— Кому говорю? На виски…
Пелагея выплеснула остатки на голову и, скребя сапогами, оставшимися от Лариона, скрылась за бричку.
— Выстрой, Думенко, живо своих конников!
Переступил Борис лужу. Растирая волосы, спину, спросил:
— Какая еще нужда?
Комполка порылся в полевой сумке; оглядывая с седла чисто выбритое, умытое лицо вожака-конника, потряс бумажкой:
— Приказ по полку. Какой день! Потер уж в сумке… Благодарность выношу тебе и бойцам-кавалеристам за бой в районе Сапной станции, около Чапрака. Время не указывало собрать вас вместе. Вот и зараз… Отправляется «Жучок». Последний… на нем еду.
Борис кинул скомканный рушник в бричку, взял с дышлины сатиновую рубаху. Лестно послушать перед всем строем похвалу, ни разу такого не доводилось. Поискал ординарца, копавшегося только что возле лошадей, — кликнуть трубача.
— Мишка!.
Застряла голова в вороте (сестра, вытряхая, застегнула пуговицы), нетерпеливо дергал. Продрался на волю — остыл, прошла горячка. Хмуро покосился на явившегося ординарца; убирая со лба мокрые вихры, покачал головой:
— Через час дам побудку, Григорий Кириллович. Платовцы и вовсе… светом повалились.
Шевкопляс недовольно смыкнул повод. Вглядевшись в глаза Думенко, затолкал бумажку обратно в сумку. Возле ворот придержал коня.
— Не отрывайся дюже… Обозы да беженцев не забывай.
Ровно через час трубач дал сигнал. Клинком распороли медные звуки утреннюю зарю. За речку Куберле достала труба, в хуторок Токмацкий. Слыхали ее и пикетчики, выдвинутые далеко за поселок в степь.
Первым во двор вскочил Блинков. Спрыгнув наземь, закинув поводья на луку, отошел от коня.
— А уйдет? — уколол Мишка.
Драгун даже ухом не повел.
Борис издали приметил на нем трофей — полевой бинокль. Тая усмешку, наблюдал, как рука его отглаживала желтую кожу чехла: гляди, мол. Докладывали, что Блинков свалил с седла офицера в стычке с разъездом белых. «Бинокль, наверно, того офицера». Нарочно заговорил не сразу о трофее.
— Жалуются на тебя, Блинков…
— Кто?
— Кадеты.
— Каде-еты-ы? — Оставила рука нарядный чехол, замедленно опускалась к ножнам.
— Да, да. — У Бориса построжал голос. — Офицеров выбираешь… А особо, какой с биноклем…
За спиной чмыхнул Мишка. Понял драгун и сам шутку.
Пришла очередь удивляться Борису. Блинков, покопавшись в грудном кармане френча, вынул какую-то бумажку.
— Послание, Борис Макеевич… Вам лично.
— Что за послание?
Выгнулась у командира удивленно бровь:
— От казака, белого.
Борис оглядывал мятый клочок, размером с ладонь, в клеточку, из какого-то блокнота, наверно. Карандаш чернильный, почерк уверенный — рука наторенная. Верхняя строка, приветствие, вызвала острый интерес. «Здорово остолопы товарищи». Слово «товарищи» обособил: подчеркнул волнистой линией.
Ишь ты, «остолопы», — он зло усмехнулся, покосившись на драгуна, дочитал про себя: «Мне вас так жаль, что описать не могу ибо вы все равно ни х… не поймете. Передайте поклон комисранту Думенко и Рыбальченко и скажите, что я очень скучаю, — несколько слов густо зачеркнуто. — Мы казаки которые шли с вами рука об руку удивляемся чего вы добиваетесь. Мы казаки защищаем овор свободу, не трогали вас, так же дали вам землю, а вы в благодарность хотели совсем стереть с лица земли. Покинули вы семейства на произвол судьбы и-почему то пошли… Вы забыли что уже сенокос скоро хлеб косить а вы все забыли честь, веру и любов к себе. Мы то уже давно косим сено на ваших шеях.
Старший урядник Никиф. Ст. Семикаракорская».
Мурашки побежали по всему телу, рука невольно потянулась к шее. Тупой болью сердце пронизал прощальный взгляд Махоры — тогда, в хате, — полный страха и укора: бросаешь, мол, в такой час… Взяв себя в руки, Борис протянул было Блинкову записку, одумавшись, ткнул себе в галифе. Остуженная память смутно восстановила чернявого казака с кривым, перебитым в кулачках, носом, его белую кобылицу. Да, это тот самый старший - урядник Никифоров из Семикаракор, вместе маету трепали, гоняясь по калмыцким степям за генералом Поповым. Взводом командовал в Багаевской сотне, у есаула Иванова. Как бы и не дружки были с Локтевым. И Рыбальченко знает, такой тоже был с ними.
— Как попала до тебе?.. — спросил он, отводя затуманенный взгляд в сторону ворот, откуда послышался топот копыт.
— Вчера, с разъездом столкнулись… — замялся Блинков. — Казак с белым платочком на пике подбросил.
— И что ж… Мирно разъехались?
— Да не совсем… Потом уже, когда прочитал, столкнулись. Вот же, бинокль…
В ворота разом въехали Маслак, Ефремка Попов и Дармин Константин, влившийся вчера в станице Орловской с конной частью из отряда Губарева. За ними следом появился Семен Буденный. Борис представил платовца как своего помощника. Пожимая его шершавую ладонь, напомнил:
— Ночью угадал…
Румянея в обветренных скулах, Семен слегка склонил голову: вспомнилось, мол, чего…
Тут же посреди двора Думенко пояснил боевую задачу. Не отличалась она новизной от вчерашней: так же следовать
