— Разделю с Вами свой хлеб, свой кров и свои печали, свою радость и ложе. Мы есть дети Рода, непослушные, спесивые и глупые, как и все остальные. Но знайте родичи, знайте гости, что Я есть это поселение, Я есть дом и уголь в камине, Я есть свет в лучине и вода в колодце. Потому нанеся мне или кому из родичей обиду, вы огорчаете всё поселение. А поселение ответит быстро. А ежели с заботой и любовью вы согреете меня, то и каждый дом, каждый муж или дева вернет вам сторицей. А сейчас время отужинать. — долгая проникновенная речь старосты произвела на меня глубокое впечатление. Я глянул Даром на горницу и обомлел. Исключая нас пришлых, весь стол был залит одним цветом, как единое тело. Брат горел азартом, Забава стыдом, а сиротка любопытством. Как Только староста вкусил хлеба и отпил из чаши, все последовали его примеру. Каравай был еще теплым, от того и вкусным. Напиток вмеру терпкий и сладкий, а вот кутья мне пришлась не по вкусу. Пресная и водянистая. Высказал дань традициям, все довольно улыбались в предвкушении ужина. Слово вновь взял Павел Степанович:-Мы разделили хлеб и соль, пора бы и насытиться в этот Святой для нас день.
— А какой сегодня день? — спросил Я тихонько ветерана.
— Сегодня неделя, последний день седмицы. (Неделя- старое название воскресенья, до крещения. Означает нет дела или не делай). День памяти предков и заветов их. Поминальный день уже у них был, обычно собираются в общинном доме да празднуют жизнь, не забывая при том о смерти. — подсказал мне Храмовник. А тем временем на столе показались угощения, а маленькие розетки с кутьей забрали. В деревянную лохань навалили варенных корней, хороший кусок мяса и тушенных овощей.
— Не забивай живот сильно. Сегодня у тебя еще есть важная задача! — заговорщически произнес Сет.
— Какая? — изумился Я.
— Отплатить добром за излечение, стол и кров. Они не привечают чужих или соседей, так как считают их временными людьми. Для них важен лишь их собственный Род. Поскольку поселок закрыт, то и связь у них лишь внутри поселения, а свежая кровь им ох как нужна. Считай что рыбацкая деревня для них мертва, с поморами они не особо дружат. А следующая деревня или в пятнадцати верстах выше или сама в нужде. Вот и катаются по слабым Родам, меняясь кровью. Полно тебе переживать, ты пышешь здоровьем после баньки.
— А где все детишки у них? И стариков не вижу.
— Празднуют жизнь только те, кто могут ее дать. Таков закон. Тут за столом только такие, да и мы — гости. Забаве то отсыпь еды, а то измаялась девка, не привычно ей быть бесправной.
****
А праздник жизни только разгорался. Подавальщицы несли и несли еду, подливали слабый хмельной напиток, но мне, с непривычки, крепко ударило в голову. Местами Люд смеялся, кто-то вел разговоры, а меня все чаще задевали за плечо, теребили рубашку и прижимались телом. Все вокруг мельтешило, Девы сменялись Мужами, которые задавали различные вопросы и просили рассказать басню или былину. Лишь староста сидел ровно и безучастно, пережевывая хлеб и запивая его простой водой.
Голова моя все чаще клонилась к столу, вдруг чьи-то настойчивые руки обняли меня за плечи, затем потянули в глубь общинного дома. В комнате освещенными лампадками и свечами было жарко. В руки тот час подали прохладный и терпкий напиток, от которого мысли выветрились, а сознание улетело. Очнулся Я лишь утром, нагим и в окружении сопящих дев. Двое мне были знакомы, Тая и Маланья. А в третьей с трудом признал Забаву. Стараясь не разбудить, Я выскочил из кровати, оделся и подпоясался, поршни не нашел и на цыпочках вышел прочь. Босым спустился в светлицу, где восседал павел Степанович.
— Ты рано встал, северянин. — произнес зычно сидящий за столом староста, при том даже не обернулся. — Я не слышал шаги, просто знаю обо всем, что происходит в поселении Черный Дол. Присядь за стол. Нужно поговорить.
Я не стал отказывать от приглашения, лишь сначала подошел к бадье да обмыл руки и лицо.
