Жеребенок лежит на соломе рядом с Мэйзи и смотрит на нас сияющими глазами шоколадного цвета. Потом распрямляет невероятно длинные ножки и встает, чувствуя себя в безопасности под материнской защитой.
– Само совершенство! – восхищаюсь я и в порыве чувств обнимаю Еву за плечи. В ответ дочь сжимает мою руку.
Мэйзи выглядит бодрой и с любопытством наблюдает за нами. Родовые муки остались позади, кобыла успокоилась и невероятно довольна собой и тем, что произвела на свет. А ее дитя – настоящая длинноногая красавица с огромными глазами, оттененными длинными ресницами, пышной кашемировой гривой и челочкой. Она то поднимает густой, похожий на ерш для чистки труб хвост вверх, то начинает им яростно махать.
Лицо Евы вдруг приобретает растерянное выражение:
– Ты уверена, что это девочка? Посмотри на эту штуку…
– Это пуповина, дорогая.
– А, вот оно что.
С улицы доносится шорох шин по гравию, а затем хлопает дверца машины.
– Наверняка приехал ветеринар, – догадываюсь я.
В дверях конюшни появляется мужчина в ковбойской шляпе, с медицинской сумкой в руках.
– Доброе утро, дамы, – приветствует он нас. – Слышал, здесь произошло счастливое событие.
– Да, так и есть.
Ветеринар подходит к нам и ставит сумку на пол.
– Полагаю, вы Аннемари?
– Да.
– Наслышан о вас, – озорно подмигивает он. – А я Уолтер Пеннингтон.
– Рада знакомству. – Покраснев, я пожимаю протянутую руку.
– Не тревожьтесь, все в порядке, – успокаивает Уолтер, заметив мое смущение. – И примите мои поздравления. Вы справились с задачей не хуже профессионального акушера.
– Просто делала то, что полагается в подобных случаях, – неожиданно смелею я.
– Вы спасли жеребенку жизнь, а возможно, и кобыле. А если бы стали дожидаться моего приезда, то упустили бы драгоценное время. Мне потребовалось бы не меньше получаса, чтобы добраться сюда.
Уолтер осматривает новорожденную кобылку, а я звоню по мобильному телефону Хатчисонам, семье, которая приняла Мэйзи. Уолтер доверяет Еве обязанности акушерки. Дочь перевязывает пуповину и обмакивает обрубок в йод. Ветеринар прослушивает сердце и легкие жеребенка, а затем отдает фонендоскоп Еве, предварительно объяснив, что именно нужно слушать. Порывшись в соломе, Уолтер извлекает плаценту, и тут энтузиазм дочери пропадает, и Ева любезно уступает ветеринару право вынести ее на улицу.
Вскоре конюшню оглашает топот ног, возвещающий о приезде семейства Хатчисонов. Восторженно визжа, их три дочери влетают в помещение.
– Кобыла и жеребенок здоровы и прекрасно себя чувствуют, – сообщает Уолтер. При виде девочек он выходит из стойла и придерживает одну из них за руку. – Эй, аккуратнее. Нельзя так шуметь и беспокоить кормящую мать.
Девочкам стоит больших усилий прийти в себя.
– Вы сказали, что хотите показать мне еще одну лошадь, – напоминает ветеринар.
– Да, этот пони в жутком состоянии. Я привезла его вчера вечером. Сейчас он в загоне за конюшней. Не хочу подпускать его к остальным лошадям, пока вы его не осмотрите и не сделаете прививки.
Я ищу глазами дочь, намереваясь сообщить, что мы уходим, но ей сейчас не до меня. Ева стоит на коленях в соломе и знакомит девочек Хатчисонов с новорожденной кобылкой. Одновременно она живописует все красочные подробности процесса родов и разглагольствует о том, как дивно я справилась с непосильной задачей. Могу представить, что она наболтала. В нашем семействе всегда так, любое мало-мальски важное событие обрастает невероятными деталями, превращаясь в героическую балладу.
Я тороплюсь проводить Уолтера на дальнее пастбище. При виде Сквайра ветеринар застывает на месте и лишь тихонько присвистывает.
– Ой-ой-ой! Боже правый! – На этом его словарный запас иссякает. Поставив медицинскую сумку на землю, он заглядывает в щель между досками забора.
– Что, надо было вызвать вас еще вчера?
– Нет, – качает головой Уолтер. – Несколько часов ничего не решают. А приглашать меня надо было год назад. Не устаю удивляться жестокости отдельных представителей рода человеческого!
Мутти, разумеется, права: раздувшееся брюхо Сквайра кишит паразитами, но, несмотря на его угрожающие размеры, пони долгое время держали на голодном пайке. Кроме того, Уолтеру не доводилось прежде встречать такой тяжелой формы стоматита и кровоточащих язв на всех четырех ногах.
