«Приказчики‚ служители трактиров и гостиниц‚ мастеровые‚ кучера‚ лакеи‚ казенные денщики‚ солдаты нестроевой команды – всё это примкнуло к движению‚ – написано в секретном отчете правительственной комиссии. – Город представлял необычайное зрелище: улицы‚ покрытые пухом‚ были завалены изломанною и выброшенною из домов мебелью‚ дома с разломанными дверьми и окнами‚ неистовствующая толпа‚ с криком и свистом разбегающаяся по всем направлениям‚ беспрепятственно продолжающая свое дело разрушения‚ и в дополнение к этой картине – полное равнодушие со стороны местных обывателей нееврейского происхождения к совершающемуся разгрому…» Погром продолжался три дня‚ затем в город вошли войска и восстановили порядок.
Следующим на очереди оказался Киев‚ где местные власти знали о дне погрома‚ но ничего не сделали для его предотвращения‚ хотя у них было немало солдат и полицейских. В городе появились «молодцы»‚ которые уверяли жителей‚ что «дозволено трое суток потешиться над жидами‚ за это ничего не будет‚ а нашему брату не мешает поживиться». Погром в Киеве начался 26 апреля‚ и сторонний наблюдатель с изумлением отметил: «Это чистый разбой среди белого дня‚ с криком‚ свистом‚ гиканьем… Эти сорванцы говорили‚ что многие из них приехали нарочно из Москвы‚ и что еще едут к ним на помощь… Я сам убедился‚ что действиями толпы руководили‚ в некоторых случаях‚ интеллигентные люди».
Всё началось с Подола. «В двенадцать часов дня воздух вдруг огласился диким криком‚ свистом‚ гиканьем‚ ревом и хохотом. Шла громадная масса мальчишек‚ мастеровых и рабочих. Полетели стекла‚ двери‚ стали выбрасывать на улицу из домов и магазинов решительно всё‚ что попадалось под руку. Толпа бросилась на синагогу и несмотря на крепкие запоры мигом разнесла ее. Свитки Торы рвались в клочки‚ топтались в грязь и уничтожались…» Затем разбой перекинулся на прочие улицы Киева. Пьяная‚ озверелая толпа сокрушала всё на своем пути‚ а солдаты с полицией лишь сопровождали погромщиков с места на место, предлагая им разойтись. Изредка к толпе подъезжал генерал-губернатор и «увещевал народ»‚ а когда он уезжал‚ всё начиналось сызнова. Ночью в предместье Киева толпа разграбила кабаки‚ перепилась‚ а затем подожгла еврейские дома. За сутки погромщики разрушили около тысячи еврейских домов и магазинов‚ ранили несколько десятков мужчин‚ насиловали женщин. На другой день войска стали разгонять толпу прикладами‚ кое-где даже стреляли‚ чтобы остановить озверевших людей‚ и разбой прекратился‚ – хотя справиться с ним можно было в первые минуты погрома.
После Киева подошла очередь деревень и местечек Киевской и Черниговской губерний‚ Жмеринки и Конотопа‚ Нежина и Бердянска, Мариуполя и земледельческих колоний Новороссии; в местечке Смела погромщики убили семилетнего еврейского мальчика‚ который отказался перекреститься. Кое-где крестьяне решали на сходах‚ что и они «обязаны» громить своих евреев‚ так как царь этого требует; в одной из деревень полиция попросила не буйствовать‚ и крестьяне потребовали письменное удостоверение‚ чтобы не отвечать перед властями за невыполнение царского указа. В другом месте крестьян успокоили таким доводом: «Если бы правительство хотело бить евреев‚ то ведь у него достаточно для этого войск‚ – мужики почесали затылки и разошлись по домам».
