгут их монастыри, и самих сожгут или перевешают, можешь быть уверена. Люди знают: раз пришла чума, значит, Бог отвернулся от них. А монахи-то, по их разумению, умеют говорить с Богом. Значит, виноваты: плохо говорили.
Пони даже пошатнулась. Только сейчас она поняла, что никогда не задумывалась о подобных вещах. Она ненавидела путь, избранный Браумином и его церковью. Получается, что их кажущаяся трусость продиктована житейской логикой и необходимостью?
Пони вдруг стало очень одиноко в этом большом и опасном мире. В мире, который стал неподвластен ни ее действиям, ни ее пониманию. Она горестно посмотрела на Смотрителя, держащегося от нее теперь на расстоянии двадцати больших шагов.
— Сыграй мне, — едва слышно попросила она.
— Вот это я могу, — согласился кентавр и заиграл.
В его негромкой проникновенной мелодии Пони слышался плач.
Браумин услышал раскаты грома и удивился. За окошком синело небо, светило солнце. Потом он начал догадываться, откуда этот звук, и как раз в это время из коридора послышались взволнованные крики кого-то из братьев.
Браумин выбежал навстречу, едва не столкнувшись с кричавшим.
— Беспорядки на улицах! — кричал молодой монах. — Жители напали на неизвестных монахов! Все они движутся сюда! Готовьтесь к обороне!
Браумин оттолкнул перепуганного монаха и побежал по монастырским коридорам, спустился вниз, пересек внутренний двор и добрался до фасадной стены. На ней уже находились Талюмус и Кастинагис, держа в руках самоцветы. По обе стороны от них стояли монахи с арбалетами.
Браумин поднялся на стену. Еще не успев одолеть последних ступенек лестницы, он услышал новый удар грома, а потом крики. Вопли жертв удара перемешивались со злобными выкриками толпы.
— Там! — подсказал брат Талюмус, махнув рукой в направлении одной из улиц. По ней, размахивая самоцветами, бежало около двух десятков монахов, преследуемых толпой. С боковых улиц к ним тоже спешили возбужденные горожане. Преследовали явно намеревались заключить братьев в кольцо и преградить им дорогу к Сент-Прешес.
— Неужели посланцы из Санта-Мир-Абель? — удивился брат Кастинагис, поскольку никто из местных братьев не покидал монастырь.
— Арбалеты к бою! — крикнул Талюмус, когда монахи и погоня подошли достаточно близко к монастырской стене.
— Нет! — возразил настоятель Браумин, и глаза всех защитников обратились в его сторону. — Мы не станем убивать жителей Палмариса, — заявил он.
— Они растерзают наших собратьев, — возразил Талюмус.
Однако Браумин оставался непреклонным. Заметив, что тот держит в руках графит, настоятель забрал у него камень.
— Подними решетку и скажи братьям, чтобы приготовились распахнуть ворота, — велел Браумин Талюмусу.
К этому времени на стене появился магистр Виссенти, неся с собой несколько самоцветов, среди которых был и графит.
— Нам надо остановить толпу, что движется сбоку, — объяснил Браумин, указав на улицу, подходящую к монастырю с левой стороны. — Никого не убивать. Мы должны остановить их, поэтому все удары ты будешь наносить по камням мостовой, у самых их ног.
— Скорее, братья! — крикнул Кастинагис приближающимся монахам.
Браумин и Виссенти сосредоточились на камнях, готовясь высвободить их магическую энергию. Преследователи двигались к монастырю тремя потоками. Основная часть бежала вслед за монахами, а два других потока все ближе подходили к ним с боков. Намерение толпы оставалось прежним: не дать братьям достичь монастырских ворот. Сейчас все три потока были готовы вот-вот выплеснуться на площадь перед воротами.
Настоятель Браумин ударил вправо. Вслед за ним Виссенти ударил влево, но его удар был менее сильным. Рукотворная молния Браумина попала в кузнечную лавку. Зазвенели стекла витрины, откуда снесло полдюжины лошадиных подков. Удар Виссенти раздробил камни мостовой. Несколько человек, бежавших впереди, упали, закрывая руками пораненные лица. Виссенти молился о том, чтобы никто из горожан не получил тяжелых ранений.
— Ворота! Открывайте ворота! — закричал Кастинагис.
Главные ворота Сент-Прешес широко распахнулись. Брат Талюмус вместе с десятком других монахов устремились туда, чтобы помочь неожиданным гостям поскорее попасть в монастырь.
Это оказалось не так-то просто. Талюмусу и другим пришлось руками и ногами отбиваться от разъяренных горожан, оттесняя их от прохода. В суматохе нескольких нападавших ранили и сбили с ног. Серьезно пострадали и двое братьев. Наконец прибывшие оказались во внутреннем дворе, и массивные монастырские ворота вновь закрылись.
Настоятелю Браумину, который все еще находился на стене, оставалось лишь смотреть и беспомощно качать головой. Справа, в отдалении, он заметил королевских солдат. Они наблюдали за происходящим, явно не собираясь вмешиваться.
Ничего удивительного, — подумал Браумин.
Он спустился вниз, чтобы приветствовать неожиданных гостей. Прибывшие монахи расстегнули сутаны и откинули капюшоны. К счастью, полученные раны были незначительными, и местные братья тут же занялись врачеванием. Часть монахов просто запыхались после быстрого бега и сейчас хватали ртом воздух, успокаивая дыхание.
Браумин всмотрелся в их лица. Многие из братьев явно не первый год находились в монастыре, но знакомых среди них он не увидел. Кроме одного.
— Магистр Гленденхук? — удивился Браумин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