Нрав у пони ретивый, и он так и норовит кого-нибудь лягнуть. Уолтер прекрасно знаком с повадками лошадей и не раз уклонялся от ударов копыт, но сегодня ему не повезло. Сквайр изловчился и угодил ему задней ногой в руку. Послышался хруст.
– Черт побери! – Уолтер отскакивает назад, держась за поврежденную руку.
– Сильно досталось? – Я стараюсь удержать Сквайра и крепче сжимаю недоуздок.
Уолтер сгибает руку в локте и шевелит пальцами.
– Кажется, обошлось, – морщится он.
– Может, воспользоваться скобой и зажать ему морду?
– Пожалуй, так будет лучше. Посмотрите в сумке во втором отделении.
Я извлекаю скобу и накидываю петлю на верхнюю губу пони. Уолтер осматривает раны Сквайра, а тот бросает на меня возмущенные взгляды.
– Мы же хотим тебе помочь, – увещеваю я пони, поглаживая свободной рукой по челке, и обнаруживаю длинный, не менее шести дюймов, глубокий шрам на лбу. Шрам немного поджил, но шерсть по краям вылезла, и воспаление полностью не прошло.
– Уолтер, взгляните на это.
– В чем дело? – Уолтер вытирает руки о штаны и подходит ближе.
– Вот здесь, на лбу.
Теперь Сквайр не может достать ветеринара задними ногами, и я ослабляю петлю.
– Ой-ой-ой! Боже правый! – повторяет Уолтер, и мне в голову приходят две мысли. Во-первых, будь я его женой, эти причитания довели бы меня до белого каления, а во-вторых, возможно, Уолтер таким образом воздерживается от более крепких выражений. Если бы лошадь лягнула меня, то одним «черт возьми!» здесь не обошлось бы. Тут я стараюсь припомнить, не ругнулась ли я в его присутствии.
Наконец Сквайру дали глистогонное средство, вычистили, сделали необходимые уколы, смазали мазью раны, промыли уши и прочистили нитью зубы, а также подвергли ряду других процедур, оскорбляющих лошадиное достоинство. На прощание мы даем ему взятку в виде ведра с мешанкой из отрубей, и настроение пони улучшается. За это подношение ему следует благодарить Беллу.
Уолтер пакует сумку и собирается нас покинуть, а я возвращаюсь в карантинную конюшню. Стараясь не шуметь, осторожно иду по проходу и вдруг слышу восторженный голосок дочери. От дифирамбов в адрес новорожденной кобылки Ева перешла к восхвалению сводного брата. Мол, какой он изумительно хорошенький и умный. Разумеется, слово «сводный» не звучит, и Ева называет малыша просто «мой братик».
Я круто разворачиваюсь и иду навестить Беллу.
* * *
На следующий день вечером мы с Евой готовим на кухне арабский салат «табуле». Это блюдо я освоила, когда дочь ударилась в вегетарианство. Ева сегодня – само очарование и предупредительность, а стало быть, что-то замышляет. Здесь сомнений нет.
– Ма, – начинает она, сосредоточенно рассматривая петрушку, которую режет на доске. Метнув взгляд в мою сторону, дочь снова опускает глаза.
– В чем дело? – Я стараюсь подготовить себя к грядущему сюрпризу.
– Прости меня за вчерашнее.
Я концентрирую внимание на доске с нарезанными помидорами и выжидаю. Ну вот, дождалась!
– Если разрешишь участвовать в соревнованиях в Страффорде, я согласна вывести татуировку.
– Что? – Я не могу удержаться от смеха. – Она согласна! К твоему сведению, чтобы вывести татуировку с помощью лазера, придется заплатить несколько тысяч долларов.
В воздухе повисает пауза, и мы с Евой с деловым видом нарезаем овощи.
– Нет, правда? – не выдерживаю я.
– Сто процентов. – Лицо Евы расплывается в милой улыбке.
– Ха! – Мне требуется время для размышлений. – Послушай, Ева, какие ты строишь планы на будущее?
– Хочу ездить верхом.
– Это мне известно, я имею в виду профессиональную карьеру.
– Я тоже.
– Ты больше не собираешься стать ветеринаром?
– Нет, хочу участвовать в соревнованиях.
– Уверена, что делаешь правильный выбор? Ведь знаешь, что больших денег так не заработать. То есть если подсчитать, во что обойдется экипировка даже одной лошади, то и пятидесяти тысяч не хватит…
– Знаю. Я вот подумала, что могу взять учеников на межсезонный период. Можно этим заняться прямо здесь. – Глаза дочери излучают кротость.
Мы снова на некоторое время умолкаем. Я будто балансирую на краю пропасти, широко расставив руки, и думаю, хватит ли мужества прыгнуть вниз. Набрав в легкие воздуха, бросаюсь в бездну.
– Послушай, Ева…
– Да, мама?
– Понимаю, что, пожалуй, уже слишком поздно и приобрести и экипировать лошадь для соревнований в Страффорде мы не успеем, но обещаю подумать, как исправить ситуацию.
