Расследование я решил начать с двух наиболее резонансных событий, связанных с именем Обухова – с истории с погибшим в аварии молодым человеком и со стариком, выселенным из дома. Если верна моя основная рабочая гипотеза, и речь идёт о группе неких народных мстителей, то они, конечно, должны были отметиться возле этих громких дел. По опыту я знал: к радикальным действиям переходят, только разочаровавшись в мирных способах решения проблемы. А они, эти способы, всегда оставляют следы. Возможно, кто-то из активистов выходил на митинг или пикет в защиту пострадавших, и был задержан там полицией, или переписывался с официальными органами власти по их поводу, или пытался помочь им просто в частном порядке – деньгами или вещами. Выяснив у родственников пострадавших имена этих активистов, останется только установить связь между ними и сотрудниками «Терпиловки»… Адреса фигурантов обоих скандалов я нашёл быстро. Семья погибшего в аварии молодого человека жила в двух кварталах от центра города на Качаевской, а родные старика – на Абрикосовой.
Пройтись по этим адресам я решил этим же вечером, не откладывая дела в долгий ящик.
Глава седьмая
Остаток дня в редакции прошёл в хлопотах. Большую часть времени я пытался уяснить себе удивительно неудобную и запутанную производственную систему, принятую в газете. Журналисты теряли массу времени, по нескольку раз распечатывая на принтерах полосы со своими материалами, бесконечно таская их из корректорской на вёрстку и обратно, а после ещё и дожидаясь утверждения статей у главного редактора. Бумаги на весь этот процесс уходило целое море, и в день выпуска номера все корзины в кабинете были утрамбованы ей под самые крышки. Издательский процесс значительно упростился бы, согласись корректор и ответственный секретарь – две сухие тётушки предпенсионного возраста, редактировать газетные тексты на компьютере. Но те из каких-то луддистских соображений наотрез отказывались учить компьютерную грамоту, и сделать с ними, по словам Милинкевича, ничего нельзя было. Впрочем, я не думаю, что он всерьёз пытался тут что-то менять. В пыльной атмосфере «Терпиловки» плавало смешанное ощущение самодовольства, скуки и равнодушной привычности ко всему. Эта газета со своими высокопарными панегириками власть предержащим, восторгами несуществующими успехами и намеренным игнорированием реальных проблем так привыкла сторониться настоящей жизни, что, в конце концов, окончательно отгородилась от неё непроницаемой стеной. Пределов этого сонного царства не достигали вольные запахи и звуки, день здесь менялся ночью по мановению начальственной руки и любая мысль, не согласованная с генеральной линией, разбивалась оземь как замёрзшая птица в январскую стужу. Тут с суеверным ужасом избегали любых перемен – одно неосторожное движение и в выстраиваемое годами тёплое застойное существование нахлынет, не дай Бог, свежий воздух…
На работе после шести часов никто из сотрудников не засиживался. В конце дня я, не без труда отклонив навязчивые приглашения Милинкевича выпить с ним по кружке пива, отправился по запланированным делам. Когда я вышел на улицу, залитую светом фонарей, в моём кармане раздалась телефонная трель. На экране аппарата высветился номер Ястребцова.
– Игорь, здравствуй. Не помешал? Можешь общаться сейчас? – нетерпеливо заговорил Николай.
– Могу.
– Ну как ты, устроился в газете?
– Всё хорошо, познакомился со всеми, даже выполнял сегодня кое-какие редакционные задания.
– Стопоров содействие тебе оказал?
– Да, с ним всё хорошо.
– Ладно, слушай. У меня для тебя кое-какие полезные материалы по делу есть, где и когда мы можем сегодня встретиться?
– Давай около восьми часов, – сказал я, вспомнив о своих планах в городе.
– Договорились, давай в восемь. Где площадь Лермонтова знаешь? – спросил Николай. – Ну где памятник, там ещё скамейки кругом и библиотека напротив?
– Да, знаю.
– Давай там? Место свободное, хорошо просматриваемое и в то же время не людное. Если за тобой кто-нибудь пойдёт, я сразу замечу.
