— Так что, ты считаешь, что Христос не был Богом? — Эльза, наконец, перестала искать свой закатившийся куда-то смех и задала первый и последний умный вопрос в своей жизни.
— Как по мне, то нет, — подписал себе окончательный приговор Джим.
— И кем же он, по-твоему, был? — осторожно, как у человека с гранатой без чеки, спросила Елен.
— Пророком.
— Пророком?
— Да, пророком. Как Мухаммед, как Будда, Конфуций, Лютер, как многие другие, которым открылась Истина, ну или хотя бы часть ее. Кто-то постигает больших знаний, кто-то меньших, кто-то познает Бога-мир с одной стороны, кто-то с другой. Кому-то приоткрывают занавеску тайны, а кто-то и в распахнутую дверь не может войти или боится… В разных религиях Бога называют по-разному, но он один. Это признают все религии, в этом они правы. Но каждая их них зовет Его по-своему, и каждая из них в этом уже не права. Каждая религия указывает, как нужно поклоняться своему богу, и здесь они совсем уже не правы. Кто-то не ест свиней, кто-то коров. Кто-то не работает в субботу, кто-то в воскресенье. Эти не так молятся, те не так крестятся. Все это придумано людьми, а не Богом. Думаете, Бог просит, чтобы ему молились? Поклонялись? Амбиции и тщеславие присущи людям, не Ему. Он и так вас создал, вы и так часть его. А Он часть вас. Скажите, нужно ли вам, чтобы вам поклонялся ваш средний палец на правой ноге? А на левой? Так вот, никто никому поклоняться не должен. Поклонение придумали люди, так же как и власть, управление и любую религию.
Джимми, наконец, отбомбился по церкви, успокоился и вернулся на свое место. Еще через мгновение он снова начал смотреть на звезды как ни в чем не бывало, чего нельзя было сказать об окружающих. У Джеббса резко обнаружился столбняк — он застыл с открытым ртом и растопыренными пальцами в форме грудей Эльзы. Сестры сидели, вцепившись друг в друга, и смотрели на Джима как бандерлоги на обеде у Каа. Как я сам выглядел со стороны, сказать не могу: чувствовать я ничего не чувствовал, но шевелиться тоже не мог. В самые тяжкие моменты Джимовой речи я мог только зажмуривать глаза, но тогда мне виделась страшная картина: как тетушка Джинджер в белом балахоне «Ку-клукс-клана» и своем кухонном переднике, с факелом в руке во главе толпы других белых балахонов, привязывающих Джима к столбу и подкладывающих хворост, медленно и тяжело поворачивается ко мне и указывает на меня перстом.
И кто только мог подумать, что это все сидит у него в голове! Тетушка Джинджер уж точно не могла, она всегда ставила Джима мне в пример — он ведь перечитал все религиозные книги в нашем доме и всегда живо интересовался этой темой, но он никогда не высказывал своего мнения, и кто мог знать, что оно у него такое!
Я никогда не был религиозным фанатиком, и походы как в церковь, так и к дантисту воспринимал с одинаковыми пропорционально смешанными чувствами необходимости и ответственности. Но чтобы так к этому относиться! В эту минуту я был готов выдать службе безопасности Святого престола главного еретика тысячелетия только за то, что он только что сломал часть моего мира! И дело даже не в поджаристых боках индейки, и в подарках, не помещающихся в красные валенки над камином! Просто так нельзя… нельзя, Джимми… вслух так точно нельзя. Нет, может, ты где-то и прав! Может. Но чем черт не шутит, а вдруг там, наверху, все-таки сидят, следят и планомерно подсчитывают? Я непроизвольно поднял голову вверх и начал присматриваться и прислушиваться. И почти услышал стук костяшек на счетах, но оказалось, что это звук не с небес, а с земли — это Джеббс начал чем-то стучать в ящике. Чем-то оказалась еще одна фляга — на этот раз с виски. Джеббс все-таки сволочь, но с запасом! Он начал снова шутить, щипать Эльзу, та начала призывно визжать, и мир потихоньку задвигался дальше, а вместе с ним новая фляга по кругу. Все понемногу успокоились, а алкоголь прибрал остатки трудного разговора.
Но через некоторое время я понял, точнее, ощутил краями зрения и разума, что нас стало больше. Он появился не внезапно. Нельзя сказать, что он вообще появлялся, даже нельзя сказать, что я его вдруг увидел. Такое впечатление, что он всегда сидел, весь вечер между Эльзой и мной. Хотя я точно помню, что там никого не было, но весь вечер все понемногу двигались и перемещались, и после бенефиса Джима, когда все застыло, а потом снова ожило, нас было уже не пятеро, а шестеро. Не знаю, понял ли я это первым, но первой отреагировала, как всегда, Эльза — центральная фигура любого вечера, от литературных чтений до садомазохистских оргий. Передавая в очередной раз флягу, она, наконец, отреагировала на чужака, одетого то ли в балахон, то ли в простыню, взвизгнула, а точнее икнула и попыталась вскочить, но плотный ужин и спирт удержали ее тело на земле, только слегка его пошатав.
