поликлинику зачастят проверки, будут шляться по кабинетам, дёргать начальство, а начальство примется выносить мозги нам. Потом, компенсацию тебе выплачивать нужно, а у поликлиники денег нет. Не будь свиньёй, Морозова, не подставляй своих коллег!
– Пошёл вон! – раздельно проговорила Ритка, ясно понимая, что это конец, конец всему. Не будет больше торопливого секса на низкой трясущейся кушетки, не будет дороги от поликлиники до трамвайной остановки, и долгих поцелуев в парковых зарослях тоже не будет.
– Эгоистичная тварь! – проскрежетал Вадим, с грохотом отставляя стул. Теперь синева его глаз была холодной, колючей, как лед, окрашенный утренними зимними сумерками.– Ради своей выгоды, ты готова подставить под удар руководство поликлиники! У Ольги Васильевны маленький ребёнок, Тамара Леонидовна ухаживает за больным отцом. У них и без того полно проблем.
– Когда врача отправляют, чёрт знает куда, никто, ни старшая сестра, ни главный врач, не думают о том, что участковый терапевт, может и не вернуться с очередного вызова,– едва сдерживая слезы, процедила Рита. – Им всем плевать, что у этого доктора могут быть дети, родители, мужья. Так назови мне хоть одну причину, по которой я должна подписать эту бумажку? А ещё растолкуй мне – эгоистичной твари, с чего это ты вдруг так радеешь за начальство? Они тебе что-то пообещали?
Кулаки невролога сжались, на скулах заиграли желваки, а по лицу растеклась мертвенная бледность. И Ритке, на мгновение показалось, что Вадим её сейчас ударит. Но толи в палате было много народа, толи Вадим вспомнил, что он мужчина, а перед ним лежит покалеченная девушка, но как бы там ни было, Вадим просто ушёл, не прощаясь.
Река – депрессия забурлила, закрутилась воронкой. Риткины пальцы разжались, отпуская спасательный круг.
Солнечный день, щедро вливающийся в комнату, померк, голоса соседок стали приглушёнными, словно они говорили сквозь слой ваты. Тело доктора Морозовой онемело, потеряло чувствительность, ни зуда, ни боли, ни, так противного Ритке, тепла от батареи.
Лишь букет роз, оставленный Вадимом на тумбочке, источал душно-сладкий аромат. Аромат бесплотных ожиданий и несбывшихся надежд.
Моя семья – коллектив.
– Чёрт!
Андрей подскочил в кровати и в сердцах ударил кулаком по подушке.
Лунный голубоватый свет щедро сочился сквозь тюль, растворяя краски, размывая очертания окружающих предметов. И от того, комната казалась какой-то призрачной.
Маринка не могла видеть выражения мужнего лица, но точно знала, что он взбешён. Взбешён так, что лучше сейчас и вовсе ничего не говорить. Потому она и молчала, глядя в потемневший экран своего смартфона.
Да и как тут не разозлиться?! Ведь ещё пять минут назад руки Андрея ласкали Маринкину грудь, а тёплые, словно у коня, губы прокладывали дорожку из поцелуев от пупка до самого сокровенного места. Маринка таяла, растворялась в крепких мужских руках, дрожала от желания, вдыхая хвойный аромат мыла, исходивший от кожи. Но, телефонный звонок вернул влюблённых в суровую серую реальность. Вернее, это для Андрея она была серой, а вот для Маринки – самой, что ни на есть яркой и насыщенной.
– Чёрт! – вновь выкрикнул Андрей, и несчастная подушка полетела в стену, мягко шлёпнулась об пол и затерялась в темноте. – У меня складывается такое ощущение, словно нас в постели даже не трое, а шестеро, семеро! До каких пор это может продолжаться, Марин? Дай им, наконец, понять, что у тебя тоже есть личная жизнь! Скоро Новый год, а мы ёлку ещё не поставили, подарки не купили. Да о чём это я? Мы даже не знаем, где и с кем будем праздновать!
Андрей соскочил с кровати и принялся нервно мерить шагами комнату. Семь шагов от окна к шкафу и столько же обратно. В потоках лунного света мужчина казался вылитым из серебра.
– Ты не понимаешь, – Маринка всё же решилась заговорить. – Сейчас звонила Наталья– мать Артёмки. А Артёмка – племянник Кати – нашей процедурной медсестры. У малыша разболелся животик, и Наталья спросила, какие массажные приёмы нужно применить, чтобы уменьшить боль.
– В час ночи она тебя об этом спрашивала?
Андрей навис над ней и покрутил пальцем у виска.
Именно сейчас, в этот самый момент Маринка ощутила острую неприязнь к мужу. От его низкого гудящего голоса хотелось отгородиться, заткнуть уши.
Да что он понимает? Сидит целыми днями за компьютером, переводит какие-то дурацкие тексты, отсылает их на электронные адреса, вот и превратился в бездумную машину. Подумаешь, с сексом его обломили, горе, какое!
– У ребёнка болит животик, – раздельно, словно объясняя несмышленому ученику, проговорила Марина.
– У чужого ребёнка, – копируя интонацию её голоса произнёс Андрей.
– Среди моих пациентов нет чужих детей! – взвилась девушка и тоже вскочила с кровати. – Они все мои, все, придурок! Это ты мне чужой, а они – родные, любимые, понял, скотина эгоистичная!
Она стояла напротив мужа, маленькая, щуплая, словно неоперившийся птенец, сжав кулачки. И Андрею остро, до щемящей боли в груди, до спазма в животе захотелось схватить её, такую отважную, такую беззащитную в охапку, прижать к себе, вдыхая сладковатый аромат молодого тела, и целовать в лоб, в льняные, спутанные волосы, в пухлые влажные губы. Вот только нужно ли ей всё это? Его нежность, его, доводящая до безумия, страсть? Что держит эту девушку рядом с ним?
– Марин, – прошептал он, протягивая руку к её плечу. – Я очень рад тому, что ты любишь свою работу. Но в жизни человека должно оставаться место и для семьи, и для друзей, и для хобби. И если уж ты так любишь детей, то я смогу тебе сделать и сына и дочь…
Последнее заявление оказалось ошибкой. Глаза жены распахнулись так широко, что Андрей всерьёз испугался, как бы они не вылезли из орбит.
Жена отшатнулась от его руки, будто от ядовитой змеи, и рука Андрея, на несколько секунд растеряно застыла в нелепом положении.
– Моя семья – коллектив! – процедила сквозь сжатые зубы Марина. – А ты – циничный ублюдок, убирайся! Прямо сейчас! Сию минуту! Не желаю тебя видеть никогда!
Уткнувшись носом в подушку, Марина старалась не смотреть на сборы мужа. А тот, молча и обстоятельно складывал в спортивную красную сумку свои джинсы и рубашки, принадлежности для бритья и ещё какие-то мелочи.
– Плевать, плевать, плевать, – думала девушка, глотая слёзы. – Мы давно уже чужие друг другу. Он никогда меня не понимал, ревновал к работе, к коллективу, хотел, чтобы я всегда была с ним, бегала как собачка на поводке. Тиран! Диктатор!
Вот, например, этим летом, что он учудил? Купил две путёвки в какой-то дурацкий санаторий на Кавказе. Принялся соблазнять вкусной едой, Лермонтовскими местами, поездкой в горы и купанием в термальных источниках. Уверял в необходимости лечения глаз, пугал окончательной слепотой.
– Ты же в отпуске! – орал он, исчерпав все аргументы. – Какого чёрта мы должны сидеть в душном, загазованном
