Рим, и его царство представляет угрозу не потому, что планирует на нас напасть, а потому, что оно независимо.
Его поддержал Помпей:
– Война с Великой Арменией – будущее, если только Тигран не согласится стать вассалом, как все остальные цари.
– Покорить войной Армению, думаю, не удастся, – сказал Цезарь, – а беспокоить армян, значит возбуждать в них мнение, что хотим ограбить их богатства и святилища.
– Непрерывный рост могущества Армении в союзе с Митридатом угрожает азиатским владениям Римской республики, – не унимался Домиций. – Все же армяне должны понимать, кто хозяин мира!
– Полагаю, – сказал Цезарь, – Тигран разумный человек и понимает, что борьба с ненавистным ему Римом бесперспективна. Он, конечно, может сплотить азиатов в рамках борьбы с расширением нашей зоны влияния, нанеся существенный ущерб, но этого не сделает. На днях я встречался с посланником Тиграна, его братом Гурасом, и меня заверили, что царь больше склоняется к идее добродетели, хочет быть другом Рима.
– Это другое дело, – сказал Помпей. – Такой правитель достоин моего уважения!
Раздутое самомнение Помпея, который верил в свою исключительность, укрепляло в мысли, что все враги склонят перед ним голову при одном упоминании его имени.
– Несомненно, мой друг. – Цицерон решил разрядить обстановку. – Мы, государственные и военные деятели, должны обеспечить римскому народу самые главные блага – мир, спокойствие и досуг!
– У римских граждан есть страх за деньги, вложенные в восточные предприятия, – напомнил Манилий.
– Страх надо развеять! – Цицерон говорил твердо. – Лучшие люди государства должны объединиться, чтобы Помпей получил войну с Митридатом.
– Манилий, ты должен очень постараться! – воскликнул Цезарь. – Помпей достоин этого!
– Я отдаю должное армянскому царю. – Помпей, отпивая вино из александрийского стеклянного бокала, уже произносил то, что внушил ему Цезарь. – Хочу видеть его другом и союзником римского народа. Нам нужен именно такой союзник, который сможет держать в повиновении восточных варваров.
– И все же… – не унимался Домиций, но его перебил Цицерон, который встал и торжественно объявил:
– Я произнесу речь в сенате, назвав ее «О назначении Гнея Помпея полководцем».
Пафосная речь вскоре произведет на сенаторов неизгладимое впечатление. В ней будет строки: «Крупные собственники, вы не боитесь за свое богатство?! Вот он, бескорыстный и честный полководец, верный своему слову, гуманный и авторитетный, обаятельный и талантливый. Ему покровительствует Фортуна, а сенат дважды разрешал триумф. Новая война с Митридатом несет огромные опасности и финансовые убытки, которые могут быть следствием непрочности положения восточных провинций. Войну надо довести до конца, ее предмет – завещанная нам предками слава римского народа. Если не утвердим Помпея, будет финансовый крах и угроза восстания рабов! Постарайтесь же вдуматься в настроение плательщиков податей, акционеров и откупщиков, когда они видят, что вблизи них стоят два царя, Тигран и Митридат, с громадными войсками, угрожающими их предприятиям, им самим и их рабам!» Речь на два часа.
Присутствующие выражали одобрение затее Цицерона, когда вдруг прозвучал голос Помпея:
– Хочу получить право самостоятельно объявлять войну и заключать мир без указаний из Рима!
Все внимательно посмотрели на него раскрыв рты. Домиций быстро проявил находчивость:
– А что, это тоже в интересах Рима!
– Когда гремит оружие, законы молчат! – произнес Цицерон.
Глава 65
В Арташате, столице Великой Армении, ночь спустилась на город. Был праздник, который повелел устроить царь Тигран в честь военной победы, и жители получили возможность отдохнуть, забыть о жизненных трудностях, выпить лучшее вино, отведать праздничную пищу, попеть и потанцевать. В храмах уже прошли молебны, жрецы провели священные ритуалы, богам принесли жертвы, а теперь начались народные гуляния и театральные представления: после пережитого ужаса, вызванного войной, народ и правители хотели одного – снять ожесточение.
