За городскими властями шли кающиеся, которые надеялись получить милость Божью через свои страдания. Среди них находились флагелланты с обнаженными спинами, которые бичевали себя короткими семихвостными плетками. Некоторые бичевали друг друга. Кровь текла по их спинам, заливая панталоны, и за ними по земле уже тянулся кровавый след.
После них, беспрестанно молясь, шли горожане различных сословий, и к ним присоединялись все новые и новые жители, делая скорбную процессию бесконечной. Шествие покинуло площадь Сант Жауме и направилось дальше по тесным городским улочкам. Серра переглянулись.
– Пойдем домой? – спросил Педро почти беззвучно, потому что толпа вокруг все еще хранила уважительное молчание.
Но в этот момент из узенькой улочки, выходившей на площадь, несмотря на погребальный звон колоколов, послышался звук барабана, и взгляды людей обратились к источнику этого шума. Серра выжидательно смотрели в ту сторону, когда человек, находившийся в нескольких шагах впереди них, воскликнул:
– Да это же братство Смерти!
– Братство Смерти? – переспросил Педро, который не очень хорошо знал Барселону.
– А что это такое? – осведомилась Эулалия и осенила себя крестным знамением.
– Это мирское сообщество, которое сопровождает осужденных на смерть, чтобы дать им утешение перед казнью, – объяснил Жоан. – А потом они по-христиански хоронят тела казненных, у которых нет средств оплатить погребение. Также они известны под названием братства Крови.
Пронзительный бой барабана, напоминавший Жоану звук, которым сопровождались казни через повешение и посадку на кол по приказу Великого Капитана, приближался. Вскоре среди толпы можно было различить процессию из одетых в черное людей с большими зажженными восковыми свечами в руках. Впереди процессии несли распятие, покрытое черным траурным покрывалом, и штандарт того же цвета.
– А что сейчас делают эти коршуны здесь, посреди улицы? – спросила Анна.
– Они напоминают нам о том, что мы все приговорены к смерти, – сказал Жоан, растягивая слова.
– Рано или поздно это случится со всеми нами, – заметила Анна, раздражаясь. – Но не сейчас. Проклятые предвестники беды, проповедники Апокалипсиса!
Члены братства Смерти остановились в нескольких шагах от семьи Серра, и от хвоста процессии отделились несколько человек, тоже одетых в черные облегающие одежды. Они изобразили белой краской на своих черных костюмах основные кости человеческого тела, соответствующие ногам, рукам, позвоночнику, ребрам и тазу. На головы их были накинуты капюшоны, а маска, изображавшая череп, скрывала лица. Все вместе являло собой убедительное маскарадное изображение скелета. Тот, кто, видимо, являлся главой братства, был одет во все черное, но без маски. Этот человек лет шестидесяти, с белой бородой и морщинистым лицом громко крикнул, так чтобы толпа, которая и без того была удивительно молчаливой, услышала его:
– Покайтесь в своих грехах! Исповедуйтесь: смерть на пороге!
И трижды повторил свое воззвание, поворачиваясь в разные стороны, чтобы все могли услышать его. После того как он закончил, резкий звук барабана, в который бил барабанщик, также одетый в костюм скелета, возобновился, а члены братства начали свой бессловесный танец.
Один из них держал в руках косу – символ смерти, скашивающей жизни, другой – песочные часы, которые олицетворяли конец мира, а третий – короб, полный пепла, символизировавший судьбу, которая ждет человеческое тело и все земное. Еще один размахивал флажком со словами Nemini Parco: «Никому нет прощения». «Скелет» с косой, танцуя, бросался в толпу со своим оружием, которая в ужасе разбегалась, хотя жажда острых ощущений вперемешку со страхом заставляла людей приближаться вновь. Несколько танцующих «скелетов» ничего не держали в руках, а лишь приближались к зрителям, приглашая их к танцу, особенно привлекательных женщин. Последние в ужасе убегали, а мужчины с отвращением отступали.
