Адвокат Армеро Санчес открыл ей дверь, пропустил вовнутрь и жестом руки пригласил сесть на уютный кожаный диван. Сам опустился в одно из двух кресел, стоявших чуть поодаль.
— Рассказывай, — приветливо сказал он, набивая трубку табаком из старого замшевого кисета.
— Я пришла, чтобы признаться тебе в преступлении.
Губы адвоката чуть искривились. Он поправил пенсне на носу, прикусил зубами трубку и некоторое время молча раскуривал ее.
— Я не ослышался?
— Нет, — ответила она, опустив голову.
— Хорошо… Кто мертв?
— Мой муж.
— Антон? Кто его убил?
— Я.
Старый юрист опустил в пепельницу огарок спички.
— Мм… да… Дело серьезное. Кто-нибудь знает об этом?
— Никто.
Глаза у женщины потускнели. Казалось, ею овладело чувство полной безысходности. Внимание адвоката привлекли глубокая царапина на ее шее и синяк на левой скуле, все еще вспухший. Он пристально посмотрел на женщину поверх пенсне и сквозь разделявшее их облачко табачного дыма.
— Мне всегда нравилась твоя искренность, Анжела.
— Я пришла к тебе за помощью. Мои родители умерли. И как брат моей матери ты… ты — единственный человек, которому я могу доверять.
— Посмотрим, смогу ли я чем-нибудь помочь тебе.
— Я нуждаюсь в юридической консультации и в совете. Понимаешь? Я не убийца. Мне нужно, чтобы кто-то знал, что…
— Расскажи, как все произошло.
— Какое-то время назад Антон связался с полицейским по имени Рамиро. Они просиживали вечера на веранде. Полицейский приносил транзистор, и они слушали музыку, разговаривали о женщинах, о деньгах и о прочем-разном. Однажды я услышала, как они говорили о том, что американцам особенно нравятся девственницы. Этот Рамиро утверждал, что торговля невинными девушками — отличный бизнес. Обманом их доставляли из Баракоа и других мест и затем продавали по сто долларов. Рамиро рассказывал об оргиях, которые устраивались на военно-морской базе в Кайманере. Там-то и происходила эта работорговля. Американцы платили хорошо. «Даже шеф полиции и алькальд занимаются этим, — сказал Рамиро. — Это они приметили голубку… Все останется между нами». Я думала, что они говорят о какой-то девушке из поселка, но вскоре убедилась, что речь идет о Розарии. — Анжела умолкла, чтобы перевести дыхание. — После того, как Рамиро, громыхая сапогами, ушел, Антон плюнул мне в душу, заявив: «Я намерен заработать на Розарии, знай. Если не раскошелятся шеф полиции и алькальд, найдутся другие состоятельные люди, которые хорошо мне заплатят. Взять хотя бы тех же американцев. Сто долларов, Анжела!
Да на эти деньги можно превратить в сплошной праздник целый месяц! А через два месяца мы можем снова продать ее. И так до тех пор, пока они не догадаются. Ведь настоящая девственность не существует, правда?» То, что сказал Антон, меня потрясло. Для него девушка, которой исполнилось пятнадцать лет, была обычным товаром. Во мне словно что-то сгорело. Я почувствовала себя так, будто потолок обрушился и раздавил меня. В этот момент я поняла, что Антон способен на все.
— Пьянство и карточная игра довели его до этого состояния, вне всякого сомнения, — сказал адвокат.
Женщина посмотрела на старика и продолжила:
— Шесть дней назад, в пятницу вечером, Антон пришел, как обычно, пьяный и сказал мне, что заключил сделку. Что на следующий день он отвезет Розарию на военно-морскую базу. Я оскорбила его, ударила по лицу и в грудь, но он был сильнее. Он отбросил меня в угол кухни. Я упала на пол, и тут моя рука случайно наткнулась на топор. Пальцы почувствовали прохладу острого металла и сжались вокруг топорища. Многое промелькнуло в этот момент перед моим взором, но все затмило лицо Розарии с умоляющими глазами. Антон приближался ко мне, хохоча, словно безумный, размахивая хлыстом, которым он избивал дочь. Какая-то страшная сила подняла меня на ноги. Эта же сила взмахнула моей рукой и нанесла ему удар топором между изумленных глаз. Это был всего лишь один удар. Когда я пришла в себя, он лежал на полу с расколотым черепом.
Анжела проглотила накопившуюся во рту слюну и сжала пальцы в кулаки.
