Паскаль подумал, что выиграл в споре одно очко. И очень сильно ошибся, между ним и лейтенантом была трещина, которую не заметила даже Антония: ребенком Милош узнал, что такое война, и ничего не забыл.
— А вы считаете, что отвратительные преступления наказываются достаточно?
— Ого, кажется, я слышу слова патрона! Мальчик, вероятно, пора тебе в конце концов уяснить, что закон «око за око» — далекое прошлое.
— Иисус сказал: «Поднявший меч — от меча и погибнет». Перед смертью мучитель должен страдать так же, как и его жертвы.
— Вот как? А если преступник — людоед, поедающий своих жертв, его надо сожрать сырым? Выбрось из головы эти отклонения, мы же не среди дикарей.
Время шло, работа звала, Паскаль направился к двери, дружески закончив беседу:
— Хороший совет, Милош — береги задницу! Дела, в которых ты копаешься, попахивают неприятностями, не вмешивайся в них, не спросясь меня, это может дорого стоить. Придет день, и мы прищучим этих подонков… но по закону… Если захочешь поговорить, дверь моего кабинета открыта.
Глава 11. Лобковая вошь
Лион менялся, приобретал более современный облик. Старый провинциальный город, карикатура на буржуазный уклад, превратился в столицу. Этот крутой поворот был особенно заметен за вокзалом Перраш на южной окраине.
Здесь росли высотные здания смелых форм, олимпийские спорткомплексы, штаб-квартиры крупнейших мировых производителей. Прощайте, лионские ткачи{3} из фильма «Призрак»[19], высмеянные Янсоном[20]! Накопления больше не лежали в старых шерстяных чулках, на смену кубышкам пришли финансовые воротилы нового времени.
Полуостров у слияния Роны и Соны бурлил, перемены проходили непросто. Повсюду копали, подтаскивали, возводили. Экскаваторы, грузовики и подъемные краны сообща перелицовывали кварталы.
Хотя строительные работы еще продолжались, продажа недвижимости шла полным ходом, район кишел торговцами. За неимением капитальных помещений многие обосновались во временных конторах. К их числу принадлежал и Даниэль Вайнштейн. Видный предприниматель, честь по чести внесенный в торговый реестр, ждал, когда к стройке подойдет баржа. Рядом с его офисом рекламный щит расхваливал достоинства роскошного жилого комплекса. Пластиковые елочки вокруг здания маскировали бульдозеры. От тротуара к двери вела красная дорожка — последний штрих в деле обольщения клиента. К двери…
Антония не отрывала от нее глаз.
Когда тот, другой, выйдет, в дело вступит она. А пока, сидя в теплом салоне автомобиля, она вела разговор сама с собой, потягивая трубку.
«Ты спрашиваешь, Жак, зачем я здесь околачиваюсь — объясню: хочу посчитаться с Вайнштейном. Этот молодчик — чемпион по всяческим гнусностям. Уважаемый бизнесмен, считается большой шишкой в недвижимости, нет вечеринки, на которую его бы не пригласили. Образован, язык подвешен, вхож в дома к местной верхушке и гламурной тусовке. Эх, если бы эти балбесы знали, они не пожали бы ему и палец: Вайнштейн — Еврей в преступном мире — сутенер номер один в регионе. Стройки приносят ему денежки, но поменьше, чем студии-бордели. Отсюда до швейцарской границы такие заведения насчитываются десятками, управляются подпольно подставными лицами… и набиты девчонками, ввезенными в страну пинками. Этот тип — настоящая лобковая вошь, присасывается к их молодости, заражает, разрушает и губит! И раз я приехала сюда потолковать с ним, дорогой мой Жак, то для того, чтобы приблизить его кончину».
Какое-то движение возле конторы. Оттуда вышел человек, но не тот, кого она поджидала.
«Откровенность дается мне нелегко, я не доверяла эту тайну никому, говорю только тебе: три года спустя после твоей смерти Владе, одной из девушек, удалось убежать. Мы встретились с ней тайно на подпольной квартире. Влада хотела дать показания против Вайнштейна. Но не смогла: на следующий день ее тело нашли на берегу Роны, освежеванное, будто тушка кролика. Бедняжке было всего восемнадцать. Никто не потревожил Вайнштейна, прикрытого всякой мелкой шушерой из кучи его подставных фирм».
Дверь снова открылась, из нее наконец вышел прусак, вроде бы довольный собой. Гася трубку, Антония ликовала: у Милоша получилось быть убедительным.
«Пора, Жак, пойду прижму лобковую вошь к ногтю. Если тебя осенит, как можно его раздавить, шепни свою идею, я сумею ее осуществить».
