под постоянным медицинским наблюдением. Никаких особых страданий не испытаете.
Хирт прекрасно знает о необратимых последствиях воздействия иприта на человека.
Он пытался успокоить заключенных, но никто не верил. Тем не менее, воспользовавшись ситуацией, он повысил голос и показал, что у него есть связи, предложил вызваться добровольцами в обмен на обещание поговорить с рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером насчет их освобождения. Никто не поднял руку.
Наличие или отсутствие «добровольцев» роли не играло, ведь в любом случае Хирт, циничный до крайности, сам сказал: «Добровольно или нет, эксперименты все равно состоятся».
Крамер сформировал две группы по пятнадцать человек.
Их развели по двум помещениям. Впервые у них было место для сна и хорошее питание.
До этого заключенные ежедневно подвергались укусам собак, избиениям эсэсовцев и питались невнятными супами из картофельных очисток. Они знали: особое обращение – знак, что что-то случится. И ожидали худшего. Это и произошло две недели спустя.
Хирт и его помощник вернулись в лагерь. Заключенные по одному подходили, обнаженные, называли себя и протягивали руку, на которую капали иприт.
Одна-единственная капля. Капля смерти.
О чем могли думать эти люди, которых всего несколько дней назад так «баловали»? Они только-только начинали обретать если не свободу, то хотя бы немного сил в своих истощенных и избитых телах.
Зная о жестокости палача, могли ли они после бесконечного ожидания представить, что их отобрали, только чтобы нанести на руку каплю безвредного препарата?
Фердинанд Холл, лагерный медбрат, держал руки подопытных. Он давал показания в Нюрнберге.
Люди отбивались. Кричали. Им только что капнули на руку иприт.
Им приказали стоять в течение часа с вытянутыми руками.
Следующие несколько часов ничего не происходило. Я могу только представить мучения пленных. Они знают, что им предстоит страдать. Они чувствуют. Капля неизвестного средства на руке. Они ожидают худшего. Не может быть, чтобы все ограничилось проверкой на коже. И все же ничего не происходило. Никаких симптомов. Никакой боли. Даже покалывания. Мышцы начинают расслабляться, надежда возвращается. Тем временем яд продолжал оказывать на организм этих несчастных людей свое губительное действие.
Хирт знал, сколько времени проходит от контакта с ипритом до появления первых симптомов: шесть часов.
Так что вернулся вечером с фотографом, который сопровождал его на протяжении всего эксперимента, чтобы увековечить страдания, а иногда и смерть. Этим Хирт намерен доказать научному миру, что он прав: он нашел противоядие.
Палач уже видит себя спасителем сотен тысяч немцев в случае химической атаки. Будучи параноиком, однако, он собственноручно собирает пленки. Никому не доверяет. В лазарете через шесть часов после попадания капли иприта проявляются первые симптомы.
На руках ожоги. Подопытные понимают: это только начало.
Хирт работает на всех фронтах: наносит мази и кремы, вводит лекарства, делает внутривенные инъекции, испытывает свои препараты.
Конечно, он не забывает, что для научной безупречности необходимо оставить одну группу без лечения. Всю ночь заключенные страдают, кричат, умоляют. На следующий день у некоторых ожоги расходятся по всему телу.
Иприт продолжал свою работу. Хирт – свою. Сотни фотографий запечатлели на пленке неумолимый прогресс яда.
За несколько дней мужчины становятся неузнаваемыми. Раны деформируют их тела. Повсюду. Начиная с рук и кистей.
Фердинанд Холл вспоминает:
Они так страдали, что находиться рядом было почти невозможно.
На шестой день – первое освобождение, первая смерть.
Уже на следующий день Хирт захотел провести вскрытие, желая узнать, какие органы пострадали, а какие удалось защитить с помощью лечения.
Он поручил перенести тело двум польским санитарам и поговорил с ассистентом. Они говорили по-немецки, не подозревая, что поляки его понимают.
На следующий день об этом знал весь Штрутгоф. Хирт не был ни хирургом, ни судебным медиком.
Ему понадобился помощник для проведения вскрытия.
Им стал Богаерт, бельгийский хирург, которого также задержали.
Каждый извлеченный орган помещался в банку.
Каждая банка была доставлена в Институт патологической гигиены «Аненербе».
То, что оставалось от трупа, сжигалось в крематории.
Тем временем фотограф продолжал свою грязную работу. Хирт доверил пленки молодому французу Шарлю Шмидту, работавшему с ним в Страсбургском университете.
Возмущенный тем, что он обнаружил, молодой человек рассказал все французским коллегам. Хирт узнал и стал угрожать.
Шли дни. Заключенные уже не могли стоять на ногах.
Двое ослепли.
Восемь умерли.
Хирт начал следующую серию испытаний. На этот раз отобрали сто двадцать русских и польских подопытных кроликов, сорок из них умерли.
Оставшиеся в живых были отправлены в неизвестном направлении. Ни один не был впоследствии найден.
Что касается погибших, всех препарировали.
Хирт попросил Шмидта сделать очень тонкие срезы удаленных органов.
Теперь он мог написать отчет, которого так ждал Гиммлер.
Это работа всей его жизни.
Он писал его с научной дотошностью, которая только усиливала восхищение неосведомленного читателя.
Все подробно описано.
Лечение умеренно тяжелого случая.
Роль витаминов.
Повязки.
Таблетки.
Он даже проявляет сочувствие. Ну, относительное… когда он пишет:
Мазь с маслом печени трески Lexer не следует оставлять более чем на два часа из-за боли.
Он даже выступает в роли психиатра: предлагает в серьезных случаях практиковать «энергичную систематическую психотерапию»… даже психотерапия должна быть основательной…
И добавил:
Ввиду возможности воздействия таким образом на парасимпатическую систему (кровообращение и кровеносная система) психологическое лечение пациентов, подвергшихся сильной апатии под воздействием иприта, представляет важную составляющую лечения.
Гиммлер был впечатлен качеством доклада, тем более Гитлер теперь был убежден в необходимости подготовки к химической войне… что стало результатом отравления русскими спецслужбами. Неконтролируемый психоз охватил ряды немецкой армии.
Таким образом, Хирт стал одной из ведущих фигур в медицине Третьего рейха.
Карл Брандт, личный врач Гитлера, специально назначенный фюрером, встретился с ним в Страсбурге.
О чем они говорили? История не знает, поскольку рекомендации Хирта не были реализованы на практике. Через несколько месяцев после этой встречи союзники освободили Страсбург. Хирт бежал до их прихода, в самый последний момент. Доктор затаился в Шварцвальде, недалеко от Тюбингена. Он покончил жизнь самоубийством в июне 1945 года, оставив после себя, помимо ужаса воспоминаний, жуткую и печально известную коллекцию…
8
«Черепа еврейских большевистских комиссаров», или Страсбургская коллекция
Хирт был не только специалистом по отравляющим газам, его интересовали также анатомия и антропология «рас».
Он мечтал создать собственный Музей человека – музей, где посетители могли бы наблюдать не анатомические различия между современным человеком и его далекими предками, а особенности «недолюдей».
Для музея нужны скелеты, черепа тех, кого Хирт считал не принадлежащими к человеческому
