посещали в последнюю неделю каждый день. О чём вы говорили с ним?
Пуэла подняла голову, повернулась к зарешеченному окну — наверное, пытаясь вспомнить, о чём она беседовала с бывшим свекром.
— Не могли же вы, находясь в палате, по часу молчать? Генерал вам что-то рассказывал еще, кроме этого эпизода с расстрелом дезертира?
Пуэла молчала. По ее скованной, скрюченной позе можно было понять, что сегодня, похоже, беседы не получится.
— Мне кажется, что вам истина не нужна, — сказала Юста. — Вас истина пугает, страшит своей безысходностью. Истина многих пугает, не только вас. Вот и генерала истина могла напугать. Ее от него скрывали, и вы тоже скрывали?
Пуэла вздрогнула и тихо, почти шепотом ответила:
— Доктор не велел. Они считали, что его не надо огорчать.
— Да, я знаю. Я говорила с врачом, — подтвердила Юста. — Но ведь кто-то мог проговориться. Например, Ньюка. Он неопытен, и дед мог на него надавить, как-то повлиять. В конце концов восемнадцать лет — это еще не мудрость.
— Нет-нет, — встрепенулась Пуэла, — не мог он это сделать. Дед его так любил, — и она заплакала, закрыла рот ладонью, пытаясь сдержать эмоции. Не удержалась — слёзы обильно проступили на ее глазах.
Юста налила ей стакан воды.
— Успокойтесь, расскажите всё, как было на самом деле. Вот, попейте водички.
Отпив пару глотков, Пуэла затихла, растерла влажные глаза, повернулась к окну и снова замолчала.
— Слушаю вас. Расскажите все по порядку? — Юста надеялась, что эта женщина всё-таки заговорит, но Пуэла молчала. Успокоившись, она повторила несколько раз одну и ту же фразу:
— В протоколе всё есть.
Юста поняла, что сегодня беседы не получится, и отпустила подозреваемую.
* * *
Сегодня она поздно вернулась домой. Наши-Ваши задержал ее и долго внушал ей, что на него давят, что дело надо передать в суд, что зачем нам эта головная боль с генералом? Генерала уже не вернуть, а у нас (он имел в виду себя и Юсту) будут неприятности.
Она долго слушала его и думала: а действительно, зачем ей эта нервотрепка с Пуэлой? Да еще эта затея со следственным экспериментом. Послезавтра всё надо сделать, а ничегошеньки не готово. Ньюка со своим адвокатом не оповещены. Главврач предупрежден всего лишь по телефону. Персонал госпиталя наверняка не подготовлен. Завтра ожидается сумасшедший день.
Он встретил ее загадочной улыбкой, словно получил «Буккера» за свою последнюю книжку. Она сразу же заметила его радостно-возбужденное состояние и, едва раздевшись, спросила:
— У вас в редакции был пожар и сгорели все графоманские рукописи?
Он, улыбнувшись ее шутке, ответил:
— Надо бы сжечь, но страшно: вдруг из непрочитанного найдется обалденно-гениальное? Жалко, если сгорит!
— Читайте, читайте, господин редактор, не всё же самому чиркать бумагу, надо и чужих посмотреть, — ехидно продолжила она. — А что же всё-таки случилось? У нас что, сегодня праздник?
Он, приготавливая легкий ужин, заговорщицки ответил:
— У нас сегодня культпоход в одно место.
— Нет, нет и еще раз нет, — устало ответила она и закапризничала: — Ни голова, ни ноги не слушаются. Умоляю: никаких походов, никакой культуры! Что-нибудь погрызть и на боковую. Завтра у меня чёрт-те что будет на весь день.
— Хорошо, хорошо, — как-то уж слишком быстро согласился он. — За ужином я тебе расскажу, от чего ты отказалась.
Они молча чаевничали уже минут пятнадцать, и Юста не стала тянуть, спросила:
— Ну, и чего я лишилась сегодня? Какая такая звезда залетела к нам и дает единственный концерт?
Слово «концерт» она произнесла с четкой артикуляцией, активно выделив букву «О».
Он, догрызая свое любимое печенье, спокойно и даже как-то равнодушно ответил:
— Я хотел пойти с тобой в ночной клуб.
— Ну и зачем это? Мы и в дневной-то не ходим, а ты предлагаешь в ночной. Что там нам делать? Дрыгаться среди теней и идиотов? А утром с больной головой мчаться чёрт-те куда?
— Юстинка, это не простой клуб. Там мальчики специфические отдыхают, но дело даже не в них. Там сегодня мы сможем увидеть одного экземпляра, который тебя очень интересует по генеральскому делу.
— Фу, ну какой же ты противный литератор! Сразу не можешь объяснить, интригуешь, — ответила она. — Говори немедленно, что ты затеял, дуралей!
— Мы сегодня, то есть ты сегодня ночью сможешь увидеть твоего мальчика — Ньюку, — очень серьезно ответил он.
— Ну и слава богу, что не тень его деда! — выдохнула она. — Это интересно. Как это ты сподобился организовать?
— У нас, у противных литераторов, тоже есть свои приемчики и агентурная сеть. Не всё же вам, пинкертонам, хозяйничать. Нам тоже иногда хочется всё знать, да и побольше.
— Это что же — мы с тобой так прямо туда и ввалимся как есть, без маскировки? — удивленно спросила она. — Этот мальчик сразу тебя и меня узнает, расшифрует.
Он сразу ответил, как будто ждал этого вопроса:
— Мы, дорогая, конечно, замаскируемся. Что ж, у нас не найдется косметики и темных очков? И станем мы нетрадиционалами.
Через полчаса она, глядя в большое зеркало, иронично произнесла:
— Ну, ты, пожалуй, за голубого и сойдешь, а вот я — крашеная курица, хоть сейчас на панель.
— Ты будешь розовой кошечкой, попавшей к голубым мальчикам, а может, и трансвеститкой, — ответил он. — Едем, такси ждет.
Минут пять водитель крутился в промзоне, выруливая по сумрачным переулкам, пока не нашел указанный адрес. Машина остановилась у глухой стены из красного кирпича. Когда такси исчезло за поворотом, они огляделись. Здание без окон напоминало огромный склад или пакгауз с двумя одинаковыми железными дверьми по центру. В переулке, прижавшись к стенам, стояло множество машин разных марок. Ощущалось, что внутри здания кипела какая-то жизнь.
Он выбрал правую дверь и нажал кнопку. Через полминуты за дверью послышались некоторое движение и глухие звуки ритмичной музыки. Дверь распахнулась, и их впустили в слабо освещенный коридор. Крупный мужчина молча провел их до поворота, за которым их встретила пухленькая дамочка.
— Ну разве можно так опаздывать — являться к самому концу? Быстренько, быстренько идите за мной! Вас только двое? — и она, увлекая за собой, вывела их в большой зал, ярко расцвеченный прожекторами.
Гремела музыка. По стенкам стояли столы, загроможденные яствами и различным питьем. В центре зала торжествовал пляс — народ веселился как мог. Плотная толпа ритмично дергалась под глухой ритм ударных. Лысоватый мужичок, видимо, разогретый веселыми напитками, перехватил их от дамочки и, легонько подталкивая, подвел к одному из пустых столиков.
— Немедленно штрафную, немедленно! — мужичок наполнил два емких бокала.
Сидящие за соседними столиками поддержали мужичка:
— Опоздавшим штрафную, штрафную обязательно!
Сухенькая дама обратилась к
