Подумалось: а какая разница. Он скоро все равно будет подо льдом. Что он теряет? Сравнительно безболезненную смерть? Зато его палачи лишатся возможности убить безоружного. Он уйдет из мира сам, по своей воле.
– Эй! – заторопил замешкавшегося Андрея, старший. – Передвигай-то кацпаетками! Уже скоро все закончится.
Но все закончилось еще скорей, чем думал красноармеец. И уж точно – совсем не так, как ожидалось.
Андрей прыгнул на месте, как можно выше, поджав ноги к груди, и словно бомба рухнул вниз. И исчез с глаз, провалился под лед.
Некоторое время его еще было видно через мутный лед.
– Стреляй по нему, стреляй! – кричал один. – Уйдет ведь!
И красноармейцы из винтовок садили себе под ноги, пули дырявили толщу льда, выбивали из-под него фонтанчики воды и пара. Но пули никакого вреда причинить Андрею не могли. Солдаты из-за преломления давали неверное упреждение, а пули, попав в воду быстро останавливались и тонули словно камень. Андрей уходил все глубже, его уже трудно было рассмотреть сквозь мутную речную воду. И вот, наконец, исчез.
– Да полно стрелять! – крикнул командир. – Только патроны переводите! Утоп он, утоп! От косой не уйдет… Айда до хаты, братушки!
И солдаты заспешили прочь. Лишь молодой раз оглянулся, на белую пустыню, ожидая увидеть хоть что-то, а желательно – те самые, примеченные сапоги.
Но было пусто.
***
Стиснутая между дном и льдом, река неслась быстро. Андрей кувыркнулся в воде, сбросил сапоги – те снялись на удивление легко вместе с портянками. Последние долго плыли за Данилиным словно диковинные плоские змеи.
Над ними мелькали подошвы преследователей, порой лед пробивался пулями. Но скоро, очень скоро и это прекратилось.
Под водой было тихо и покойно….
Ткань рубахи и галифе облегали тело и совсем не стесняли плавания.
Но беда была в ином – вода была холодной, мышцы сводило, они старались ужаться до минимального размера. Кислород быстро выгорал в легких, мышцы ломило, они плохо слушались. В глазах темнело.
Река, сделав поворот, еще более набирала скорость в сузившемся русле. Впереди было темно, словно вода впадала в ад…
И вдруг впереди и чуть слева показался столп, сотканный из света.
Так и должно быть, – пронеслось в голове. – В жизни будто особо не грешил, и вот он, путь на небеса… Жаль, что тут останутся без него дети, но Алена справится, Джерри поможет.
В свету что-то ослепительно белое трепыхалось, манило к себе – верно, какой-то ангел, а то и сам святой Петр подавал Андрею руку.
Из последних сил Андрей вцепился в белизну…
Парад
Для поднятия духа не то юнкеров, не то беженцев, Шульга провел парад.
Словно нарочно из-за туч проглянуло солнце, согрело все скупым осенним теплом. В его лучах все выглядело совсем не столь печально, как под нитями дождя.
Выглядело действо весьма красочным и впечатляющим. Впереди катил броневик. Мотор грозно рычал, из амбразур скалилось оружие. За ним, печатая шаг, шел батальон юнкеров. Шульга подумал и добавил к своему воинству половину оставшихся казаков. Они на своих конях, замыкали шествие.
Но барышни не бросали в воздух чепчики, и для этого было несколько причин. Во-первых, на улице было довольно холодно. Во-вторых, восторга ни у кого не было.
Глядя на солдат, Виктор Иванович сказал Беглецкому:
– Наступает последний парад Империи. Что сможет этот батальон пусть и с броневиком? Только героически погибнуть.
– Что делать… Что делать…
– Не сочтите меня паникером, но нам надо уходить. Двигаться вдоль берега моря, на Персию. Туда, куда шли эти несчастные.
Он указал на прибывших беженцев.
Заговорил Латынин:
– У нас телег – в обрез. Многим придется идти, дети не выдержат дороги – многие погибнуть.
– Если останемся – погибнут все.
– А что делать с нашим оборудованием? Исследованием? Бросить?
– А хоть бы и бросить… Вон… Можно и в море бросить, чтоб Совдепу не досталось.
– Трудов жалко…
– Думаете, мне не жалко? Да только себя жальче… Нет… С полпуда своих письмен я понесу на себе, хоть до Тегерана… Может даже пуд. Но что-то сожгу прямо вот сегодня… Сейчас вот…
– Отставить жечь… – распорядился Беглецкий с необычной для себя жесткостью, и тут же поправился. – Хотя, в общем, вы правы. Подготовиться надо.