– Я согласился и отбил вызов. Сейчас около шести, следовательно, на то, чтобы обойти первых свидетелей у меня осталось два часа. Не теряя времени, я отправился на Качаевскую, к дому Куваева, молодого человека, погибшего в аварии с дочерью Обухова. Это оказалось длинное и обшарпанное здание, какие часто возводили в нищее послевоенное время – с кирпичным первым этажом и надстроенным деревянным вторым. Находилось оно в тёмном закоулке позади бывшего универмага «Заря», ныне превращённого в бар с боулингом. Миновав тёмный двор, заваленный прогнившими деревянными поддонами и пустой пивной тарой, я подошёл к ободранной дерматиновой двери подъезда. Она висела на одной петле, и, c усилием отворив её, я шагнул в пропахшее сыростью помещение. Дом, кажется, давно стоял без обитателей – нигде не было заметно ни света, ни движения. Осторожно ступая по сиротливо скрипящим доскам пола, усеянным газетными обрывками и обломками мебели, я прошёлся по первому этажу и заглянул в одну из открытых квартир. Ещё на пороге мне в нос ударил прогорклый запах гари и испражнений – явный признак недавнего пребывания бездомных. Задержав дыхание, я ретировался на улицу и, по периметру обойдя здание, ещё раз взглянул на его номер. Нет, адрес верен, именно он значился в сообщениях на форуме. Но куда делись хозяева?
Возле подъезда соседнего дома я заметил двух старушек, топтавшихся в весенней слякоти у разбитого порога и что-то наперебой обсуждавших.
– Извините ради Бога, не подскажете что произошло? Я пришёл навестить знакомых, а в доме что-то нет никого, – обратился я к одной из них.
– Тридцать шестой-то? – ответила бабка, глянув на меня маленькими косящими глазками из-под сдвинутого до бровей шерстяного платка. – Так его давно уже расселили, больше года. А кого вы ищете?
– Куваевых, – ответил я.
– Куваевы… – задумалась она. – Не помню таких. А из какой квартиры?
– Да, Света, это же те Куваевы, у которых сын в аварии погиб, помнишь? – вмешалась её товарка, старуха в зелёном плюшевом пальто и вязаной шапочке с помпоном.
– Ах, да, да, вспомнила. Точно, Женька Куваев… Хороший был парень. Только они, молодой человек, давно уже переехали.
– А куда, не подскажете? – спросил я.
Старуха, опустив голову, задумалась.
– Кажется, родители в Раменском квартиру купили, а другой их сын, у них ведь двое мальчишек было – Женька и Володька – он в Москве сейчас, в авиационном учится.
– Ясно, спасибо большое, – поблагодарил я, уходя.
Что ж, похоже, первый след оборвался. Розыск Куваевых займёт немало времени, а значит, придётся оставить его на потом…
Семья фигуранта другого скандала – пенсионера Сотникова, жила на улице Абрикосовой, в шахтёрском посёлке, расположенном в дальней части города. Это был небольшой микрорайон, застроенный напополам хрущёвками и облагороженными бараками, оставшимися ещё со времён разработки первых оловянных месторождений. Путь туда на маршрутном такси занял двадцать минут. Домофона в подъезде не было. Стараясь не касаться оплавленных перил, я поднялся по заплёванной и забросанной окурками лестнице на неосвещённую площадку второго этажа, и, найдя при помощи включённого экрана мобильного телефона нужную квартиру, надавил пластиковую пуговку звонка. На этот раз удача улыбнулась мне – за дверью раздались поспешные шаги и немного спустя чей-то простуженный голос осторожно поинтересовался: «Кто там?»
– Здравствуйте, я хотел бы узнать, не здесь ли живёт Сотников Николай Кузьмич? – сказал я громко.
– Здесь, а кто его спрашивает?
– Меня зовут Игорь Свиридов, я корреспондент «Терпиловской правды».
– Подождите секундочку.
Послышался скрип отодвигаемой щеколды, мелодично тренькнула снимаемая цепочка и дверь отворилась. На порог вышла хозяйка, женщина лет пятидесяти, полноватая, с болезненно-жёлтым обрюзгшим лицом, живыми карими глазами и маленьким как кнопка, самоуверенно вздёрнутым носом. Она была в вязаном свитере и застиранной ситцевой юбке.
– Вы по какому делу? – спросила она, внимательно и недоверчиво присматриваясь ко мне.
– Я по поводу случая с Николаем Кузьмичом, – сказал я, стараясь говорить как можно спокойнее и увереннее. – Скажите пожалуйста, кем вы ему приходитесь?
– Я его дочь, – ответила женщина.
– А как вас звать?
– Анна Николаевна.
– Анна Николаевна, мы готовим сейчас новый материал по вашей истории, и если вы не против, я хотел бы пообщаться с вашим отцом.
– Да были у нас уже журналисты… – разочарованно произнесла женщина, но всё-таки сделала шаг в сторону от двери. – Ну что же, проходите.
Я вошёл. Обстановка была бедная: рассохшееся жёлтое трюмо с зеркалом, по бокам обклеенное выцветшими детскими вкладышами от жвачки, погнутая жестяная вешалка, пол, покрытый порядочно истёртым и в нескольких местах вздыбившимся паркетом…
