и губит Анну. Но «страх униженья» — это лишь одно из названий любви к свободе.
Анна и Кити одинаково хотят свободы. Анна не развода не хочет, она «подзакониваться» не хочет, даже с любимым человеком, именно с любимым. Свобода им важнее любви. Как и любому человеку. Свобода без любви, конечно, чепуха и скука, но любовь без свободы намного хуже, любовь без свободы это не скука, это мука, причем неосязаемая, неощущаемая, но мучающая изнутри и поедающая изнутри.
Собственно, того же хочет каждый человек. Вот почему роман — такая удача. Он не о страсти, не о женском вопросе, он о человеке и о трагическом парадоксе свободы и любви.
***
О сходстве Анны и Кити я уже поминал: они обе вступают во «второй» брак, первый контакт был ошибкой. Это довольно принципиально. Им есть, с чем расставаться, они травмированы. Лёвин, между прочим, ничуть не травмирован, хотя скольких баб попортил… Но интереснее сходство Лёвина и Карениной, оно более фундаментальное, в том числе — они оба галлюцинируют. Оба неверно, глубоко ошибочно понимают окружающих. В Анне это сразу поражает, начиная со скачек. В Лёвине кажется нормальным, потому что там мотивировка привычная — ревность. Но общий знаменатель один: озлобленность. Подозрительность. Недоверие, скепсис, активный скепсис, переходящий в презумпцию виновности окружающих… Не цинизм, хуже. Ресентимент. Очень плохое качество? Но Каренина и Лёвин ошибаются, да, но сами они не лгут. А вот окружающие дышат ложью даже тогда, когда искренни. Вот что ужасало Толстого, да и в Евангелии именно всеобщая личная лживость — главная несправедливость, а не социальный вопрос и не лживые политика, нация, религия.
Повторю: Толстой так же закончил, как Анна. Ушел от «земли». В романе все, кроме Лёвина и Анны, стоят terre-à-terre (оборот употреблен в романе дважды), прочно стоят на земле, а Лёвин пытается, но не может.
И еще одно. Семантика поезда устойчиво оценивается как негативная. Толстой оказывается одним из тех отсталых бедолаг, которые боялись техники, дыма, искр. Много их было, да и сейчас сколько людей, которые даже излучений от телефонов боятся. Но если присмотреться, в романе железная дорога имеет глубоко позитивное значение. Анна абсолютно права, когда ей представлялось «значительным» происходившее именно на железной дороге. Вечно забывают, что Толстой был артиллерист, для него железо, дым, огонь, искры были абсолютно естественной средой. Он, когда из дому ушел, с «земли», то ведь намеревался снять половину избы, а потом не выдержал и сел на поезд — даже не определившись точно, куда он хочет, на Кавказ, в Болгарию, в Грецию. Он хотел на железную дорогу. В каком-то смысле это было повторение поступка Анны. Но было ли самоубийство Анны самоубийством… Железная дорога вырывает из жизни лживой, фальшивой, она путь, а не болото.