— Трапезничать будем позже, а пока выпей молока и хлеба. — тут же из-за его плеча выплыла Катерина с крынкой и завернутым в тряпицу караваем. Староста улыбнулся. — Род принял твое семя, значит будет жизнь и будет расти наши поселение. У тебя вчера были вопросы, на которые ты получил не совсем полные ответы. Старики у нас доживают свои дни в отведенном доме, возятся с детьми и учат их нашим законам и правилам. Не скромничай, выпей молока. Дети у нас общинные значит до созревания мы все их родители. Когда Я стал старостой, много лет назад, у нас было всего шесть семей и одна повозка с добром. Все что ты мог увидеть здесь, построено и сделано руками родичей. Позже к нам присоединялись семьи, но многие были не готовы делить всё на всех. Верили в своих богов и жили особицей. Искали выгоду, алкали лучшую долю, прятали припасы и не делились кровью, такие уходили навсегда. Их имена преданы забвению, а ступить на землю родоверов они более не могут. Трудно обьяснить чужакам, что главное это РОД, и если всему РОДу хорошо и сытно, то и РОДичу равно также. Вы — северяне, нам близки по духу, просто Ваша Мать-Земля и Отец-Небо есть две чаши одного яйца, что мы зовем Родом. Вы честны и самоотвержены, за малым исключением и уже точно Я не про благородных говорю. А уж про светочей сколько всего прознали, ты такой же как мы, любишь правду и справедливость, веришь в то, что люди Братья, готов отдать последнее ради цели. У нас нет секретов и разлада, нет своего дома или угла, нет своей одежды или обуви. И мы не отдаем детей, даже если родились те болезные или с изьяном. Один бог, одна цель, один Род. Ты ярко светился после бани и это отметили все. — Муж улыбнулся своим мыслям и продолжил. — Но у нас есть и беды. Воинствующие язычники на Юге. Ведьмы и темный Люд на западе. Людоеды и зверолюди на Востоке. Орда и измененные на Севере. За все время, что Я староста, нас неоднократно грабили, убивали и насиловали. Все они поплатились. Поморы и ушкуйники брали на меч село, но мы выходили все, как один. Дважды был мор и неурожай. Все наши правила и запреты родились от этих невзгод. Мы хотим жить и славить Бога своего и более ничего. Так чем же мы провинились перед всем Миром, что нас так невзлюбили? Маровы дети каждую зиму у наших ворот. Ведьмы шлют заклады и больных детей, дабы посеять смерть. Южане требуют дань и шлют мытарей. Лишь Север дарит нам свою кровь или заливает землю нашей. Слава Роду мы живы-здоровы. Надумаешь после службы к нам податься, милости просим хоть одному, хоть с семьей или братьями. Но помни правила трёх. Лишь трое могут быть гостями, остальные или ночуют за забором или для вступления в поселение пришли. Будь здрав, а мне пора готовить вам сани на Север. По счет оплаты не беспокойся, ты закрыл свое бремя этой ночью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
****"
Обед был скромным, но сытным. Плотно покушав и купив на дорогу провизию и один самострел, мы попрощались с Чёрным Долом. Провожать нас вышло все селение, лишь староста не покинул общинный дом, а махнул нам из открытой двери. Маланья и Тая довольно улыбались и приветливо стреляли в меня глазами. На Храмовника смотрела другая троица, от чего ветеран приосанился и не сводил с них глаз. Покидали мы сей добрый дом в разных чувствах. Я с грустью, Брат Сет с сожалением, а Забава сгорала от стыда и прятала от меня свой взгляд. Лишь Вероника не прониклась, а торопилась задать следующую сотню вопросов да хвасталась новой куклой-оберегом. Возничий накрыл нас шкурами, вывел сани за ворота, а затем низко поклонился поселку. Прыгнул на ящик да погнал по узкой дороге на Север.
Старик подозвал меня рукой. Я тотчас пересел.
— Сынок, смотри за лесом. Чую не просто так староста нас раньше времени выпроводил. Значит нашептал ему кто-то, что так нужно. Меч вынь из ножен да положи рядом, а самострел можешь сейчас взвести, только стрелку не заправляй. И чего это закладная твоя такая сегодня? Никак приключилась чего? — брат хитро моргнул мне да заржал в голос.
Я смущенный сел обратно, с той ночи запомнились мне лишь стол да пробуждение. А что было между нами, все в тумане.
