– А там, где сбили Стивена?
Клод отрицательно покачал головой:
– Мы не можем поставить камеры на каждом перекрестке в Париже, так что на той маленькой улочке нет ни одной. Но у владельцев магазинов могут быть собственные камеры. Мы их проверим, как только магазины откроются. И все же есть одна вещь, которую я пока никак не могу понять.
– Был ли Стивен целью или это случайность?
– Да. Если это было покушение именно на месье Горовица, то откуда водитель узнал, что это он?
– А если это была случайность, террористическая атака, похожая на другие атаки с использованием машин, то почему водитель не попытался сбить как можно больше народу? – сказал Гамаш. – Нас. Мы были не менее уязвимы, чем Стивен.
– Да. Мы рассматриваем этот случай как наезд, но, – он поднял руку, упреждая возражения, – но действуем так, как если бы имели дело с покушением на убийство.
Клод Дюссо посмотрел на друга. И произнес слова, которые Арман Гамаш хотел услышать:
– Я тебе верю.
Они оба повернулись в сторону распахнувшихся дверей.
Глава шестая
Как только скрипнула входная дверь, Рейн-Мари мгновенно проснулась и встала с постели.
– Арман?
– Oui, – отозвался он шепотом, сам не зная почему.
Рейн-Мари включила свет в коридоре.
– Что Стивен? – спросила она, обнимая его.
– По-прежнему жив.
– Слава богу. – Не успев произнести эти слова, она подумала, не рано ли славить Бога. – Как он?
– Состояние критическое. Мне не разрешили посмотреть на него.
– А ты как?
Рейн-Мари посмотрела в его изможденное лицо и вгляделась в его глаза. Потом снова прижала его к себе, а он заключил ее в объятия.
Они поплакали о Стивене.
О себе.
О мире, в котором могут происходить такие вещи, когда счастливые люди идут по знакомой улице.
Они разомкнули объятия, вытерли слезы, высморкались, и Арман прошел за ней в кухню.
По дороге домой в такси он хотел только обнять Рейн-Мари, принять горячий душ и забраться в кровать. Но теперь он сидел за кухонным столом, глядя перед собой.
Рейн-Мари поставила на газовую конфорку видавший виды чайник, достала заварочный.
Кухня была старомодная. Они собирались ее обновить, но как-то все руки не доходили. Вероятно, потому что никто из них по-настоящему не хотел здесь ничего менять. Такой эта кухня была при Зоре, бабушке Армана, которая заправляла здесь, разговаривая на странной смеси идиш, немецкого и французского.
Она выросла в Париже и потому говорила на французском и идиш – языке ее родителей. А немецкий освоила в лагерях.
Она завещала Арману квартиру вместе со всем ее содержимым, сводившимся главным образом к ее безграничной любви, которую он всегда носил с собой в сердце.
«Nein. Opshtel, – почти слышал ее голос Арман. – Чай всегда лучше, когда wasser еще не совсем bouillant[23]. Пора бы тебе уже выучиться», – выговаривала она ему.
«Не plotz»[24], – неизменно отвечал он, что сильно веселило ее.
Его бабушка давно умерла, и теперь он наблюдал за тем, как Рейн-Мари хозяйничает на этой кухне, отводя от глаз выбившиеся седые пряди. Она принесла чайник с хорошо заваренным чаем и кувшин молока из старого капризного холодильника.
– Merci, – сказал Арман, размешивая сахар. – Врачи говорят, что у него, возможно, поврежден мозг, но все же активность наблюдается.
Рейн-Мари отхлебнула чая. Она знала: Арман думает о том же, но пока не может это сказать.
После чая Арман принял горячий душ, подставив лицо под воду. Пробуя на вкус соль, смываемую с его лица.
Он лег в кровать рядом с Рейн-Мари и сразу же погрузился в глубокий сон.
Три часа спустя, когда сквозь кружевные занавески в комнату проник свет, Арман проснулся. В первый момент он испытал полное умиротворение. Здесь, в этой знакомой квартире. В окружении знакомых запахов, таких домашних, таких привычных.
Но секунду спустя он все вспомнил и тут же схватил телефон, чтобы проверить сообщения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Из больницы не пришло ни одного.
Рейн-Мари уже встала. Она прошлась по магазинам на улице Рамбюто и принесла свежие круассаны из любимой пекарни Армана «Pain de Sucre».