— Ой, а кто вы? — во второй раз икнула Эльза, удерживая баланс исключительно благодаря фляге в правой руке и вытаращившись на незнакомца, хотя до этого она несколько раз автоматически передавала ему виски. На этот раз не только я, но и все остальные поняли, что среди нас чужой. Незнакомец в ответ лишь кротко улыбнулся, привычным жестом взял из рук Эльзы флягу, отхлебнул, передал ее мне и сложил руки на животе. Я сделал ну очень большой глоток, надеясь, что после этого видение исчезнет, но оно только начало слегка двоиться. Я закрыл глаза, думая, что незнакомец после этого пропадет, но увидел лишь, что тетя Джинджер все еще на месте и продолжает руководить массовыми казнями, поэтому быстренько раскрыл глаза вновь. Незнакомец сидел на своем месте и двоиться перестал. Я передал флягу Елен, которая, не успев как следует отойти от первого шока после монолога Джима, с легкостью впала во второй, при котором вливательные рефлексы были еще частично сохранены, а вот глотательные уже отсутствовали напрочь и она поперхнулась. Ловкий Билли, успевший подхватить выпавшую из ее рук фляжку, дал выход своему стрессу через отчаянное хлопанье по упругой женской спинке.
— Осторожней, госпожа Соколова, так и подавиться не ровен час можно, — произнес незнакомец.
— Мы разве знакомы? — медленно выговаривая все буквы, включая пробелы и другие знаки препинания, спросила Елен.
— Ну, в некотором роде мы все знакомы, — ответил незнакомец, со своей все той же полуулыбкой.
— Мы даже все в какой-то мере все родственники, — подхватил из своего угла Джим, единственный из всех, кто не испугался незнакомца, а скорее всего его даже и не заметил.
— Это как это? — спросил Джеббс, к которому вернулась фляга, а вместе с ней и дар речи.
— Есть теория, что все человечество зародилось в Африке и произошло от одной женщины, правда, было это пару сотен тысяч лет назад, — выписал справку Джим.
— Да, это не очень далеко отсюда было, — незнакомец тряхнул рукой куда-то в темноту за нашими спинами. — Только климат был немного поприятней, сейчас жарко чересчур, — руки снова сложились куда-то в складки балахона, и появилась уже начавшая меня раздражать еле заметная улыбка, которую в следующий раз я уже назову злобной усмешкой.
Повисла и начала медленно раскачиваться, как маятник часов, пауза. Фляга закончилась на Джеббсе, но никто не жалел об этом — мне так точно было уже достаточно впечатлений на сегодня.
— Ну, хорошо тут у вас. Спасибо за угощение. Спасибо за разговор. Мне уже пора, — незнакомец начал раскланиваться, но только на словах, тело в этом прощании пока не участвовало, зато источало безлимитный запас злобных усмешек.
— Да мы ведь и не поговорили толком, — ответила за всех хозяйка вечера.
— Ну, чтобы разговаривать не обязательно произносить слова, тем более, что сказано сегодня было предостаточно, — незнакомец в очередной раз ухмыльнулся, но теперь как будто не сам себе, а Джиму. — Но перед уходом я хотел бы вас отблагодарить, добрые люди. Чего бы вы хотели?
— В смысле? — я решил включиться.
— Ну, какие у вас есть желания?
— У меня? — Я посмотрел на сидевшего напротив меня Джеббса, на пустую фляжку у его ног, затем на валявшийся рядом окурок волшебной папироски и сделал, как потом оказалось, слегка поспешный выбор. — Еще бы косячок, а лучше два!
— Так один или два? Тут важна точность, — и меня озарили улыбкой мудрой черепахи и поворотом ее головы. Знаете, есть такая категория людей, которые считают себя намного умнее других. Они вроде и говорят с тобой, и смотрят на тебя, но улыбаются в никуда и ты понимаешь, что ты для них ничего не значишь. Я не люблю таких людей, и незнакомец был именно такой, а про его улыбку я вам уже говорил. Он начинал меня уже конкретно раздражать и меня понесло:
— Правильно! Чего мелочиться! Один, два — это не масштаб. Надо чтобы много и не кончалось.
— Надо конкретнее, — попросил уточнений бухгалтер в балахоне.
— Конкретнее? Поле! Да, поле. От края до края, — и я помахал разным частям горизонта.
