— Раньше было одно время, — вспылил Сергей, сидевший в углу с Федором Лопатиным, — а сейчас другое. — Сергей знал, как Кульгузкин повернет, так и пойдет все дело. — Вы, наверное, забыли, что пять лет назад была коллективизация?
Кульгузкин, огненно-рыжий, полный, всегда медлительный, вдруг стал совсем медным.
— Heт, голубчик, хотел бы забыть, да не забывается. — Он закинул руку назад, потыкал пальцем за спиной у себя, — вот она, пуля кулацкая, до сих пор в лопатке сидит.
— Тогда, мне кажется, объяснять вам нечего…
Кульгузкин перебил его:
А вы подумали о таком деле: соберете людей со всех колхозов, а косить в одном месте, да? Кому косить будете?
И об этом мы подумали, — Сергей подошел вплотную к Кульгузкину, и разговаривали они теперь уже лицо и лицо. — В каждом колхозе фондовские лошади есть?
— Ну, есть.
— Каждому колхозу доведен план заготовки и сдачи сена в фонд Красной Армии?
— A-а, это вон ты куда, — Кульгузкин проворно повернулся к Нефедову. — Он хочет на фондовских лошадях заготавливать сено для сдачи в армию. Не возражаю. Я думаю, и другие председатели не будут возражать. Пусть заготавливают за все колхозы сразу, за весь сельсовет и не где попало, а на землях из фонда РККА. — Он снова повернулся к Сергею. — Заготавливай!
— Нет, вы меня не так поняли. Я заготавливать вам сено не буду. Заготавливать будут ваши же ребята.
Кульгузкин, уже повеселевший, добродушно махнул:
— Ладно, бери ребят, и лошадей, и инвентарь. Раз для дела, кто же возражать будет.
Выходя из кабинета Нефедова, потрепал Сергея по плечу:
Молодец. Не зря, видать, около Данилова вертишься…
В сельсоветской ограде Сергея с Лопатиным ждали комсомольцы. Обступили, сразу загалдели:
Ну, как, разрешили?
— Главное — Кульгузкина уломать…
Федор поднял руку.
— Не волнуйтесь, все в порядке. Надо сегодня же приступать к делу.
Вася Музюкин мгновенно загорелся:
— Есть предложение: сейчас же всем заняться разучиванием ролей. Спать сегодня никому не ложиться, к утру приготовить спектакль — выучить все роли и отрепетировать!
Ребята от хохота полегли наповал — катались на бревнах.
— Больно прытко!
— Ты знаешь, чтобы подготовить спектакль, надо две-три недели. А в настоящих театрах, так там еще дольше.
— Нам на театры равняться некогда, — возразил сердито Лопатин, видимо, тоже склонный, как и Вася, взять все это штурмом. — Им сено не косить. А если мы по три недели будем чухаться, то кому опосля показывать — сенокос-то кончится…
4
Из переулка вывернулась ватага ребят, судя по гомону, не малая. Приблизились к лопатинским воротам, наверное, заметили в темноте папиросные огоньки на крыльце крикнули:
— Эй вы, чего расселись как старики. Пошли на тырло!
Лопатин, толкнув Сергея локтем, восторженно шепнул
— А правда, пошли… Последний раз.
Сергей поколебался — удобно ли секретарю райкома по тырлам шататься. Но тут же решил: «Надо же знакомиться…»
На краю села под старыми раскоряченными ветлами с завыванием ныла гармонь. Сергей опытным ухом гармониста сразу определил способности музыканта:
— Не особо мастак играть-то.
— Это ж Вася Музюкин. Ничего вроде играет. Лучше всех в деревне.
В широком полукружье молодежи под всхлипы музюкинской гармошки деловито били каблуками утрамбованную землю несколько девушек. Они вяло ходили по кругу, словно отрабатывая «принудиловку», по очереди останавливались, раскачиваясь, пели частушки и снова били каблуками. Парни в редкую перемежку с девушками сидели на бревнах и лузгали семечки. Как это было знакомо Сергею! И сколько уже раз Данилов говорил (да и сам он чувствовал), что пора кончать с этими тырлами. «А что поделаешь? думал невесело Сергей, глядя на меланхоличную топотню девчат. — Клуба в селе нет, заняться вечером больше нечем, вот и ходят на эти, облюбованные еще отцами и матерями топтогоны. Хорошо, хоть кулачных боев не стало для всеобщих драк… Завтра создадим агитбригаду, глядишь — приживется».
Федор Лопатин повел усами, приглядываясь в темноте к шеренгам сидящих
на бревнах, подтолкнул Сергея.
— Пойдем, вон там место есть.