На площади перед храмом Арамазда, великодушного и гостеприимного бога армян, собралось большое количество людей. Пожертвования распределялись между бедняками, гостей угощали хлебом и вином. Здесь встретились три друга: Аргам, виноторговец, Баграм, содержатель гостиниц и Паруйр, продавец армянских абрикосов.
– Слава Арамазду, мы все живы! – не скрывая радости, вскричал Аргам.
– Я уже думал, что попаду на римские галеры, – с горечью проговорил Баграм.
– Жизнь дала мне пинок, я упал, но предки всегда учили: встань, отряхнись, иди дальше и наслаждайся жизнью! – сказал оптимист Паруйр.
– Паруйр, ты почему такой тощий? – спросил Аргам.
– Моя жена считает, что полнота мешает. Мясные шарики для кюфты она делает такими маленькими, что я стал прыгать по скалам, как горный козел, – пошутил Паруйр.
– Аргам, – спросил Баграм, – как идет твоя торговля вином?
– Ну как, как! Торговля возобновилась. Из Италии, и даже Рима, купцы снова пригнали повозки, предлагали хорошие деньги за мои запасы армянского вина.
– А ты?
– Что я? Я сказал им: «Пусть вино лучше скиснет, чем пьяным римским воякам вновь взбредет в голову напасть на мой дом.
– Но ты же потерял прибыль!
– Ну почему же, я продал им уксус!
– Баграм, – спросил Паруйр, – а как ты?
– Верх наивности думать, что у меня все плохо. Когда я открывал гостиницы в каждом городе и каждом селе, мне говорили, что я глупый. Теперь во всех моих гостиницах живет половина Тигранакерта. Кто я?
– Ты мудрый, Баграм!
На главную площадь города стекались толпы простого народа, который, насмотревшись на шествия, теперь, вкусив вина, жаждал повеселиться и потанцевать. Среди них два иудея.
– Асаф, ты куда спешишь? – спросил Надав, торговец посудой.
– Купил у армян вино, хочу попробовать, – сказал Асаф, торговец пряностями.
– Так пойдем вместе попробуем, Асаф!
– Нет, Надав, вдруг вино плохое, ты пострадаешь. Выпью сам.
– Для человека, избежавшего рабства, Асаф, ты хорошо выглядишь.
– Надав, бабушка научила меня приспосабливаться к любым условиям. А ты почему принял форму глиняного караса31?
– Знаешь, Асаф, пока шла осада Тигранакерта, выяснилось, что горшки – стратегический товар. Я метал их в римлян со стены вместе с другими защитниками, а когда римляне вошли в город, прятался в карасе.
– Ты очень смелый, Надав! Не знал, что горшки такое грозное оружие.
В театре давали трагедию Артавазда «Гигант Алкионей». Артавазд, сын и приемник Тиграна, талантливый драматург, написал эту трагедию, вдохновленный, как и весь народ, победой над римлянами и их выдворением из пределов родной земли. Трагедия отображала эпизоды греческого мифа об отчаянной схватке олимпийских богов c гигантами‑титанами, в которой нет места ни сомнению, ни пощаде. На представлении присутствовал Тигран II, были все его приближенные, и царь с удовольствием отметил, что эстетика эллинов с ее театром, скульптурой, философской мыслью все больше захватывает армянский народ, который от простого подражания вначале пути познания греческой культуры, по мере культурного роста, поднялся до высот устойчивого постижения благ цивилизации.
– Артавазд, – сказал Тигран, повернувшись к сыну, – трагедия мне очень нравится. Зрители сидят как зачарованные.
– Государь, я счастлив. Царский двор и аристократия весьма восприимчивы к культурному влиянию эллинов.
– Но основная часть населения царства все же верна местным вековым традициям, – сказал Тигран.
– Народ любит героический эпос, – растерялся Артавазд.
– Так напиши что-нибудь эпическое! – неожиданно сказал царь.
На сцене, освещенной маслеными светильниками и факелами,
