невероятными, дикими жестами, вскидывая руки над головой, что я в этот момент понял: ничего не случится, если я куплю пленку только в понедельник. Хорошо, сказал я, подкрепив свои слова такими же устрашающими жестами, тогда я приду в понедельник. Мы оба еще какое-то время дико жестикулировали, отвечая на то, что у каждого из нас вертелось в голове, а потом разошлись.
Рамбервиллер. Слово «пшеница», которое всегда мне так нравилось, не оставляет меня в покое во время ходьбы, так же как и слово «бодрый». Попытка найти связь между этими двумя словами потребовала мучительных усилий. Можно бодро идти, можно сжать пшеницу серпом. Но вместе «пшеница» и «бодро» никак не сочетаются. Мощный лес прикидывается смирным. На перевале встречаются два грузовика, при этом они так притискиваются друг к другу кабинами, что один водитель может перебраться к другому, не выходя на дорогу. Они вместе обедают, не говоря ни слова. Они так делают уже двенадцать лет подряд, на одном и том же участке пути, на одном и том же месте, все слова уже кончились, еду же можно купить. Лес постепенно тут сходит на нет, так же как и холмы с резкими перепадами высоты. На много-много километров вокруг необитаемая земля с редкими деревьями, которая во время Первой и Второй мировых служила местом сражений. Ландшафт становится более открытым и просторным. Капает робкий дождик на грани того, чтобы доставлять неприятности. У меня колоссальный водообмен, потому что я бодро шагаю и думаю о пшенице. Все вокруг серым-серо. Неожиданно появляются коровы и удивляются. Во время страшной снежной бури в Швабском Альбе мне повстречался временный загон для овец, овцы мерзли и были в полном смятении, а когда они увидели меня, они стали жаться ко мне, как будто я мог найти решение, единственное спасительное решение. Такого доверия, какое излучали овечьи морды под снегом, я еще не встречал в своей жизни.
Дождь, дождь, дождь, дождь, дождь, один сплошной дождь, почти ничего другого не сохранилось в воспоминаниях. Постоянное равномерное капание, и дорога стала бесконечной. На полях никого, идешь через лес без конца. Люди, едущие на машинах на этом участке, вдоль которого долго тянется лес, избавляются от лишних предметов; вон там лежит женская перчатка, чемодан, вероятно полный, я не проверял, целая газовая плита. В одной деревне трое ребятишек шагали на почтительном расстоянии за мальчиком, который нес в полиэтиленовом пакете, наполненном водой, аквариумную рыбку. Коровы и тут пустились при виде меня галопом вскачь.
Номекси, Нивкур, Шармез. На последних километрах меня подвез какой-то мужчина, потом, проехав с ним немного, я пересел на дряхлый грузовичок, в кузове которого перекатывались пустые стеклянные бутылки. От предложенной мне сигареты я отказался, от сырости и медленного согревания тела от меня шел пар. Из-за моего пара в обеих машинах в одну секунду запотевали стекла, так что водителю грузовика пришлось остановиться, чтобы найти тряпку, – иначе ничего не было видно. На боковой дороге в сторону Шармеза была выставка «караванов» и походных трейлеров, которые теперь, зимой, стояли совершенно пустые и заброшенные за железным сетчатым забором. Только в одном из них имелись мебель и кровать, это был самый шикарный экспонат всей выставки, настоящий гигант, выдвинутый в самый перед, к дороге, рядом со светофором, возле которого постоянно останавливаются грузовики. К тому же он был поднят на деревянный подиум. Все остальные, стоявшие в глубине, были голыми и пустыми, а в главном выставочном экспонате имелись даже холодильник и кровать с одеялом, отороченным шелковыми рюшами и кружевами. Воспользовавшись коротким моментом, когда поблизости не было машин, я одним движением взломал вагончик. Когда я подошел к кровати, трейлер неожиданно опустился одним концом вниз, как доска на качелях на детской площадке, и теперь стоял слегка покосившись, задрав другой конец вверх. У него только спереди и по центру были подпорки, а сзади, там, где была кровать, – нет. Я испугался, а снаружи, у светофора, это увидел водитель грузовика. Он даже слегка замедлил ход, посмотрел на меня с выражением полного непонимания на лице, но поехал дальше.
Перед сном я отправился прогуляться по центру городка, хотя уже находился за сегодняшний день. Тут шла праздничная процессия с духовой музыкой, петардами и маленькими девочками, которые вышагивали как на параде. Родители, дети, а за ними телега, которую тянул трактор. На телеге, вокруг которой сгруппировались члены добровольной пожарной дружины, стоял Дед Мороз и бросал детишкам леденцы из картонной коробки, а те ловили их с такой жадностью, что двое мальчиков, кинувшихся за отлетевшими слишком далеко сладостями, больно ткнулись со всего размаху в запертую дверь. Сам Дед Мороз выглядел настолько нелепо, что меня чуть удар не хватил. Лица почти не видно из-за огромной ватной бороды и усов, а то, что еще можно было бы как-то разглядеть, скрыто под солнечными очками. Ровно тысяча человек собралась перед ратушей, и Дед Мороз приветствовал толпу с балкона. Незадолго до этого трактор случайно въехал в стену дома. Мальчишки бросили петарды под ноги девочкам в форме, которые разбежались в разные стороны, а потом все дружно отправились в ближайшее бистро в туалет. Когда Дед Мороз в своих солнечных очках возник на балконе, меня затрясло от внутреннего смеха. Люди стали на меня странно посматривать, и я удалился в бистро. Когда я жевал свой сэндвич, я, не заметив, зажевал и конец своего шарфа, от этого меня снова всего затрясло, так что стол заходил ходуном, хотя внешне этот приступ внутреннего смеха никак не отразился на моем лице, скорее, оно выглядело совершенно перекосившимся. Официант обратил на меня внимание, и я предпочел сбежать на окраину городка, в трейлер, в тот самый роскошный выставочный экземпляр. Правая нога от долгого перехода выглядит не слишком хорошо. Ахиллово сухожилие по-прежнему воспалено, тут все еще значительная опухлость, к тому же еще и щиколотка опухла, вероятно потому, что я целый день шагал по асфальтированной дороге, при этом левая нога ступала по ровной поверхности, тогда как правая попадала на легкий скос, сделанный для стока дождевых вод, то есть не становилась ровно и при каждом шаге слегка подворачивалась. Завтра мне обязательно нужно будет время от времени переходить с одной стороны на другую. Пока дорога шла через поля, ничего не чувствовалось. Подошвы горят от раскаленного ядра в недрах Земли. Ощущение одиночества сегодня острее, чем когда бы то ни было. У меня развиваются диалогические отношения с самим собой. От дождя можно ослепнуть.
Суббота, 7.12