Правительственный ревизор докладывал: «Взволнованная масса составила себе странное убеждение: если само начальство не останавливает нападение на евреев‚ то‚ следовательно‚ оно дозволено; отсюда уже пошли толки‚ что оно разрешено самим царем‚ а это разрешение народ объяснял тем‚ что евреи – непосредственные виновники события первого марта‚ что они убили царя». Сообщение в еженедельнике «Рассвет»: «Старый еврей-шинкарь жил в деревне двадцать лет и пребывал в самых дружественных отношениях с крестьянами. Заслышав о погроме‚ он собрал вещи и выбрался из деревни. Мужики‚ узнав об этом‚ послали за ним в погоню и‚ нагнав‚ начали укорять: «Гершко‚ Гершко! Як тоби не грих? Що ты робишь?! Тут треба жидов бити‚ а ты у нас един був жид‚ то и тий втикаешь. Кого ж мы будем бити и грабувати?»…»
Евреи Одессы жили в ожидании погрома две недели. «И с каждым днем становилось всё яснее и яснее‚ что они не будут обмануты‚ – вспоминал М. Бен-Ами. – Паника росла с каждым днем‚ с каждым часом… Всех точила и сверлила одна неотступная мысль: куда бежать? куда деть детей‚ когда начнется?.. Чувствовалось‚ как атмосфера сгущается‚ как злоба и свирепость растут кругом с каждым днем… Ожидали только сигнала. Откуда? Никто не знал. Но все дикие силы были наготове и с нетерпением ожидали этого сигнала‚ чтобы ринуться на несчастное еврейское население и выместить на нем всю злобу‚ которая накипела в них с того дня‚ когда на Руси вместо «обилия» массам преподнесли «порядок»…»
Погром в Одессе начался 3 мая 1881 года. «Не прошло и четверти часа‚ – сообщали в газету‚ – как вся рыночная площадь превратилась в громадную кучу обломков – досок‚ железа‚ стекла‚ посуды‚ одежды‚ обуви‚ разбитых бочек и ящиков с текущим из них пивом‚ водкой‚ маслом‚ нефтью и т. п. Везде были разбиты окна и двери‚ разорвана одежда‚ подушки и перины‚ сломана мебель‚ – и всё это огромными кучами загромождало улицы». Газета «Одесский вестник» сообщила: «В одной еврейской лавке после погрома оказалось тридцать пар старых сапог – это толпа сбросила‚ надев новые сапоги… Погромщики разгуливали по улицам в напяленных на себя женских платьях разного цвета‚ в черных сюртуках поверх собственной одежды или в двух-трех костюмах – один на другом…»
В городе с многотысячным еврейским населением результаты могли быть более устрашающими‚ но войска действовали активно‚ да и евреи – студенты‚ мясники, извозчики – вооружились топорами, дубинами‚ железными палицами и отгоняли толпу от своих кварталов. Вместе с погромщиками полиция арестовала 150 евреев‚ обвинив в «хранении оружия»‚ – да и в других местах власти не допускали еврейскую самооборону. В Бердичеве местная община заплатила полицмейстеру города большие деньги‚ и он разрешил евреям дежурить на вокзале. Дважды группа оборванцев приезжала в город‚ но на платформе их встречала стража с дубинами и не позволяла выйти из вагонов. Таким способом Бердичев избежал грабежей и разбоя.
В июле того же года погромы возобновились. В городе Переяславе появились евреи из Киева‚ которые бежали туда после весеннего разбоя, – чтобы избавиться от пришельцев‚ жители устроили двухдневное побоище. Следующим на очереди был Борисполь‚ расположенный неподалеку. «Погром начался‚ – писали в русской газете. – Погром страшный‚ сокрушивший всё‚ что только можно сокрушить. К восьми часам вечера все многочисленные евреи‚ населяющие Борисполь‚ были уже разорены».
Затем прошел двухдневный погром в Нежине. В «Газете» сообщили: «Разгромив винный завод и несколько погребов‚ толпа успела напиться до того‚ что потеряла‚ кажется‚ всякое сознание… Ничего не оставалось делать для усмирения разъяренной толпы‚ как постращать ружьем. Сперва был дан холостой залп‚ но он не подействовал. Некоторые из мужиков и даже женщины кричали: «Не может быть‚ чтобы батюшка-царь наш велел проливать кровь русскую за поганых жидов!» И опять бросились разбивать лавки. Наконец после тщетных увещеваний оставить буйство‚ офицер велел сделать залп из заряженных ружей. На земле оказалось шесть распростертых трупов. Невозможно описать‚ что произошло после этого: рев‚ крик‚ стоны… и толпа с остервенением бросилась на окончательное разрушение еврейских лавок». А в газете «Русь» прокомментировали это событие таким образом: трудно оправдать мотивы, по которым «христианская кровь может быть пролита ради евреев».
К лету 1881 года погромы затронули свыше ста еврейских общин юго-запада России; появились опасения‚ что буйство толпы перекинется на христианское население. Начальство распорядилось действовать решительно‚ солдаты стали разгонять громил прикладами‚ кое-где стреляли в пьяных‚ озверевших людей. Власти оказались невольными защитниками евреев‚ и на одном из докладов о пресечении погрома Александр III пометил: «Это-то и грустно во всех этих еврейских беспорядках».
После тех погромов некий священник Наумович писал в русской газете: «Безумие‚ великое безумие бить и разорять евреев! Безумие и беззаконие! Еврей – человек и ближний наш‚ потому что мы христиане. Он не виноват в том‚ что он еврей‚ что он грамотен‚ что его с детства вели к свету‚ а нас не вели и даже прямо держали в темноте. Он не виноват в том‚ что мы темные‚ но мы в этом виноваты!»
6
Александр III был вторым сыном в царской семье‚ по традиции его готовили для военной службы‚ и наследником престола он стал лишь потому‚ что умер его старший брат Николай. В молодости Александра III обучал профессор Московского университета К. Победоносцев‚ сторонник неограниченной монархии‚ который влиял на царя всю его жизнь.