— Я не знала, что делать. Такое даже самых умных ошеломляет. Потом я пришла немного в себя и решила спрятать труп. Боясь, что вот-вот Розария придет из школы и застанет меня на месте преступления, я оттащила тело Антона к старому колодцу, что у нас во дворе. Мы им давно не пользуемся, хотя колодец глубокий, и по дну его бежит сильный подземный поток воды. Все, что туда попадает, увлекается водой неизвестно куда. Я сняла цинковую крышку и, напрягая все силы, перебросила мертвое тело через край бетонного основания. Закрыла глаза, услышала глухой всплеск и через мгновение вновь знакомое журчание бегущей воды. Но на этот раз в журчании мне послышались стенания, исходящие из самого ада.
— Кто-нибудь тебя видел? — спросил адвокат, снова набивая табаком трубку.
— Нет, никто. Но все эти дни смерть Антона не дает мне уснуть. Меня мучает желание рассказать кому-нибудь о случившемся, облегчить душу, понимаешь? С другой стороны, не могу заставить себя пойти в полицию. Я не знаю законов. То немногое, что я видела, убеждает меня, что суды созданы для того, чтобы оправдывать богатых и наказывать бедных. И что случится с Розарией, если меня осудят? А вдруг ее настигнет та же участь, от которой я попыталась ее уберечь, совершив убийство. Понимаешь теперь, в каком положении нахожусь? Понимаешь, почему я здесь, а не в полиции?
Женщина закрыла ладонями лицо и опустила голову на грудь. Адвокат уставился своими проницательными глазами на потухшую трубку, которая покачивалась на его пальцах. Он словно взвешивал на весах свои мысли в такт этому покачиванию.
— Послушай, Анжела. Все устроится. Я на твоей стороне. Советую никому ничего не говорить. Тебя не могут обвинить в том, чего никто не знает. Где находится труп? В недрах земли, откуда он никогда не появится. Люди не заметят отсутствия Антона. Если это все-таки случится, они подумают, что в пьяном состоянии он свалился в пропасть или сбежал из дома на поиски долларов… Следуй моему совету. Не говори никому ничего. Ты знаешь, что можешь всегда рассчитывать на мою помощь. С точки зрения закона, ты виновна, но, с точки зрения человеческой справедливости, на тебе вины нет.
Анжела посмотрела на старика и облегченно вздохнула.
— Спасибо, — сказала она.
Когда женщина возвращалась, наступила ночь. В придорожных зарослях весело перекликались цикады. Анжела шла быстрым шагом, не оглядываясь, сосредоточенно смотря вперед. Ветер трепал вершины деревьев, и шелест листвы вливался в симфонию ночных звуков.
Женщина открыла дверь, Розария бросилась ей на грудь. Волосы девушки были растрепаны, платье на ней порвано, лицо залито слезами.
— Он бил тебя?
— Да, мама. И угрожал мне, что завтра отвезет к американцам.
— Не плачь, деточка моя. Пойди во двор и сними крышку с основания колодца, а затем отправляйся в свою комнату. Он больше никогда не дотронется до тебя. Даже пальцем. Клянусь тебе.
В глазах Анжелы черных, как уголь, заблестели страшные искорки. Словно в них отражались звезды, далекие и прекрасные, как та справедливость, которую мы ищем и не можем найти на этой грешной земле…
Антон внезапно появился на пороге кухни. В одной руке он держал хлыст. Глаза на обрюзгшем, одутловатом лице были похожи на два куска мутного бутылочного стекла. Выдыхая запах спиртного, он спросил заплетающимся языком:
— Где ты шаталась, паскуда? Ты забыла, что утром должен прийти Рамиро и забрать Розарию, чтобы отправить к американцам на военно-морскую базу? Почему ты не подготовила ее? Что с тобой, Анжела? Ты меня не слышишь? Почему ты так смотришь на меня? Что ты делаешь? Анжела, брось топор!
Маргарет Клэр
Предсказатель землетрясений
— Естественно, вы настроены скептически, — сказал Уэллмен. Он налил в стакан воды из графина и проглотил таблетку, запивая. — Да, понятно. Я не виню вас. Нисколечко. Многие сотрудники нашей студии думали, как вы. И я тоже, признаться. Но это было поначалу, когда мы стали выпускать в эфир программу с участием Герберта. Скажу откровенно: я очень сомневался, что подобное шоу идет на пользу телевидению.
Уэллмен почесал за ухом. Лицо Рида выражало искренний интерес ученого.
— Но я оказался не прав, — Уэллмен легонько стукнул ладонью по столу. — Мне приятно признаться, что я ошибался на тысячу процентов. Первое не объявленное появление на экране этого человека принесло около двух тысяч писем. А теперь после каждого его выступления приходит… — Уэллмен наклонился к Риду и прошептал цифру.
— О! — воскликнул Рид.
— Мы не разглашаем эти данные потому, чтобы не создавать лишней сенсации. Но это сущая правда. Сейчас на телевидении нет никого, кто бы пользовался такой популярностью у зрителей. Выступления Герберта транслируются на коротких волнах по радио и их слушают во всем мире.
