– Сама я не умею читать, но мне не раз приходилось слышать от хозяина, что в этой связке достаточно материалов для громкого процесса.
– Значит, эту связку надо сжечь? – сказал Патюро.
– Нет, боже упаси! Просто ее надо припрятать в надежное место, а самым надежным будет, если ты спрячешь бумаги у себя на квартире. Кому придет охота искать важные документы у такого незначительного человека, как ты?
– Но ведь такая охота все же может прийти кому-нибудь, и тогда…- с отчаянием воскликнул Патюро.
– Берегись, Патюро! Нашего хозяина все равно выпустят из тюрьмы, а тогда тебе несдобровать.
– Да я не отказываюсь взять эти бумаги, а только представляю вам свои соображения! – испуганно спохватился приказчик.- Если же вы находите, что так будет лучше, то я готов взять их.
Гертруда передала ему бумаги, и они вышли из дома, причем старуха, заперши выходную дверь на ключ, спрятала последний в карман.
Патюро принес опасную связку бумаг к себе домой и здесь погрузился в глубокую задумчивость. У него не было ни малейшей привязанности к Лашенею, который обращался с ним очень грубо и безжалостно помыкал им. Чего же ради рисковать жизнью из-за такого хозяина? Между тем у Патюро уже давно горела в душе мечта прикопить денег и вернуться к себе на родину. Где там станет разыскивать его Лашеней или даже сами лотарингские принцы? Вот если бы обратить эти бумаги в деньги… Но чего же проще? Ведь ни для кого не тайна, что лотарингские принцы злоумышляют против короля; значит, королю будет очень важно проникнуть в подобные планы заговорщиков, а следовательно, он не откажет вознаградить того, кто выдаст их. Одна беда, как пробраться к королю?
Тогда Патюро пришло в голову действовать через посредство Пибрака, который, как он знал, был постоянно вхож к королю, и с этой целью он направился к Лувру. Ему посчастливилось, так как Пибрак попался ему на полпути. Но Патюро был робок, а Пибрак задумчив в этот момент и не расслышал негромкого оклика бедно одетого горожанина. Тогда Патюро решил пойти следом за Пибраком, и таким образом они дошли до дома Лашенея.
Было уже около девяти часов вечера, на улицах стояла темь, и Патюро удалось дойти до самого дома, не будучи замеченным Пибраком. Только тогда, когда капитан несколько раз безуспешно постучался в дверь, Патюро вынырнул из тени и подобострастно предложил Пибраку свои услуги.
– Кто ты такой? – спросил его капитан.
– Патюро, приказчик Лашенея! – ответил тот.
– Почему дверь заперта?
– Потому что Гертруда опоила ваших солдат и сама скрылась, заперев дверь.
– А ты можешь открыть запертую дверь?
– Мы можем пройти через магазин, ключ от которого у меня.
– Хорошо, веди меня!
Патюро провел Пибрака в дом, и тут капитан гвардии мог воочию убедиться в плачевном состоянии оставленной им стражи.
Тогда, отложив счеты с пьяницами-солдатами до их протрезвления, Пибрак обратился к Патюро:
– Знаешь ли ты, где твой хозяин?
– Знаю, ваша честь. – А знаешь ли ты, что его ждет? Он будет повешен завтра на восходе. Между тем ему было легко сохранить свою жизнь: стоило только отдать мне важные бумаги, которые я у него требовал. Так вот не желаешь ли ты составить компанию своему хозяину? Если нет, тогда укажи мне, где то, чего я ищу.
Патюро набрался храбрости и ответил:
– Если я не укажу этих бумаг, меня ждет виселица; но что ждет меня, если я укажу их? Ведь согласитесь, ваша честь, что в здешнем мире все оплачивается.
– Значит, ты можешь дать полезные указания?
– Могу, ваша честь, если… если это будет стоить того!
– Ну, так вот тебе пистоль.
Патюро не взял монеты, протягиваемой ему Пибраком, и улыбаясь ответил:
– Ваша честь смеется надо мной! Разве бумаги, которые вы ищете, стоят всего только пистоль?
– Дурак!- спокойно сказал Пибрак.- Я могу попросту повесить тебя, а вместо этого предлагаю тебе целый пистоль, от которого ты отказываешься.
– Ваша честь,- возразил Патюро,- я предлагаю вам то, что вам очень нужно в данный момент, а вы отказываетесь.
– То есть как это я отказываюсь?
– Ну конечно! Раз вы повесите меня, то ничего не узнаете.
– Ладно, милый мой! Стоит тебе только увидать веревку и перекладину, как живо выболтаешь все, и притом совершенно даром.
– Не рассчитывайте на это, ваша честь! Ведь за выдачу важной тайны мне все равно будут мстить, и если я попаду в руки герцога Гиза, то он тоже рассчитается со мной веревкой. Значит, для меня только тогда есть смысл выдать вам бумаги, если сумма, которую я получу за это, даст мне возможность скрыться из Парижа.
