постоянно улыбается, а на большой перемене часто помогает уборщикам. От счастья она буквально искрится.
– Она кажется очень славной.
– Так и есть. Фейт тоже милаха, а вот Аарон… Парень он хороший, но любит перегибать палку.
Таннер Скотт, несуразный придурок по гроб жизни, я киваю. Себастьян поворачивается ко мне, и я чуть ли не физически чувствую его улыбку.
– Ну а у тебя братья-сестры есть? – спрашивает он.
Видишь, Таннер? Вот как это делается. Заведи разговор.
– У меня есть младшая сестра, Хейли, – отвечаю я. – Ей шестнадцать. Она в одном классе с Лиззи. Дьявольское отродье! – Я осознаю, что брякнул, и в ужасе смотрю на Себастьяна. – Боже, поверить не могу, что у меня вырвалось такое. И еще это… богохульство…
– Здо-орово! – стонет Себастьян. – Теперь я не смогу с тобой разговаривать. Уже с завтрашнего дня!
Сам чувствую, что лицо у меня кривится от презрения, и слишком поздно догадываюсь, что это шутка. Улыбка Себастьяна погасла. Она исчезла, едва он понял, какой я бестолковый, как легко верю грязным толкам о его вере.
– Прости! – Он поднимает уголок рта. Совершенно не похоже, что Себастьяну не по себе, скорее эта ситуация его забавляет. – Я пошутил.
У меня кровь кипит от смущения, и я вымучиваю уверенную улыбку, которая всегда помогает мне добиваться своего.
– Не суди строго. Я только учусь говорить по-мормонски.
К моему огромному облегчению, Себастьян смеется.
– Так я тебе переведу!
После этого мы склоняемся над моим ноутбуком и читаем с экрана две жалкие фразы: «Юный квир-полуеврей переезжает в рассадник мормонов. Он спит и видит, как бы унести оттуда ноги».
Себастьян ощутимо напрягается, и я моментально чувствую свой промах: сюжетную заготовку я так и не отредактировал. У меня душа уходит в пятки.
Пусть знает, что мне не терпится уехать. Пусть знает, что я не стыжусь называть Прово рассадником мормонов, хотя стыдиться, может, и стоит. Есть кое-что ужаснее…
Я не убрал слово «квир».
В Прово ни одна душа – во всяком случае, за исключением родителей и сестры – не знает обо мне правду.
Я стараюсь незаметно оценить его реакцию. Щеки у Себастьяна розовеют, взгляд возвращается к началу написанного: он перечитывает.
Я уже открываю рот, чтобы заговорить – объясниться! – но Себастьян меня опережает:
– Так это и есть основная тема твоего романа? Хочешь написать о гомосексуале, живущем в Прово?
Чувствую, как в кровь выбрасываются эндорфины. Какое облегчение! Себастьян, разумеется, не подозревает, что я пишу автобиографический роман.
– Ага, ага! – Я энергично киваю. – Я хотел сделать протагониста бисексуалом.
– И он недавно сюда переехал…
Я снова киваю и тут же чувствую в его голосе что-то неприятное, какую-то догадку. Если Себастьян наводил-таки справки о Таннере Скотте, ему наверняка известно, что в Прово я приехал перед десятым классом, что мой отец – еврей, что он кардиохирург и работает в клинике Университета долины Юты.
Возможно, ему даже известно, за что мою мать отлучили от церкви.
Себастьян перехватывает мой взгляд и улыбается. Чувствую, он очень тщательно контролирует свою реакцию. Чувствую, он все понял. Еще чувствую, я перемудрил, опасаясь, что Дейв-Футболист расскажет епископу, а епископ расскажет Себастьяну. Я сболтнул правду сам.
– Об этом больше никто не знает, – быстро говорю я.
Себастьян коротко качает головой.
– Таннер, все в порядке.
– Никто-никто. – Я провожу ладонью по щеке. – То слово я хотел удалить. Это одна из причин того, почему я буксую с сюжетными набросками. Главный герой у меня неизменно получается бисексуалом, а я не представляю, что смогу написать такой роман на Литературном Семинаре. Я не представляю, что это одобрит Фуджита или мои родители.
Себастьян подается вперед и снова перехватывает мой взгляд.
– Таннер, писать нужно то, что хочется.
– Мои родители убеждены, что в Прово можно открыться лишь человеку, которому доверяешь целиком и полностью.
Я даже лучшей подруге не доверился, а тут за мгновение излил душу именно тому, с кем откровенничать не стоило.
Себастьян медленно поднимает брови.
– Твои родители в курсе?
– Угу.
– И они это приняли?
– Мама… ну, она приняла это с распростертыми объятиями.
После секундной паузы Себастьян снова поворачивается к ноутбуку.
– Написать на эту тему – идея отличная. – Себастьян тянется к экрану указательным пальцем. – Всего две фразы, а какие емкие! В них столько чувства, столько боли… – Уже в который раз он перехватывает мой взгляд. Его глаза – безумная смесь зеленого, желтого, карего. – Не знаю, смогу ли я помочь тебе с таким романом, но сюжет обсудить готов.
Эти слова проникают мне в сознание с неприятным скрипом, и я морщу нос.
– А если бы я писал про драконов и зомби, ты был бы полезнее?
Смех Себастьяна быстро становится моим любимым звуком.
– Зачетно, Таннер!
Пульс приходит в норму минут через двадцать, но все это время Себастьян говорит. Похоже, он в курсе, что от паники у меня мозги наперекосяк, и старается меня успокоить: у его фраз завораживающая мягкость, как у журчания реки.
Он говорит, что сюжет в виде абстрактной идеи на этом этапе совершенно нормален; что любой роман начинается с чего-то подобного – с предложения, с образа, с обрывка диалога. Он говорит, что определиться нужно с личностью протагониста и с сущностью конфликта.
– Удели внимание двум его отличительным чертам, – советует Себастьян и загибает пальцы. – Он антимормон, а еще… – Второй палец замирает.
– Он квир, – подсказываю я.
– Да, точно. – Себастьян нервно сглатывает и сжимает пальцы в кулак. – Этот парень ненавидит всех мормонов и замышляет побег, но, едва он уедет, родители отрекутся от него и вернутся в лоно церкви?
– Нет… – Похоже, историю моей семьи Себастьян не знает. – Думаю, семья поддержит парня.
Задумавшись, Себастьян откидывается на спинку стула.
– Парень ненавидит СПД, сбежит из города, но в итоге попадет в сети другой культистской церкви?
Я смотрю на Себастьяна, удивляясь его способности смотреть на СПД глазами неверующего и с таким негативом говорить о своей церкви.
– Не знаю, может быть, – отвечаю я. – И что непременно буду чернить СПД, тоже еще не факт.
Себастьян смотрит мне в глаза, потом быстро отводит взгляд.
– Какую роль в романе играет его… ну, его бисексуальность? – Так, с запинкой, он впервые произносит это слово, и краска смущения делает его лицо похожим на тепловую карту.
Хочется спросить: «У меня есть шансы тебе понравиться? У такого, как я, есть шансы подружиться с таким, как ты?»
Но ведь Себастьян уже здесь, уже проявляет бескорыстную искренность к такому, как я. Нет, я рассчитывал, что он придет и сыграет в хорошего ассистента препода – ответит на пару вопросов, настроит на рабочий лад,
