ЗА ВАМИ БУДЕТ ВЫСЛАН САМОЛЕТ ТЧК
И когда Данилин хотел снова повторить, что отряд он не покинет, состоялся краткий телеграфный диалог:
СКОЛЬКО ВАС ВОПР ЗНК
ПЯТЬДЕСЯТ ТЧК
НАЗОВИТЕ САМУЮ ВОСТОЧНУЮ ТОЧКУ ЗПТ КОТОРУЮ МОЖЕТЕ ДОСТИЧЬ ТЧК
Андрей выглянул в окно, увидел на перроне одного путейца, спросил:
– Эй, любезнейший, какая станция перед Мариуполем последняя?
– Известно какая… Сортировка ихняя, Сартаны…
Через минуту это стало частью сообщения.
Из Новороссийска передали:
САМОЛЕТ БУДЕТ ЖДАТЬ ДО ЧЕТЫРЕХ ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ ТЧК РАЗ В ПОЛЧАСА ВАМ СИГНАЛ БЕЛОЙ РАКЕТОЙ ТЧК МЫ ВЫТАЩИМ ВАС ТЧК СЛОВО ДЖЕНТЕЛЬМЕНА ТЧК ВАШ ДЖЕРРИ ТЧК
Сеанс связи был окончен.
Андрей собрал телеграфные ленты, скомкал и бросил их в ведро.
Выглянул в окно: за станцией догорало краткое уже совсем зимнее солнце. Верно, отъезд стоило отложить до утра: в темноте сейчас ездить неуверенно. А если выступить с первыми лучами солнца, времени будет предостаточно. Даже если путь разрушен сразу за Волновахой, можно пересесть на лошадей – аллюр два креста и за часов шесть-семь – на месте… Стоило, конечно, путейцев взять под охрану до утра, дабы не сообщили чего Нестору Иванычу… И аппарат телеграфный им надо разбить… Жалко, конечно, но себя жальче… И выставить сегодня двойные посты. Ничего, казачки потерпят… Особенно, если сказать, что завтра они будут на Кубани.
Но прежде чем отправиться отдавать приказы на ночь, Андрей перестроил передатчик на другую волну и отбил еще одну телеграмму:
ЖДИТЕ ТЧК Я УЖЕ В ПУТИ К ВАМ ТЧК ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ БУДУ ТЧК
И выключил передатчик.
Попытка прорыва
Тронулись в рассеивающихся сумерках, выехали в зимний туман.
Путейцев заперли в комнате – по всем признакам они не должны были успеть предупредить уважаемого Нестора Ивановича.
Но уже около Мариуполя, не то под Кальчиком, не то под Каранью справа ударила трехдюймовка. Успела сделать три выстрела: первый отлетел горохом от бронированного борта «Волхва», третий поджег крышу на «столыпинском» вагоне с лошадьми, но казаки сбили пламя даже не останавливая «вспомогач». А вот второй снаряд попал в штабной вагон. Убил денщика и разбил в щепу радиопередатчик – словно отомстил за расколоченный телеграфный аппарат в Волновахе.
Ближе к полудню подошли к Сартаны. Судя по карте город, был совсем рядом, может быть, вот с тех холмов можно было рассмотреть если не крыши домов, то трубы находящегося в предместье «Никополя-Провиданса».
Где-то на юге переругивалось две артбатареи: возможно, город снова переходил из рук в руки.
Но далее дороги бронепоезду не было: у выходного семафора поперек рельс лежал перевернутый паровоз. Убрать его, заменить полотно – недолгое дело, на полдня работы. Но вот его в распоряжении отряда не было. Да и какой смысл?
Андрей распорядился снять замки и прицелы с орудий, пулеметы, велел подготовить состав к подрыву. Подошел к радиостанции: нет, решительно ничего с ней уже не сделать.
Бронепоезд стал на запасный путь. В двенадцать Андрей осмотрелся вокруг, ожидая увидеть белую ракету. Но ее не было. Значит, самолет еще не прибыл.
Казаки дремали в залах ожидания, Андрей прохаживался по перрону, глядел на карманные часы, на циферблат, висящий над кассой – стрелки на нем давно замерли.
На лавочке у мастерской сидел одноногий путеец. Он курил трубку, вырезанную из кукурузного початка. Казаки с бронепоезда отсыпали ему махорки, поэтому с прибывшими он был без меры любезен.
