Наконец мы добираемся до дома, обшарпанная обстановка которого соответствует убогому внешнему виду. Юджени машет рукой в сторону телефона и, сгорбившись, поднимается наверх.
Я осматриваю гостиную. На остатках некогда нарядной люстры болтается на проводе одинокая лампочка, обои висят рваными клочьями, открывая взору растрескавшуюся штукатурку и планки штукатурной сетки. Из мебели только обитые красной тканью диван и кресло с изысканной резьбой. Когда-то эти вещи выглядели роскошно, а теперь превратились в грязные развалины с выпирающими пружинами. Вдоль стен валяется мусор, и стоят перевязанные бечевкой пачки газет.
На верхней ступеньке лестницы сидит меленькая девочка и играет с Барби. Ребенок, кажется, не замечает моего присутствия. Волосы малышки слиплись от грязи и некрасиво прилизаны сзади. В задумчивости я некоторое время наблюдаю за девочкой, а потом набираю наш домашний номер.
Ева мгновенно отвечает на звонок. Похоже, она сидела рядом с телефоном.
– Алло? – шепчет она в трубку. Определенно надеется услышать голос своего приятеля Луиса.
– Ева, это я. Позови бабушку.
– Можешь перезвонить позже? – шипит дочь. – Я жду звонка.
– Милая, ну, пожалуйста. Дело очень важное.
– Ладно, так и быть, – с трагическим вздохом соглашается Ева. – Только мне никак не обойтись без мобильника.
– Намек поняла. А теперь зови бабушку.
– Значит, купишь мобильник?
– Сейчас же позови бабушку!
Дочь бросает трубку, и я слышу звук удаляющихся шагов. «Бабушка! Это мама, говорит, очень срочно!» Последних слов я не слышу, но вскоре к телефону подходит Мутти.
– В чем дело? Что стряслось? – спрашивает Мутти с отрывистым немецким акцентом, от которого так и не сумела избавиться. Акцент становится заметнее, когда Мутти нервничает. – Проблемы с кобылой?
– Нет, но мне требуется помощь.
– Что такое? С тобой ничего не случилось? Все хорошо?
– Не сказала бы. Тебе нужно приехать в Гам-Нек с трейлером для перевозки лошадей. И захвати четыреста долларов наличными, а еще недоуздок для пони и ведро зерна.
На другом конце провода наступает долгая пауза: Мутти переваривает полученную информацию.
– Я приеду, – отзывается она наконец. – Где ты находишься?
Пускаюсь в пространные объяснения о местонахождении высокого клена, в который ударила молния, но внимание отвлекают тяжелые шаги на крыльце. Едва успеваю повернуться, как в дом вваливается мужчина огромного роста и невероятно мощного телосложения. Он толкает дверь с такой силой, что ручка врезается в стену. Затем он останавливается на пороге, сопя и дико вращая безумными глазами.
При виде мужчины девочка в ужасе вскрикивает, а он, перепрыгивая через три ступеньки, поднимается наверх и спотыкается о ребенка. Малышка ползет ко мне на четвереньках и хватает за ноги, уткнувшись личиком в спортивные брюки Дэна.
В этот момент появляется Юджени и открывает рот, пытаясь что-то сказать, но мужчина хватает ее одной рукой за горло, а другой зажимает рот и швыряет о стену.
– Эй, приятель! Полегче! – в ужасе ору я.
Мужчина замирает на месте и начинает спускаться вниз. Поднимаясь наверх, он прошел мимо, но, похоже, не заметил моего присутствия.
– Девять-один-один! Я звоню в полицию! – кричу я, прижимая к уху трубку.
– Mein Gott, Аннемари! Что у вас происходит? – слышится перепуганный голос Мутти.
– Вешай трубку! – ревет мужчина. – Сказал, вешай, или пожалеешь!
– Ну, и что ты сделаешь? – ору я в ответ. – Они уже отследили номер и едут сюда и прослушивают каждое твое слово!
– Ева! Ева! Дай скорее мой мобильный! Да быстрее же! – выкрикивает Мутти на другом конце провода. – Аннемари, – шепчет она в трубку. – Я вызываю полицию по мобильному. Передам, где ты находишься. Они обязательно приедут! Жди! Не вешай трубку! Да быстрее же, Ева! Торопись!
Мужчина отпускает Юджени, и она бессильно падает на пол, словно тряпичная кукла. Теперь он смотрит уже на меня, и застывшее на его лице пустое выражение пугает. Он делает шаг, потом второй…
Девочка хнычет, уткнувшись мне в колени, и я крепко прижимаю к себе малышку.
Мужчина медленно поднимается наверх, не сводя с меня застывшего взгляда. Мощная рука впивается в перила.
– Полицейские слышат каждое слово, – повторяю я, стараясь смотреть ему в глаза. Мой голос звучит равнодушно и уверенно. Одному богу известно, откуда взялись силы! – Диспетчер подтвердил ваш адрес, так что твое дело плохо.
