А сейчас по обе стороны дороги зеленели странные деревья — как их там зовут, ивы или ветлы? — бородатые, сказочные, сплошь оплетенные тускло-зелеными тяжами водорослей. Это весной поднималась вода, высоко, до самых верхушек, стояла вода, а потом ушла, оставив на деревьях водоросли. Как уходила вода — это и сейчас было видно по листьям: на самых верхних ветвях они были здоровые, блестящие, темно-зеленые; пониже — узкие, светлые, молодые; а совсем внизу только еще распускались почки. Генерал Сиверс вспомнил, как однажды, несколько лет назад — еще и городка не было, — в самое половодье лодочник Степан Мартемьянович — совершенно библейский старик, матерщинник и пьяница — привез его в лодке, кажется, сюда, на это самое место. Да, точно. Кругом была вода — на десятки километров одна вода, гладкая, без морщинки, розовая вечером вода, и из нее — верхушки деревьев черноватыми шапками. И, кажется, чайка была, старик держал весло, и с него капало, от каждой капли по воде бежал круг...
Дорога вышла к берегу реки. В тихой предвечерней воде по колено стояла лошадь, запряженная в водовозную бочку. Рядом расхаживал почернелый сухопарый возница в подвернутых штанах. Он черпал ведром воду и поливал лошади раздутые, дышащие бока. Генерал Сиверс с какой-то грустью и напряженным вниманием глядел на все это. Ощущение значительности происходящего еще усилилось необычайно глубоким, обширным и долгим ударом, который пришел издалека и огромным вздохом потряс окрестность.
И вдруг он увидел в воде двух совсем маленьких беленьких мальчиков года по три, по четыре, не больше. Мальчики хлопотали то по пояс, то по плечи, то по самую шею в воде, присаживались на корточки, подныривали, шлепали ладошками, что-то кричали. Почему-то они купались одетые. Под солнцем мокро и ярко сверкала красная с синим, пестрая кофточка одного. Другой был одет скромнее — в голубой маечке. За плечами у первого висело ружье. Так и купался с ружьем.
Генерал Сиверс обратился к вознице:
— Послушайте, это ваши дети?
— Наши, наши, — с удовольствием ответил возница. Он выпрямился, рукавом обтер коричневое лицо. С усов у него капало.
— А зачем же они купаются вот так, в одежде? Да еще с ружьем?
— А и в самом деле, зачем?
— Так это я вас спрашиваю.
— А я вас.
«Хорошо все-таки без формы, — подумал Сиверс, — разве он так бы со мной разговаривал, будь я в форме?»
— Послушайте, — сказал он, — это все-таки не дело — таких маленьких ребят пускать одних в воду. Хорошо здесь, у берега, мелко. Зайдут дальше утонут.
— И очень просто — утонут, — радостно согласился возница, глядя на детей из-под широкой черной ладони. — Три шага — и по шейки, а там с ручками, ей-богу. Только пузыри буль-буль — и все.
— Тьфу, черт, — рассердился Сиверс, — что же вы за ними не смотрите?
— А чего смотреть? Не моя забота. Чужая-то спина не чешется.
— Так вы же мне только что сказали, что это ваши дети?
— А то не наши? Самые наши дети...
Тут только Сиверс заметил, что возница пьян, и порядочно. Придется самому заняться детьми.
— А ну-ка, орлы, — крикнул он, — вылезайте на берег, живо!
Две белобрысые головенки — чуть повыше и чуть пониже — повернулись к нему. У той, что пониже, были ярко-голубые глаза и брильянтовая капля на кончике носа.
— Не, не пойдем, — сказал маленький. — Мы тута играем.
— Во неслухи, — сказал возница, забираясь на облучок. — Я уж звал — нейдут. Таким одна дорога — тюрьма.
— Сейчас же на берег, кому говорю! — крикнул Сиверс.
Головы снова повернулись, как винтики.
— Но, паразитка! — крикнул возница, хлобыстнул лошадь кнутом и стал выезжать на дорогу.
Бочка подрагивала, роняя воду.
— Чего ты с ними няньчишься? — спросил возница. — Брось их к лешему, айда со мной, к Ною.
— К какому Ною? К праотцу?
— Ты что. Ноя не знаешь?
— Не знаю.
— Пустой человек. Ноя не знает, — махнул рукой возница и отъехал.
Генерал Сиверс остался на берегу. Что поделаешь? Придется вытаскивать этих огольцов. Смерть не хочется лезть в воду. Может, словами их приманить?
— Эй ты, в красной кофточке! Как тебя зовут?
— Сережа, — ответил маленький.
— Ты что же, один сюда пришел?
— Не, я с Сережей.
— Ничего не понимаю! Кто из вас Сережа? Ты или он?
— Я Сережа. И он Сережа.
— Так вот. Сережа с Сережей, сейчас же вон из воды, а то силой вытащу.
— А я тебя застрелю, — сказал Сережа поменьше.
— Ну вот, и сразу застрелишь, — грустно сказал генерал Сиверс. — Это же превышение предела необходимой обороны.
— Какой обороны?
