расстраивать маму не хотелось.
Какое-то время они были поглощены сюжетом кинокартины, потом Надя спросила.
– А почему ты уверена, что папа любит тебя?
Мама удивилась, и теплый ее взгляд заволокла строгость:
– Что за вопрос, Надя?
– Да нет, я ничего не имею в виду и не намекаю. Я спрашиваю просто. Ты же что-то чувствуешь такое в папе, что понимаешь: да, он меня любит? Или нет?
Мама просветлела:
– А ты влюбилась, да?
– Да нет же, мама, ну просто…
– Почему я уверена в его любви? – Мама едва заметно пожала плечами. – Не знаю, что тебе сказать. Просто знаю, по поступкам вижу, по тому, как он общается со мной… Ну ты ведь тоже чувствуешь, что он тебя любит.
– И ты в его любви никогда не сомневаешься? Даже когда он в субботу вечером идет на работу?
– Надя, такой вопрос мне не нравится!
– Да нет же, не намекаю, просто спрашиваю…
– Семья, Надя, это вера друг в друга, в близких людей. А у нас хорошая семья, верно? Как ты считаешь?
Надя сделала вид, что внимательно смотрит фильм, но, чувствуя настойчивый мамин взгляд, вынуждена была ответить:
– Хорошая, конечно…
Дима сразу прошел в свою комнату и достал из сумки конспекты, хотел повторить. Дверь не закрыл, поэтому папа по пути на кухню зашел к нему в комнату и сел на кровать.
– Учишь?
– Учу.
– Работа как? Платят?
– Платят, на учебу хватает.
– Ну хорошо, если так.
Папа еще немного посидел и со вздохом поднялся. Для Димы учебник в руках был спасением и минутами сладкого забвения, ведь нужно было волноваться за судьбу Руси, на которую напали монголо-татары, а не за свою собственную. После разговора с папой он уткнулся в книгу, только бы не расстраиваться и не бояться за будущее своей семьи.
Папа в последнее время сдал, как и мама. Они как будто оба стали слабоумными детьми, с удивлением смотрящими на солнце и весь окружающий мир. Диме хотелось встряхнуть их, а потом умолять снять с него груз ответственности и позволить последние школьные месяцы провести в беззаботности и спокойствии, но Дима все больше уходил в себя и включал наушники, когда папа приходил домой после очередной неудачной попытки выкарабкаться из долгов и тихо переговаривался с мамой на кухне, решая, на чем еще можно сэкономить.
«Хватит строить бизнес-планы, от которых нет никакого толка, просто пойди уже куда-нибудь работать! Ничего, люди и на зарплату дворников живут, ничего! Но работать нужно, а не просто стараться снова запрыгнуть на крышу небоскреба, оказавшись внизу, на асфальте», – думал Дима каждый раз, когда видел понурого отца, и ничего не мог поделать со своей рухнувшей верой в сильного папу, приказам которого нельзя не подчиниться.
Через полчаса, устав от информации и зубрежки, Дима открыл группу своей гимназии и, немного посомневавшись, стал искать Верочку. Перешел на ее страницу. Фотографий мало: несколько с подругами и одна – на которой Вера в забавном колпачке стоит с тортом и цветами. Дима улыбнулся. Настолько простой и милой показалась она ему здесь, что он, толком ничего не обдумав, подал заявку в друзья и тут же закрыл приложение, чтобы не изводить себя ожиданием. На кухне родители снова зашептались. Когда мама сказала: «Ничего-ничего, как-нибудь выкрутимся», Дима вставил наушники и попытался вникнуть в текст учебника.
«Я все сделаю сам! Сам всех вытащу!»
Озадаченный насущными делами, он даже не заметил, что его заявка в друзья была принята.
В школу Паша пришел пораньше, чтобы обсудить с директором свой эксперимент.
– Он занят, молодой человек, зайдите позже, – сказала секретарь.
Попробовал после обеда и снова получил тот же ответ. Долго кружить вокруг кабинета директора как ястреб Паша не мог. После уроков он должен был помогать Диме с историей, поэтому спросил:
– А записать на прием вы меня можете?
– Учеников не записываем. Обычно он сам вызывает.
– Но мне срочно, он знает.
– Ну разбей окно!
Паша едва сдержал себя, чтобы не хлопнуть дверью приемной. «Что за женщина такая! Пять минут пообщался и уже начинаю понимать Раскольникова».
Дима ждал его в библиотеке, обложившись книгами. До контрольной осталось пять дней, поэтому заниматься они решили как можно чаще.
– Как успехи? – спросил Паша, с тяжелым вздохом опускаясь на стол напротив.
– Смута.
– В смысле период в русской истории?
– Вообще – да, но понимай как хочешь, – отозвался Дима.
– Ладно, поехали.
Паша открыл учебник. Они занимались около часа, и, когда Паша уже закончил рассказывать про правление первых Романовых, Дима вдруг сказал:
– Я, знаешь, понял, что очень плохо представляю себе, как происходило сражение с монголо-татарами на Куликовом поле.
– Ну ты, конечно, и отбросил нас сейчас назад.
Паша вырвал из тетради лист и принялся рисовать, но в библиотеку вплыла Надя, и он прервался. Паша сам удивился, что в голове его возникло именно такое слово – «вплыла», но по-другому Надины движения и то, как она по привычке вытягивала при ходьбе носочки туфель, как будто исполняла балетное па, назвать было нельзя.
– Паш, ты чего застыл-то? – услышал он Димин голос.
Паша продолжал смотреть на Надю. Вот она положила на стойку перед библиотекарем три толстые книги и расписалась в своей карточке, вот заправила прядь волос за ухо, и на свету игриво блеснула маленькая золотая сережка, которую почти никогда не бывает видно. Паше захотелось улыбнуться отчего-то. Надя застегнула сумку и окинула читальный зал взглядом. Увидела их с Димой и подошла.
– Привет, что делаете?
– Историю учу, Паша помогает, – ответил Дима, быстро взглянув на нее, и уткнулся в тетрадь.
Паша удивился, как это ему не захотелось подольше посмотреть на ее румянец и мелькающую в копне темных волос золотую сережку.
– Мы почти закончили, можем потом экспериментом заняться, – сказал Паша.
– Что ты, – Надя покачала головой, – у меня балет.
– Да, я