Мужчина бесконечно долго смотрит на меня, потом его лицо вдруг сморщивается, плечи обвисают, и он начинает медленно спускаться вниз. На сей раз прыгать через ступеньки ему расхотелось. Я отступаю на несколько шагов, по-прежнему прижимая к себе ребенка.
Но он уже нас, скорее всего, не замечает, проходит через распахнутую настежь дверь с вбитой в стену ручкой и усаживается на верхнюю ступеньку крыльца.
– Мутти, – шепчу я, – сейчас я положу трубку и действительно вызову полицию.
– Я уже вызвала, милая, – свистящим шепотом сообщает Мутти. – Они к вам едут. И я тоже.
* * *
Через двадцать минут приезжает полиция. Я сижу на рваном диване, прижимая к себе девочку. Она свернулась калачиком у меня на коленях и сосет большой палец. До сих пор малышка не произнесла ни слова, но страх прошел. Она пристроила головку у меня под подбородком, и я глажу темные волосы, несмотря на отвратительный запах, так как их давно не мыли.
Юджени все еще наверху, сидит, скорчившись у стены, где упала. Похоже, она пребывает в ступоре. Мужчина так и сидит на верхней ступеньке крыльца, уронив голову на руки. В открытую дверь мне хорошо видны сгорбленные плечи. Возможно, он плачет, не знаю, да и какая разница.
Первыми приезжают две патрульные машины, но вскоре появляются и другие. На мужчину надевают наручники и запихивают на заднее сиденье. Добродушные милые, скромно одетые женщины бережно отнимают от меня девочку и уводят в другую комнату. Сделать это непросто, так как, по-видимому, у ребенка я ассоциируюсь с безопасностью. Несколько женщин поднимаются наверх и опускаются на колени возле Юджени. Два офицера полиции ведут меня на кухню, чтобы оформить заявление.
Я рассказываю о происшествии в мельчайших подробностях, подписываю заявление и передаю сидящему напротив офицеру.
– Что будет с этими людьми? – интересуюсь я.
– Парню точно придется какое-то время посидеть. – Полицейский пробегает глазами по написанному от руки заявлению. – Что это за слово? – спрашивает он. – Не могу разобрать.
– Без носков.
– А здесь?
– Немытые. Простите, у меня всегда был неразборчивый почерк, и с годами он не исправился.
– Нет, понять можно, – успокаивает полицейский и выводит над моими каракулями печатные буквы, а потом передает листок мне: – Распишитесь в двух местах.
– А что ждет малышку? – беспокоюсь я.
– Служба по защите прав ребенка изучает ситуацию.
– А Юджени?
Второй полицейский, что заполняет бланк, кладет на стол ручку и с подозрением смотрит на меня.
– А почему вас это интересует?
– Просто так, обычное любопытство, – смущаюсь я. – То есть, поймите, я невольно оказалась в гуще событий и потому интересуюсь судьбой этих людей.
– Значит, вы забираете лошадь, так? – приходит на выручку более любезный офицер, спасая от сердитого коллеги, за что я ему страшно благодарна.
– Да, разумеется. Мой бойфренд владеет приютом для лошадей, который называется «Рассвет». – «Бойфренд». В устах почти сорокалетней женщины это слово выглядит нелепо.
– Приют зарегистрирован?
– Да, конечно. Мой друг часто выезжает на такие случаи, как этот.
– Замечательно, тогда не придется…
– Аннемари! – раздается хриплый женский голос.
Я поворачиваюсь на стуле и вижу бегущую по кухне Мутти. Она хватается за спинку стула и начинает лихорадочно меня осматривать.
– Mein Gott, что здесь происходит? В чем дело?
– Внутренние беспорядки, статья 10–16, – читаю я заглавие на отчете сердитого офицера.
Лицо Мутти проясняется: она поняла ситуацию.
– А, значит, дебош учинила мерзкая скотина, что сидит в полицейской машине. Он тебя ударил? Ну, тогда пусть помолится в последний раз, я из него все нутро вытряхну! И да поможет мне господь!
От изумления брови у обоих полицейских медленно ползут вверх.
– Успокойся, Мутти. Все в порядке, он и пальцем меня не тронул.
Поджав губы, Мутти пристально следит за каждым моим движением. Убедившись, что я цела и невредима, она с облегчением вздыхает, и морщинки на лбу постепенно разглаживаются. Осенив себя крестным знамением, она садится на единственный свободный стул. Полицейские обмениваются многозначительными взглядами.
– Офицер Питт, офицер Юинг, – представляю я их. – А это моя мать Урсула Циммер.
– Рада знакомству, – любезно кивает Мутти.
– Взаимно, – неуверенно откликается Питт, отводя взгляд в сторону.