Когда один из «скелетов» пригласил на танец Анну, она не отступила ни на шаг, кинула мгновенный взгляд на Жоана, потом посмотрела в глаза «черепу» и, гордо подняв голову, взяла за руку этого типа, принимая его приглашение. По толпе пробежал удивленный шепот, а Анна стала танцевать, бросая взгляды то на одного, то на другого; на лице ее застыла спокойная улыбка. Жоан помнил, как она с той же самой грацией танцевала на приемах у Борджиа в Риме, и на память ему пришли ностальгические воспоминания о всемогуществе и славе каталонцев. Он подумал, глядя на представителей братства Смерти, что время действительно превращало фальшивый блеск и мирскую суету в пепел, совсем как тот, что разбрасывал из урны «скелет». Его супруга все еще была – по крайней мере в его глазах – прекраснейшей, и такой он помнил ее во времена их жизни в Риме, с той лишь разницей, что, вместо того чтобы танцевать с утонченным аристократом, как тогда, Анна отплясывала с мужланом, облаченным в наряд смерти. Жоан вздрогнул. Анна была храброй женщиной, но немногие отважились бы подобным образом бросить вызов чуме и смерти; эта дерзость, по мнению огромного большинства горожан, должна была принести несчастье.
Анна по-прежнему танцевала, окруженная «скелетами», и никто больше не пожелал присоединиться к танцу, но, когда Жоан увидел приближающегося члена братства, он взял Анну за руку и вступил в круг. Он недавно пообещал ей, что не оставит ее. Анна посмотрела ему в глаза и, не нарушив ритма, еще шире улыбнулась. Казалось, она была счастлива. Жоан улыбнулся ей в ответ. Вскоре Педро взял Марию за руку, и они тоже присоединились к танцующим, а потом то же самое сделали две девушки и несколько мужчин. Табу было нарушено, люди побеждали страх. Жоан посмотрел на главу братства Смерти, который удивленно и с недовольным лицом наблюдал за происходящим. Книготорговцу было приятно разочарование этого человека.
Той ночью он записал в своем дневнике: «Возможно, это ненадолго, но, по крайней мере, сегодня жизнь одержала верх над смертью».
108
На протяжении следующих дней, несмотря на усилия Совета Ста по очистке Барселоны, эпидемия чумы продолжала распространяться. А с ней и паника. Над городом, перебивая все остальные звуки, непрерывно раздавался погребальный колокольный звон. А привычный для города шум становился все тише, по мере того как жизнь затихала. Торговцы не открывали двери своих магазинов, с улиц исчезло многоцветье лотков. Люди выходили из дому только за водой и шли к источникам быстро и украдкой, прикрывая лицо платками, чтобы не вдыхать миазмы, бывшие причиной заражения. Обеспеченные граждане запаслись провизией; так же поступила и семья Серра, последовав совету Абдуллы и Бартомеу: вскоре в городе уже не осталось продовольствия. Голод, никогда не покидавший бедные районы, вместе с эпидемией становился причиной появления новых и новых жертв.
Семья Серра закрыла книжную лавку, позволив остаться в ней всем работникам, которые обычно там жили. Тем не менее некоторые предпочли воссоединиться со своими семьями, жившими в городе или за его пределами. Чтобы избежать заражения, договорились, что семьи Жоана и Марии будут жить на верхнем этаже – каждая на своей половине дома вместе с прислугой, – а работники останутся внизу.
На следующий день после закрытия заведения кто-то постучал в дверь.
– Габриэль! – удивленно воскликнул Жоан, увидев его. И тут же спросил с беспокойством: – Что случилось?
Практически каждую неделю семьи Габриэля и книготорговцев собирались по воскресеньям, чтобы вместе праздновать воссоединение. Однако после того, как количество жертв эпидемии стало неуклонно увеличиваться, они прекратили эти встречи, дабы не рисковать зря.
– Нет, все в порядке, слава Богу, – ответил Габриэль с робкой улыбкой. – Я только пришел удостовериться, что и у вас все хорошо. Если эпидемия чумы будет свирепствовать с еще большей силой, пройдет много времени, прежде чем мы сможем увидеться снова.
Жоан понял, чего боялся его брат. Может быть, они не выживут, и он пришел проститься. Габриэль обнял и поцеловал мать, сестру и племянников, балагурил и шутил со своим зятем Педро, но Жоан чувствовал, что на самом деле его грызла тревога, хотя он изо всех сил старался казаться веселым. Когда он попрощался, Жоан пошел вместе с ним, чтобы в свою очередь попрощаться с семьей брата, его женой и детьми, которые были для него самыми близкими людьми в тот период, когда он жил один в ожидании прибытия своих. Жоан очень любил племянников и невестку Агеду. По дороге Габриэль рассказал ему, что гильдия уже понесла потери, а когда они пришли в кузницу на улице Тальерс, Агеда сообщила, что умерли уже пятеро и что Элой, хозяин мастерской, метался в горячке. Не задерживаясь надолго, Жоан попрощался с детьми Габриэля и со своей невесткой, крепко обнял брата, и семья заперлась изнутри.