Без глупой спешки она выждала, пока серб скроется из виду, и только потом пересекла улицу. Изнутри контора выглядела скромно: на стенах фотографии высотных зданий, конторку секретаря окружают комнатные цветы. Молодая женщина за белой стойкой приветливо поздоровалась:
— Добрый день, мадам, я могу вам помочь?
Антония покатилась со смеху: она пришла сюда именно затем, чтобы ей помогли.
— Даниэль Вайнштейн на месте?
— Ээ… Как вас представить?
— Заноза в заднице… Но можете не трудиться, я сама.
Антония заметила дверь в кабинет, как только вошла. Резко толкнула ее, оставив позади секретаршу и ее возражения:
— Пожалуйста, мадам, вернитесь! Вы не имеете права!
Возмущения запоздали: Антония уже находилась в логове хозяина. Вторжение застало Вайнштейна врасплох, затем он избрал отстраненность в духе «дзен».
— Комиссар… Ваш визит — большое удовольствие…
— Сначала выслушайте, что я скажу, удовольствие будете получать потом.
Секретарь, ворвавшаяся вслед за гостьей, извинялась за свое опоздание:
— Мсье, простите, я не успела, пока вставала, эта дама…
— Не страшно, Леони, — остановил ее Вайнштейн. — Комиссар Арсан — моя старая знакомая. Когда говорю «старая», я имею в виду наше долгое знакомство.
— Боюсь, оно скоро может прерваться, — подхватила Антония.
Загадочная реплика. Угроза, явно прозвучавшая в ней, встревожила вошь. Улыбка сошла с лица, покрытого загаром из солярия, Антония увидела, что Еврей побледнел.
— Спасибо, Леони, можете оставить нас, я займусь мадам.
Секретарь отступила за дверь. Короткая и веская интермедия. Антония воспользовалась паузой, чтобы рассмотреть Вайнштейна. Его внешний вид можно было описать одним прилагательным — сексуальный. Он излучал естественное обаяние зрелого возраста. Притягательную ауру создавали теплый тембр голоса, черные как смоль волосы, синие глаза и правильные черты. Даниэль был элегантно одет в итальянский костюм, рубашку с запонками и шелковый галстук — все от известных кутюрье. Однако Антония заметила, что он не очень уютно чувствовал себя в своих ботинках из крокодиловой кожи. По тому, как пальцы теребили канцелярскую скрепку, было видно, что он чуть не портил воздух от беспокойства. Несвойственно ему.
— Позвольте, я сяду?
— О, тысяча извинений, комиссар, задумался.
Антония опустилась в кресло, инструктируя себя: не обращаться на «ты», избегать прямых атак, довольствоваться его волнением. У вши было много знакомых, длинные руки и быстрая реакция — сразу хвататься за телефон. На другом конце провода через мгновение на защиту вставали его адвокаты. Если только в гости не заходил влиятельный депутат. Щедрый по природе, вошь вносил лепту политическим партиям без разбору, независимо от окраски.
— Что вы имели в виду под окончанием нашего знакомства? Собираетесь подать в отставку?
— Даже и не думала, мсье Вайнштейн.
— А… Жаль, я бы предложил вам дуплекс на старость. Само собой, по привлекательной цене.
— Подкуп должностного лица?
— Нет, квартира-выставочный образец. Всегда приберегаю для друзей.
Слово «дружба» никак не могло быть применено к их отношениям. Антония ненавидела красавчика и знала, что и тот на дух ее не переносил.
— Так чему же я обязан вашим присутствием, комиссар?
— Читали утреннюю газету? Там пишут о поезде на вокзале Макона, я туда заскакивала.
Статья Гутвана вызвала в ней раздражение: история про раввина достойна такого трепача. Но, поразмыслив, Антония сказала себе, что с помощью этих россказней Вайнштейна удастся вывести из равновесия.
— Ну да… А в чем дело?
— Я восполню в ней пробелы: двое исчезнувших — это Матье Бонелли и Ромен Гарсия. Убиты в своем купе.
— Великий Боже, какой ужас!
Прозвучало фальшиво, Вайнштейн был в курсе, серб ему все выложил.
— Согласна с вами, мсье Вайнштейн, трагический конец… Хуже всего, что за ними скоро последуют и другие.
Вошь не улавливает смысла предсказания, а когда вши что-то непонятно, в ход идут напыщенные речи:
— Зажгите мне фонарь, пожалуйста, я плохо различаю это будущее.
— У корсиканцев не было врагов, во всяком случае, таких могущественных, чтобы соваться в их дела. На сегодняшний момент я, понятно, не знаю, кто убил Бонелли. Однако после недолгого размышления правдоподобными мне представляются две версии.
