Рядом со мной, на стуле, были свалены книги. Я посмотрел на названия. На пол упала фотография. Черно-белая фотография. Я поднял ее — на ней была Сильвия. Сильвия, спящая на этом матрасе. Она лежала на спине, совершенно обнаженная, среди скомканных простыней, ее ноги были чуть согнуты. Она сладко спала, подняв к голове сжатые кулаки, как спят младенцы. Спали ее волосы, спал ее живот, спала ее маленькая грудь, рот был полуоткрыт. Альтона сфотографировал ее во сне, потому она выглядела такой невинной, наверняка это было летом. Она спала, как полдень в августе или в июле, такая же обнаженная, как небо.
Внезапно я услышал шум мотора и шорох шин. Хлопнула дверь. Прямо здесь, в саду под окном. Я сунул фотографию под рубашку и побежал к входной двери.
Только я открыл дверь, как сразу увидел его. Альтона с опущенной головой тяжело поднимался по лестнице. Он задыхался. Сейчас он поднимет глаза и заметит меня. Я бросился на него.
Я навалился на него всем телом. Он поднял руки к небу, словно хотел уцепиться за него. Какую-то долю секунды я пытался поймать его взгляд. Его рот был открыт. Узнал ли он меня?
Он потерял равновесие и покатился вниз. Два или три раза он перевернулся через себя. Кубарем скатился до основания лестницы и головой со всего размаха ударился об угол каменного бордюра. Он осел, словно мешок с мукой.
Он падал бесшумно. Только этот последний хруст. Точно брошенный об землю арбуз.
Он больше не шевелился. Точно безумный, я бросился бегом через парк.
Попытался завести машину, но руки не слушались меня. Что со мной случилось? Что я наделал? Я слышал ужасный хруст. Все плыло у меня перед глазами.
Я должен позвать скорую помощь. Как тяжело он ранен?
Я вышел из машины и вернулся обратно. Мои ноги дрожали.
Его скрюченное тело, лежащее у подножья лестницы, не сдвинулось ни на миллиметр. Коснувшись его руки, я понял, что он мертв. Кровь закипела в моих венах.
Я оглянулся вокруг: мог ли кто-нибудь заметить меня? Позвал: «Есть тут кто-нибудь? Помогите!»
Но здесь были только бесконечная тишина парка, сентябрьский полдень и моя жизнь, только что полетевшая в ту адскую бездну, что рисовал Альтона.
До самой ночи я ходил по улицам. Я хотел выпить чего-нибудь покрепче, но не мог заставить себя зайти в бар, у меня дрожали руки и все тело тоже. Мне казалось, что весь город смотрит только на меня. Я выбирал пустынные улицы.
Кто-нибудь обнаружит тело, сосед, почтальон. Сильвия расскажет обо мне полиции. Она знала о моей ревности, она заподозрит меня. Повсюду мои следы, я прикасался к разным предметам, к двери. Меня посадят в тюрьму, и она возненавидит меня. За несколько секунд я потерял все. Судорогой сводило живот.
Я шел мимо какого-то ночного клуба. Туда толпами заходили молодые люди. Я сказал себе: «Здесь они точно не будут меня искать» — и вошел туда вместе с группкой смеющихся девушек.
Внутри почти ничего не было видно. Силуэты людей и все вокруг дрожало в лазерных проблесках. Я подошел к стойке. Рядом со мной кто-то заказал водку с яблочным соком. «Мне то же самое», — сказал я.
Барменша оказалась молоденькой блондинкой, она подала мне заказ, танцуя. Я осушил свой стакан залпом и знаком попросил повторить.
Приклеившись животом к стойке, я просидел там несколько часов. Следя глазами за этой женщиной, которая все наливала и наливала напитки, продолжая крутить пупком с золотым колечком. Она была очень гибкой и грациозной. Но я видел только лицо и тело Сильвии.
В какой-то момент две девушки, призванные разогревать толпу, поднялись на сцену в углу танцплощадки. Они были почти голые. Хорошенькая барменша запрыгнула на стойку и начала заводить посетителей клуба. Она сбросила свою майку и танцевала с обнаженной грудью. Лазерные лучи высвечивали ее соски.
От грохота музыки у меня раскалывалась голова. Моя кровь успокаивалась от водки с яблочным соком.
Я ничем не рисковал, затерянный среди всех этих пьяных, скачущих молодых людей. Я был одним из них. Неважно, что я сделал, — они мне все равно улыбались. Альтона никогда не существовал на свете, так же как и его адские призраки, исполнявшие каменную пляску.
Какая-то кудрявая девушка подошла ко мне с бокалом шампанского в руке и крикнула мне в ухо: «Сегодня мне исполнилось двадцать лет, и мне страшно! Я боюсь СПИДа, я боюсь терроризма, я боюсь войны! И я не хочу иметь детей!»
Я тоже заорал ей в ухо:
— Мне тоже страшно!