– Сколько же ты хочешь?
– Сто пистолей, ваша честь.
– Да ты белены объелся, что ли? Нет, брат, видно, нечего с тобой говорить. Я просто разнесу весь дом в щепки, найду, что мне нужно, а тебя повешу.
– Бумаг в этом доме нет, ваша честь.
– Где же они?
– Это моя тайна, за открытие которой я хочу получить сейчас же на руки сто пистолей.
– Да откуда взять такую большую сумму офицеру?
– От короля, который рад будет получить столь важную тайну за маленькую для него сумму.
Ну, так вот что. Ты знаешь меня? Да? Так, если я дам тебе честное слово, что завтра до полудня ты получишь свои сто пистолей, поверишь ты мне или нет? Помилуйте, ваша честь…
– Но бумаги мне нужны теперь же!
– Хорошо, ваша честь, пожалуйте за мною! – сказал Oатюро.
Он немедленно провел Пибрака к себе в дом, вручил ему там связку бумаг Лашенея и рассказал Пибраку при этом, каким образом он сам овладел этими важными документами.
Пибрак провел часа два в бедной комнате Патюро, рассматривая полученные документы, а затем тщательно спрятал их под камзол и ушел, думая:
"Этого совершенно достаточно, чтобы герцог Гиз с братцами – герцогом Майнцским и кардиналом Лотарингским – отправился на Гревскую площадь".
Раздумывая о свойстве полученных документов, Пибрак дошел до Луврских ворот. Здесь он застал какого-то монаха, который умолял часового пропустить его к королю.
– Я во что бы то ни стало должен видеть короля, чтобы рассказать ему об одном приключении, имеющем отношение к королеве-матери! – ответил монах.
Пибрак вздрогнул и поспешил отвести монаха на несколько шагов в сторону. Здесь он сказал:
– Простите, ваше преподобие, но теперь уже поздно, его величество спит, и будить его без важных оснований нельзя. Поэтому потрудитесь рассказать мне, в чем дело.
Монах – это был тот самый, у которого герцог Гиз отобрал письмо Екатерины Медичи,- сообщил Пибраку о странном приключении, случившемся с ним, и в заключение сказал:
– Когда я вернулся в монастырь, отец-настоятель остался очень недоволен происшедшим и приказал мне сейчас же отправиться в Лувр, чтобы лично доложить королю все, что случилось.
– В таком случае,- сказал Пибрак,- соблаговолите прийти сюда завтра утром, и я проведу вас к его величеству. Скажите только, каков был собою дворянин, предводительствовавший всадниками, отобравшими у вас письмо?
– Он молод, высок, крепок и очень красив; через все лицо у него идет глубокий шрам.
В этот момент на колокольне пробило двенадцать часов.
– А, вот как! – сказал Пибрак.- У него шрам во все лицо? Так, так! Значит, до завтра, ваше преподобие!
Монах ушел, а Пибрак подумал:
"Этот герцог Гиз, прозванный "Балафрэ". Но чтобы меня черт побрал, если я тут что-нибудь понимаю. Пойду-ка я к Маликану… ведь уже пробило полночь, и он освободился от своей клятвы!"
VIII
Маликан уже поджидал Пибрака, хотя в кабачке и не было огня. Но, как выразился кабатчик, "у слов нет цвета", а потому они решили из осторожности говорить, не зажигая огня.
– Мне кажется, что я догадался сам,- начал Пибрак.Наваррский король похитил королеву-мать.
– Совершенно верно,- согласился Маликан.
– Это отчаянный поступок, но… конец венчает дело!
– В этот момент всякая опасность уже миновала,наваррского короля и его добычи не догнать никому. Да и некому догонять, потому что еще никто не знает и не подозревает истины.
– Ошибаетесь, герцог Гиз уже прозрел планы наваррского короля и преследует его по пятам! – и Пибрак рассказал Маликану все, что только что узнал от монаха.
– Это неприятно, но нашему королю не помешает,- возразил Маликан, отлично знавший план Генриха.- У него все рассчитано и принято во внимание. Однако что это такое?
Они оба насторожились и в ночной тишине ясно расслышали стук копыт лошади, мчавшейся бешеным галопом. Стук становился все яснее и, видимо, близился к кабачку. У Маликана и Пибрака сердце сжалось неясным, но жутким предчувствием. Но вот стук копыт замер у дверей кабачка, и знакомый голос крикнул по-беарнски:
– Отворите!.. Скорее!..
– Господи Иисусе Христе! – простонал Маликан.- Это он! Что же случилось? – и встревоженный кабатчик поспешил отпереть дверь.- Боже мой, это вы, государь? – сказал он, увидав Генриха Наваррского.