Сергей направился за ним. В темноте несколько человек поспешно потеснились, видимо, его узнали, кто-то из девушек игриво ойкнул. Сергей уселся на отшлифованный многими подолами и штанами сутунок, начал осторожно оглядывать соседей. Справа сидел Федор Лопатин, слева — незнакомая девушка. Он невольно уловил легкий шепоток, пролетевший по сидящим. Смолкла гармонь. Было такое явное замешательство, какое бывает, когда на семейную гулянку вваливается незвано чужой человек. «Черт принес меня сюда!» с досадой подумал Сергей. Федор разговаривал с кем то справа, Сергей злился, привел — и никакого внимания. Кто-то отозвал Лопатина в сторонку. «Сейчас будут его пытать, зачем привел меня», — догадался Сергей
— А вы с нами поедете в бригаду?
Сергей покосился на соседку, придвинувшуюся на место Федора. И вдруг узнал в ней Катю. Это она спрашивала. Обрадовался.
— Не знаю. Не решил еще. Вернее: не думал.
— А вы подумайте. — Голос у Кати был игривый. Так иногда на вечеринках поразительно преображаются некоторые застенчивые и невзрачные девушки. Сергей знал, что именно о таких говорят: «В тихом озере черти водятся» и что именно такие, скромные на вид, чаще всего и пользуются дурной славой у ребят. Неужели и Катя из таких?
— Семечек не хотите? Повеселитесь…
Сергей не решился отказаться. Но тут же спросил:
— Сколько пьес вы подобрали? Подойдут они вам?
— Забрала все пьесы, какие были в библиотеке. А просмотрела пока одну. Заглавье не помню. Про графскую свадьбу. Уже прикинула, кто на какую роль подойдет. Пьеса интересная. — И Катя стала рассказывать о жизни старого графского замка, о сложном переплетении любовных отношений между его обитателями и соседями…
Взошла луна. Огромная, раскаленная, она выплыла из-за поскотины и повисла над трубами, словно вынутая из горна болванка. Сергей смотрел на луну: чем выше она поднималась над крышами, тем больше бледнела, будто остывала. Катин рассказ о женитьбе графа словно оттенялся лунным фоном, приобретал какую-то таинственность.
Молодежь тихо переговаривалась. И вдруг чей-то уверенный тенор беззастенчиво разорвал этот настроившийся на спокойный лад мир:
По долинам и по взгорьямШла дивизия вперед…
Кто-то сдержанно хохотнул: вроде бы неуместно и не ко времени начата песня. Но голос не смутился, продолжал:
Чтобы с боя взять Приморье —Белой, армии оплот.
— Федора Лопатина любимая, — шепнула Катя (она на полуслове оборвала свой рассказ и, видимо, без сожаления). — Сам не поет на людях, Васю Музюкина заставляет. Хорошая песня, правда?
Сергей кивнул. Песня действительно ему нравилась. Она связывалась у него с рассказами об отце, о лихих партизанских набегах Федора Коляды. И с детства Сергею казалось, что и Спасск и Волочаевка находятся где-то по соседству с его родной Михайловкой и даже Тихий океан, на котором партизаны закончили свой поход, был совсем рядом — за обской поймой, за горизонтом, там, откуда всегда всходит солнце. И когда он об этом сейчас рассказал Кате на ухо, она тихо засмеялась и по-дружески положила ему на руку горячую ладонь — словно закрепила этот небольшой, им одним ведомый секрет про «далекое» детство секретаря райкома комсомола, словно обнадежила: никто, кроме нее, об этом знать не будет… А песня лилась, заполняя все пространство над деревней, становилась неотъемлемой частью лунного неба, разлапистых тополей, частью дыхания засыпающей деревни. Пели уже все. В общем строе голосов Сергей уловил Катин. Сам он подпевал негромко.
Песня долго плескалась в звездном небе. Оборвалась она незаметно — будто спичка погасла. Но еще тревожила душу, голоса еще продолжали жить, продолжали властвовать и в молчании. И вдруг в нее, отрезвляюще и бесцеремонно, как коровье мычанье в симфонию, вторглись пресные миноры музюкинской гармони.
Сергей очнулся. Подошел Федор Лопатин.
Ну как, Сергей, тебе нравится вечеринка?
Стихия! Нет организованности. Клуба нет, все по старинке, на тырле таланты развиваются. А вообще поют у вас хорошо. Лучше, чем у нас, в Михайловке. А на гармошке играют плохо.
Да нет, не сказал бы…
У Сергея вдруг по рукам пробежал зуд.
Эх, тряхнуть разве стариной! — он решительно встал, рассыпая забытые и отсыревшие в ладони семечки.
Ну ка, Вася, дай, душу отведу.
Музюкин поднял голову, секунду-две смотрел на Сергея удивленно, потом нерешительно сдвинул меха и снял с плеча ремень, подвинулся, освобождая место.