— Не слушай, это я так, для моциона языка. Да ты, наверно, из ружья и стрелять-то не умеешь.
— Фиг, врешь, умею.
— И со звуком?
— Пу! — крикнул Сережа.
— Ну, это что за звук. Скучно мне даже слушать тебя, братец ты мой.
— А ты с большим звуком стрелять умеешь? — заинтересовался Сережа.
— И с каким еще! Слышал, недавно ударило? Это мой был звук. Я умею стрелять из самой большой пушки, какая есть.
— Ты что же, солдат?
— Нет, генерал.
— Врешь. Генерал — он большой такой, золотой, красный, а ты серый.
Сиверс вздохнул и согласился:
— Я серый.
Тут неожиданно раскрыл рот Сережа побольше и спросил басом:
— А из пакеты ты умеешь?
— Это он говорит «пакета» вместо «ракета». Смешно? — сказал Сережа поменьше.
— Не смешно, — строго ответил Сиверс. — И вообще, довольно демагогии. Живо из воды, поняли?
— Все равно я тебя не боюсь, — храбро заявил Сережа-маленький.
— Господи, согрешишь тут с вами.
Генерал Сиверс разулся и полез в воду. Было мелко, до колен, брюки он подвернул и почти не замочил. Мальчики довольно послушно дали ему руки и вышли на берег. С обоих обильно текла вода. Сиверс снял с них одежонку и неумело, по-мужски, выжал. Как их вести, голыми, что ли? Он подумал и надел на мальчиков трусы, а майку и кофточку дал им в руки — нести. Какие разные ребята! Сережа побольше — крепенький, укладистый, как туго набитый тючок. Сережа-маленький — розовый, голубоглазый, похожий на новенькую перламутровую пуговицу.
— А ружье? — спросил маленький.
Сиверс надел ему ружье на прохладное молочное плечико.
— За мной, орлы!
Мальчики доверчиво подали ему маленькие холодные руки.
— Фу, до чего перекупались! Пошли домой. Где вы живете?
— На белом свете, — ответил Сережа-маленький.
— Остроумно, но неопределенно. Покажи пальцем, где ты живешь.
— Там, — махнул Сережа маленький по горизонту. — Где кустья.
«Кустьев» нигде не было видно. Генерал Сиверс подумал, вздохнул и двинулся по дорожке направо. Маленькие холодные руки лежали у него в руках, как влажные камешки.
— Знаешь, — говорил Сережа поменьше, — я тоже умею из ракеты. Я все умею. Когда буду большой, я всех постреляю.
— Ну уж и всех. Это ты брось.
— Вот увидишь, постреляю.
— Остается надеяться, что я до этого не доживу. Слушай, ты, будущий мировой убийца, как твоя фамилия?
Сережа подумал, огорчился и сказал:
— Забыл.
— Зайцев его фамилие, — вдруг сказал Сережа побольше. — А мое — Иванов.
— Ай да Сережа, — похвалил его Сиверс. — Умница!
— А он совсем не умный, — ревниво сказал маленький. — Он букву «рэ» не говорит. Знаешь, как он говорит? «Волона кличит кал!» Смешно?
— Я уже тебе сказал: не смешно. Не следует смеяться над недостатками своих ближних.
Внезапно Сережа-маленький остановился и протянул Сиверсу свою мокрую кофточку.
— Ты чего?
— Не могу больше нести кофту. Она тяжелая.
— Что же с тобой делать, братец? Давай понесу.
Навстречу шел офицер.
— Сережа, это не твой папа?
— Дай посмотрю. Нет, не мой.
— Послушайте, майор, — крикнул Сиверс, — вы не знаете, чьи это дети?
Майор остановился, несколько задетый бесцеремонностью обращения, и равнодушно оглядел ребят.
— Этого не знаю, а тот, поменьше, как будто полковника Нечаева внук, начальника штаба. А откуда вы их взяли?
— В воде нашел.
Майор засмеялся:
— Ведите скорей домой, их, верно, ищут.
— А где он живет, наш Нечаев?
— Вон там, в домах начсостава.
Сиверс поблагодарил и повел мальчиков в указанном направлении.
— У меня нет папы, только мама, — рассказывал Сережа-маленький. — У меня был папа, даже два, а теперь ни одного не осталось.
— А мама здесь?
— Не, уехала в Москву. На самолете.
— Ты что же, с дедушкой живешь?
— Больше с бабушкой. Бабушка мне эту кофту пошила, которую ты несешь.
Мокрая кофта прохладно висела на согнутом пальце генерала.
— Тебе не холодно? — спросил он.
— Не, тепло. Ведь мы идем на юг.
— Откуда ты знаешь?
— Я все знаю. Есть юг и север. На юге жарко, на севере холодно. А еще есть восток и запад, там средне, не жарко, не холодно, просто тепло.
— Да ты, брат, образованный!
— Я все знаю. Вот мама у меня глупая. Не очень, а так, немножко глупая. Я ей говорю, а она не слушает. Я спрашиваю: «А машины кверх ногами ходят?» А она говорит: «Ходят». А сама плачет. Смешно?