Она схватила мою голову обеими руками и поцеловала меня долгим поцелуем прямо в губы, а потом исчезла в толпе, которая продолжала скакать с поднятыми вверх руками.
Каждый может испытывать страх. И в этом тоже я не был одинок.
Когда я вышел из клуба вместе с последними посетителями, уже занимался день. Я был пьян, город спокоен, и ноги перестали дрожать.
Все эти женщины, которых я случайно касался под грохот этой грубой музыки, развеяли мой кошмар.
Теперь, находясь на этих еще пустых бульварах, я знал, куда идти, я знал, что мне надо сделать. Важно только одно — не потерять Сильвию.
Она приказала Альтона покинуть ее дом, найти себе пристанище, исчезнуть. Так оно и будет. Он исчезнет навсегда и оставит Сильвию мне. Позволит нам наконец любить друг друга. Этот негодяй получил но заслугам.
В парке было еще тише, чем в городе. Сколько же веков птицы, насекомые и кошки не проникали за эту ржавую решетку? Здесь ни для кого благоухали и умирали цветы. Я был первым человеком, осмелившимся войти в это царство черных сосен и багровых кленов. Несмотря на огромное количество выпитого, мое сердце снова ожило.
Он по-прежнему лежал у подножья лестницы. Я присел возле него. Его шея и рубашка были черными от крови. Его лицо стало словно из мрамора.
Через час или два должен прийти почтальон. Прежде всего нужно убрать его отсюда. Я взял его за ноги и потащил в сторону деревьев. Он был холодным и тяжелым. Мне не сразу это удалось — не хотелось дотрагиваться до его икр.
Я доволок его до деревьев и отпрянул. Когда я выпрямлялся, я заметил колодец в красноватой тени каштана. Его прикрывала завеса из плюща.
Я оторвал несколько веток и приподнял ржавую решетку. Свесившись, я разглядел в воде свое неясное отражение.
Я был все еще слишком пьян, чтобы думать. Я схватил его за подмышки и втащил на край колодца. Мне не сразу удалось столкнуть его в пустоту. Он был таким же неподвижным и тяжелым, как каменная статуя. Я подтолкнул его заросшей плющом решеткой, крышка колодца не удержалась и упала на него.
Звук, раздавшийся в глубине колодца, показался мне оглушительным. Словно я убивал его во второй раз.
Я побежал к дому. Дверь была распахнута, как я ее и оставил. Я пошел в спальню. В глубине платяного шкафа я нашел большую дорожную сумку, я запихнул в нее все его тряпки, несколько пар обуви, кучу бумаг, паспорт и фотографии, спрятанные под одеждой.
Закрыв дверь, я пошел к колодцу и сбросил туда эту сумку. Я прокричал ему: «Посмотрим, как у тебя теперь получится ударить ее! Хорошего тебе путешествия, гений!»
Я опустил железную крышку, вернул на место плющ, снова спутав его побеги, и ушел. Я был в холодном поту с головы до ног.
Проходя мимо старенького бежевого рено, я подумал: «Раз он уехал, он уехал на машине». Я заглянул внутрь, ключи были в замке зажигания.
Через несколько мгновений я уже был в порту, откуда каждый день во все стороны света уходят корабли. Я закрыл машину и выкинул ключи в море.
Осталось только забрать оттуда свою машину и попытаться уснуть. Я зашел в первое попавшееся кафе и заказал коньяк. Выпитая водка уже не действовала.
Я полез за деньгами и нашел фотографию. Сильвия всю ночь проспала на моем животе. Абсолютно голая на моем теле.
Если бы на свете не было этой женщины, я бы перешел улицу и сел на первый же освещенный светом солнца корабль. Из-за нее я только что убил человека.
VII
За последующие часы и дни я понял, что успокоение мне приносит только алкоголь. Как только я открывал глаза после нескольких мгновений беспокойного сна, мои ноги начинали дрожать. Я выходил на улицу, и, пока не выпивал семь или восемь порций анисового ликера, у меня разламывалась голова. Я больше не узнавал знакомых улиц. Столько лет я любил их, в любое время дня и ночи, они всегда удивляли меня, в любое время года вывески сверкали разными цветами, они зазывали, манили. Теперь я ходил по городу цвета пепла, в котором каждую секунду я надеялся увидеть Сильвию. По мертвому городу. Где найти силы, чтобы сбежать? Сбежать из этого проклятого города, уехать туда, где покой и забвение. Снова очутиться в забытых местах моего детства, в беззаботных голубых горах. В какой-нибудь заросшей крапивой и дикой ежевикой деревеньке. Деревеньке, где лишь тишина и старики. Там дни напролет я буду бродить под солнцем и ветром. По тропинкам из красной глины я буду бродить до изнеможения. По бескрайним равнинам, где на каждые пять километров мне встретится лишь одно черное миндальное дерево, истерзанное жарой и ветром. Грустные края, ослепляющие одиночеством, в которых не задерживается даже любовь.