Он пошел на запах крепкого душистого кофе и увидел на кухонном столе сыр, малину, спелые груши. И круассаны. Вместе с pain aux raisins, купленными вчера вместе со Стивеном.
– Уже встал? – спросила Рейн-Мари. – Как спалось?
– Хорошо. Очень хорошо, – сказал он, целуя ее. – Недолго, но сон был глубокий.
– Из больницы больше ничего?
– Нет. А как ты?
– Пожалуй, я пока не оправилась от потрясения. Не могу поверить, что это случилось.
Арман обнял ее, потом ушел в ванную, еще раз принял душ и побрился. Одеваясь, он увидел свой вчерашний костюм, брошенный на стул. Даже с другого конца комнаты кровь бросалась в глаза.
Он снова проверил сообщения в смартфоне, опасаясь найти то, чего он так боялся. Больница наверняка сообщила бы, если…
За завтраком он позвонил Даниелю, потом Анни. Вчера ночью он отправил им сообщения с последними сведениями о Стивене, но теперь хотел услышать от них, как дела.
Ответил ему Жан Ги:
– Из полиции есть новости?
– Non. Я как раз собирался позвонить.
– Они рассматривают дело как попытку убийства?
– Да.
Жан Ги вздохнул:
– Слава богу. Чем я могу помочь?
– Ты вчера общался со Стивеном больше, чем я. Он не говорил ничего такого, что может быть важным? Что-нибудь о его нынешних проектах, о его тревогах?
– Мы с Анни перебирали наш вчерашний разговор с ним. Ничего не нашли.
На заднем плане послышался голос Анни:
– Телефон, скажи ему про телефон.
– Oui. Он все время поглядывал на телефон, словно ждал звонка или сообщения.
– Вот как, – сказал Арман.
Стивену обычно очень не нравилось, когда люди доставали телефон за столом, уже не говоря о том, чтобы пользоваться им.
– Каким он тебе показался? – спросил Арман.
– Как обычно. В хорошем настроении.
– О чем вы говорили?
– Да ни о чем. Ну… – Жан Ги рассмеялся. – Я упомянул об одном проекте на работе, и он как будто заинтересовался, а потом обвинил меня в том, что я понапрасну трачу его время.
Арман задумался. Он тоже вспоминал свой разговор со Стивеном в Музее Родена. И хотя Стивен казался таким же, как всегда, один странный момент все-таки был. Когда они говорили про дьяволов.
«Не прямо здесь», – сказал он. И это навело Армана на мысль, что Стивен знает где.
Теперь он пожалел, что не стал уточнять, но тогда это казалось таким безобидным.
А затем Стивен добавил, что не боится смерти.
Арман надеялся, что это правда, но теперь он увидел в этих словах что-то еще. Не то, что его крестный был провидцем, а то, что Стивен действительно знал о чем-то.
– Если это было сделано намеренно, то кем? – спросил Жан Ги.
– Стивен многим досаждал, – ответил Арман.
– Вы думаете, это месть?
– Или превентивный удар. Нанесение удара, прежде чем удар нанесет он.
– Миссис Макгилликадди должна знать, если Стивен что-то планировал, – сказал Жан Ги.
«Черт, – подумал Арман. – Миссис Макгилликадди. Нужно было позвонить ей вчера вечером».
Эта женщина долгое время служила у Стивена секретарем и помощником.
Он посмотрел на часы. Разница с Монреалем составляет шесть часов. Значит, там сейчас час ночи. Пусть пожилая женщина поспит спокойно несколько часов, прежде чем узнает новости, которые наверняка ее потрясут. К тому же через несколько часов он будет больше знать о состоянии Стивена.
Попрощавшись с Бовуаром, он позвонил Клоду Дюссо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– У нас есть записи с камер видеонаблюдения, – сказал префект. – Этот фургон был угнан в тот же вечер. У нас есть запись, на которой он сворачивает на улицу Риволи сразу после того, как сбили месье Горовица. Оттуда он направился на мост Конкорд, затем на левый берег, а оттуда на юго-восток. Но потом этот фургон исчез на маленьких улочках. Машину мы найдем, я в этом не сомневаюсь. Другой вопрос, что она сможет нам рассказать. Есть новости о состоянии месье Горовица?