– Хотел бы я знать, чем сейчас занят Данилин.
– А уж я бы как хотел…
Вечером Беглецкий велел готовиться к эвакуации. Главный ангар выходил прямо к берегу моря, и части инопланетного корабля ночью зацепили канатом, выволокли буксиром подальше в море и утопили. В теплице отобрали семена, подготовили хворост, керосин.
Остальное запаковали по ящикам. Лишнее, ненужное – уничтожали. В ход пошли инопланетные тепловые шашки. Оставили полдюжины для образца, остальными стали греть город. Те давали мягкое тепло, сгорали без золы, без остатка.
***
Латынин урезал пайки всем. Беженцы не роптали, рады были немногому даденному, но запасы таяли катастрофически быстро. Успокаивало только одно: еще до того, как будет съедена, тут, вероятно, будут большевики.
Небеса швыряли на землю нити ледяного дождя.
Беженцы и былые горожане в Белых Песках жили в холоде и крайней тесноте. Но на территорию бывшего завода долго не пускали. Ее по-прежнему охраняли оставшиеся казаки, туда же на работу продолжали ходить ученые.
Ждали вести от отряда Шульги. Ожидали юнкера-скорохода, который известит о победе, словно под Фермопилами. Вместо того весточку принес мрачный туркмен, некогда прикормленный Латыниным. Весть была дурной и оттого более ценной.
Профессор Стригун оказался прав: батальон юнкеров налетел на большевицкий полк и был разбит менее чем за пятнадцать минут.
Виноватым в разгроме оказался броневик, на который так надеялся Шульга. Он завяз в луже, и пока юнкера пытались его вытолкать на шлях. Большевики взяли батальон в «мешок», открыли огонь.
Одну из первых пуль получил Шульга. Он упал лицом в грязь, даже не поняв, что его убило.
Далее битва превратилась в избиение. От завязшего и потерявшего подвижность броневика не было никакого прока. Пробравшись за валунами, большевики его подорвали гранатой. После предложили мальчишкам сдаваться, пообещав жизнь. Юнкера сдались: им показалось, что у них нет выбора.
Юнкерам действительно сохранили жизнь. Но на очень короткий срок.
Пленных казнили долго, с фантазией, по-азиатски, за сим продвижение полка остановилось на целых три дня. Весть о надвигающейся опасности принес старый казах, который проходил мимо места битвы. Будто его заметили дозорные, но старик, приученный к пустыне, легко ушел от преследования, закутавшись в песчаную бурю, словно в плащ-невидимку.
– Плохо дело, – сообщил Беглецкий.
Но профессор явно был оптимистом. Дело было отнюдь не плохо. Оно было отвратительным до последней, невозможной степени. Город мог противопоставить полку со две дюжины штыков при необученных солдатах. Можно было попытаться уйти из города хоть вдоль берега моря, хоть прямо через пустыню. Транспорта будто хватало, чтоб, по крайней мере, покинуть город. Но ясно было: машины будут ломаться, лошади дохнуть, дети – капризиться… И умирать, умирать, умирать…
– Что делать будем?.. – продолжил Беглецкий. – Есть какие мнения?
– А может, все обойдется? – предположил кто-то из задних рядов.
Ответом ему был горький смешок. Всем было ясно: нет, не обойдется.
Пусть город и не был обозначен на картах, но кто-то из пленных юнкеров наверняка проболтается. И хотя рядом плескалась вода Каспийского моря, пить ее не было никакой возможности. Ближайшие запасы пресной воды имелись лишь тут, в Белых Песках.
– Надо уходить, – заговорил Латынин. – Где бы сейчас не был Данилин, между нами и им – большевички… Причем чем раньше выйдем, тем больше шансов, что спасутся хоть некоторые.
– А инопланетное оружие нас не спасет? – спросил Стригун.
– Маловероятно, – отвечал Беглецкий. – Сколько у нас запаса времени?..
– Старик сказал: дня два…
Беглецкий задумался.
– Погодите-ка… Есть, кажется, что называется соломоново решение. Вчера Соломон Арнольдович как раз мне показывал свои успехи в своем отделе… Может быть, мы могли бы им воспользоваться… Подождите меня тут, я сейчас его вызову…
Беглецкий ушел из кабинета.
Латынин спросил:
– А чем занимается этот самый Соломон…
– …Арнольдович?
– Вот-вот. У него есть оружие или хотя бы шапки-невидимки для всех?..
– Нет… Этого у него точно нет…
***
В это же время к стоянке полка подошел красный эскадрон.
Затянутый в кожу комэск, глядя на муки пленных спросил:
