Муртазин, быстро подмахивая бумаги, говорил Зоечке:
— Позвоните в экспериментальный цех и узнайте: вручили Иштугану Уразметову командировочное удостоверение? Он должен выехать не позже завтрашнего утра.
Когда секретарша вышла, Муртазин обратился к Гаязову:
— Министр звонил. План на установки собирается увеличить… И замышляет подсунуть нам, помимо того, какой-то новый заказ.
— Этого надо было ожидать в связи с решениями Сентябрьского пленума, — сосредоточенно сказал Гаязов.
— Придется крепко напрячь нервы, — сказал Муртазин холодно. — Это не фунт изюма. Нового оборудования нам не дадут. Значит, задание мы сможем выполнить лишь в том случае, если нам удастся мобилизовать весь коллектив до одного человека. А нет — провалимся наверняка!
Гаязов только собрался что-то ответить, как снова зазвонил телефон. Муртазин взял трубку, и по лицу его, подметил Гаязов, скользнула тень недовольства, хотя голос ничем не выдал его внутренних чувств. Звонил, как понял Гаязов, директор Зеленодольского завода Семен Иванович Чаган.
— Да, нас прервали… Кстати, Семен Иванович, когда вы отгрузите нам натяжные станции? — спросил Муртазин. — Это я и без вас знаю… что шар крутится-вертится… Нет, вы уж давайте точно… Иначе… Ждать не буду! Что сделаю? Это уж мое дело. Будьте здоровы!
Положив трубку, Муртазин помолчал минуту. Потом нажал на кнопку. Снова вошла Зоечка.
— Узнали насчет Уразметова?
— Узнала, Хасан Шакирович. Он говорит, что поехать не сможет.
— Что?!
Муртазин посмотрел на тонконогую, перетянутую в талии, смахивающую на осу секретаршу так, словно она сказала нечто совершенно невообразимое. Зоечка даже в лице изменилась под его гневным взглядом.
— У него жена…
— Что жена? Не отпускает? Завтра же чтобы выехал на место.
— Он просит разрешения поговорить с вами.
— В первую очередь дело, а поговорить всегда успеем… Как там, собрались? Пусть войдут.
Здороваясь, в кабинет начали заходить начальники цехов и отделов, инженеры, техники. Среди них были люди с проседью, и совсем уже седые старики, и только что прибывшие из институтов, брызжущие молодостью юноши и девушки. Молодежь держалась вместе. Она расположилась на стульях вдоль стены.
Когда все расселись, Муртазин нажал кнопку.
— Через три минуты никого не пускать! — умышленно громко сказал он секретарше.
Затем, легонько стукнув по столу костяшками волосатых пальцев, открыл совещание.
— Я пригласил вас сюда, чтобы мы могли поближе познакомиться друг с другом, чтобы точнее выяснить, что мешает нашей работе и что нужно сделать, чтобы устранить эти помехи. Я должен всех сразу же предупредить, что министерством поставлена перед нами новая задача. Мы не только должны выполнить ранее намеченный план, но и увеличить в ближайшее время план установок и запчастей чуть ли не в два раза. Наша обязанность — подготовить к этому наше производство. Только что я говорил с министром. Он предупредил, что увеличение плана может произойти до нового года. Кроме того, нам, возможно, дадут совершенно новую продукцию.
Последние слова вызвали бурную реакцию. Полетели многозначительные взгляды. Все разом заговорили. Муртазин снова постучал костяшками пальцев.
— Не шумите. Я всем дам слово. Начальников цехов прошу обратить особое внимание вот на что. Не уходите с головой в повседневные дела, помните, что надо готовить цеха к новым требованиям, которые нам собираются предъявить, что новые задачи вы сможете успешно решить лишь в том случае, если все будет точно рассчитано и если вы изыщете новые возможности перспективного развития завода. Это я говорю не ради красного словца. С первого раза не буду называть фамилии, но некоторые из вас, как я заметил, предпочитают работать самотеком, в эдаких скафандрах… Итак, начнем. Выступать прошу коротко, ясно, конкретно. Беллетристика не нужна.
Первым попросил слово главный конструктор завода Вадим Силыч Поярков. Присутствующие задвигались, пряча невольную улыбку. Этот человек, проводивший большую часть своего рабочего времени на всякого рода совещаниях и заседаниях, хотя был не очень силен в технических вопросах, всегда и везде, при любых обстоятельствах умел отбрыкаться от любого пришедшегося ему не по вкусу задания. С поразительной легкостью отводил он любые обвинения от своего отдела и вообще великий мастер был выходить сухим из воды. Злые языки уверяли, что вся работа по конструкторскому бюро лежит на ведущем технологе Акчурине, а Поярков отдувался лишь на заседаниях.
Заявив, что номенклатура изделий, выпускаемых заводом, и без того необычайно широка и разнообразна, а поставщики многочисленны, что сорта и размеры получаемых от них материалов и полуфабрикатов доходят до нескольких сот названий, что оборудование завода старое, Поярков сделал заключение, что завод работает на последнем пределе и в этих условиях увеличение плана может кончиться печально для завода. Для некоторых же цехов, как, например, для механического, если их не переоборудовать, увеличение плана просто невозможно. И к слову добавил, что поставка нового оборудования не предвидится.
Все время, пока он говорил, Муртазин вертел меж пальцев толстый карандаш и, ничего не записывая, внимательно приглядывался то к одному, то к другому, то к третьему. Казалось, он заранее старался нащупать, кто чем дышит, кто будет говорить честно, кто может подвести, кто смел и умен, кто бездельник или болтун. Пока он более или менее знает одного парторга Гаязова да главного инженера Михаила Михайловича. А что собой представляет этот главный конструктор, который сейчас говорит свободно, гладко и так обтекаемо правильно, что даже на карандаш нечего взять, или вон тот, поджарый, с гладко выбритой головой и синими очками на лбу, Азарин по фамилии, начальник литейного цеха, или вон тот, начальник сборочного, в неуклюжих очках, его шея вытянута, как у страуса, словно он и здесь высматривает недостающие детали, вот этот, с внешностью киноартиста, Зубков, начальник снабжения?.. Да и молодой Назиров, и длиннолицый меланхоличный Кудрявцев, начальник экспериментального цеха, и этот, во всем заграничном, «фуфырчик», как мысленно назвал про себя Муртазин начальника ОТК… и все остальные?.. Ему ведь надо безошибочно знать каждого, кто на что способен, что из кого можно выжать.
Поярков кончил свое выступление и сел на диван. Муртазин помолчал минуту, потом сказал недовольно:
— Давайте договоримся так. Не будем доказывать, что дважды два — четыре. Почему вы, — он взглянул на Пояркова, — почему вы, Вадим Силыч, ничего не сказали о своем отделе, что вы думаете предпринять у себя?
— Простите, Хасан Шакирович, я… — Поярков вскочил с места.
— Садитесь, — оборвал его Муртазин. — Нехорошо, когда люди забывают о главном.
И Муртазин по очереди стал давать слово начальникам цехов. Он не уговаривал выступать, а прямо называл имя и отчество очередного оратора, причем многие обратили внимание на то, что новый директор ни к кому не обращается по фамилии, а только по имени и отчеству.
Начальники цехов, упирая на то, что серийный выпуск паросиловых установок требует серьезной перестройки работы, старались конкретно показать, что именно мешает наладить ритмичную работу в цехе. Теперь уже толстый карандаш Муртазина летал по бумаге. Много раз он жирно подчеркивал фамилии начальника отдела снабжения Маркела Генриховича Зубкова и заведующего центральным складом Хисами Ихсанова.
Начальник литейного цеха Азарин начал свое выступление с жалобы на нехватку рабочих рук. В случае увеличения плана, сказал он, эта нехватка рабочих рук может расстроить всю работу завода. Он предложил немедленно же начать набор новых рабочих, чтобы постепенно обучить их делу, так как готовых специалистов, в Казани по крайней мере, не найти.
Слово Азарина, более двадцати пяти лет проработавшего на заводе, получившего без отрыва от производства диплом инженера, всегда звучало веско. Гаязов уважал его и обычно прислушивался к его голосу. Но на этот раз он не удержался, чтобы не перебить его.
— Алексей Петрович, а как-нибудь по-другому, без набора новых рабочих, разве нельзя выйти из положения? — спросил он.
— Я, Зариф Фатыхович, не раз и не два, а пожалуй, десять раз прикинул, — никак нельзя, — твердо ответил Азарин, пальцами левой руки едва касаясь синих очков на своем широком лбу.
— Да вот хотя бы предложение Иштугана Уразметова о стержнях, разве оно не облегчит работы вашего цеха? — не унимался парторг.
— Мы пока еще не применяем его… По расчетам, оно нам кое-что даст. И немало. Но ведь это всего-навсего одна деталь, Зариф Фатыхович.
— Которая, насколько мне известно, достаточно попортила вам крови. Вы же сами говорили, что даже во сне видите эти проклятые стержни.