– Э, как садять! Как садять! – кивнул он в сторону канонады.
– За город сражаются?
– Да то навряд. Город третьего дня Махно взял. Это корабли с моря по гавани и бирже лупят. А махновцы, вишь, отстреливаются.
Выходило, дороги не было не только вперед, но и назад.
Андрей вышел из здания вокзала, прошелся по улицам поселка, рассмотрел поля вокруг него. Вот это, пожалуй, можно хоть сейчас использовать как летное поле. Вот сейчас с юго-востока прилетит самолет, а он, Андрей, укажет ему место… Потом короткий отдых, и снова путь, Аккум и окончательное бегство – эвакуация… Надо бежать из этой страны, с этой планеты…
Но самолета не было.
Что было в телеграмме? Самолет должен был вылететь с рассветом, сюда он прилетел бы тогда ну пусть в одиннадцать дня – даже до полудня. Джерри обещал, что ожидать будет до четырех… Меж тем – уже начало второго, а самолета все нет.
Что с ним стало? Не смог вылететь? Потерпел катастрофу? Сбили над морем?..
И ведь уже никак не связаться с Новороссийском…
Время шло дальше, начало даже смеркаться.
Андрей торопливо посмотрел на часы. Неужели обманули? Неужели мир настолько плох, что и слово джентльмена ничего не значит.
В зале ожидания затопили печь. Андрей присел около нее.
– Зря вы, Ваше Высокоблагородие… – проговорил сидящий тут же урядник.
– Что зря?.. – удивился Андрей.
– Зря ото вы казали, чтоб усех забирали. Ежели бы только нас – так може за вами бы и прислали аэроплан. А за всеми – хлопот много.
Откуда они знают?.. Ах да, телеграммы он выбросил в ведро.
Сумерки сгущались.
Андрей вышел на порог. И тут раздался гул моторов.
– Летят! Летят! – воскликнул Андрей. – Вот, а вы не верили!
Набирая высоту, над станцией пролетел самолет. Был он огромен: в него бы поместился не только экипаж «Волхва» и «вспомогоча», но и, верно, часть вооружений. На крыльях ясно был виден британский трехцветный круг.
Андрей махал рукам, стрелял из пистолета. Выбежавшие из здания казаки устроили еще больший шум. Но все было тщетно. Над примеченным Андреем полем аэроплан развернулся на юго-восток, и через несколько минут превратился в едва заметную точку.
– Ишь ты! – зевнул путеец. – С Сартаны пошел…
– С Сартаны? – удивленно воскликнул Андрей.
Полковник поднял голову. На здании станции совершенно ясно было видно надпись: «Сартаны». Но путеец не сдавался.
– Ага. С Сартаны…
– А это что? Что, я вас спрашиваю?..
– Да не кипятитесь, ваш-бродие… Энто у нас «Сартаны», а туда далее, верст за пять-семь есть еще «Сартана». Чтоб не путать нас еще именуют «Мариуполь-Сортировочным». Так и на картах пишуть: «Мариуполь-Сортир.» а махонькими буковками – Сартаны.
Андрей застонал: ну конечно же, откуда британцам знать о таких тонкостях. Они увидели на карте «Сартана», отправились к нему, а то, что мелкими буквами написано – не читали. Да кто же читает эти мелкие буквы, тем более на чужом языке? Всего одна буква, а такой эффект.
Англичане летели за сотни верст, с риском для жизни и техники сажали тяжелый аэроплан на неизвестное поле. Случись с ними что – и помощи ждать неоткуда, они чужаки в чужой стране. Может, они спрашивали про отряд, который должен подойти, про железную дорогу. Но их, верно, не понимали. А если и понимали, то потешались, принимали за безумцев…
Была слабая надежда, что аэроплан появятся на следующий день. Ночь провели полусонную, ожидая подвоха от каждого шороха. С рассветом подорвали «Волхва» и вспомогательный поезд. Машинисты сказали, что они, пожалуй, останутся и попросили паровозы не взрывать. Андрей подумал и согласился, ответно попросив об услуге.
Сели на лошадей, тронулись в направлении, указанном одноногом путейцем… Через полчаса были в Сартане. У местных мальчишек легко узнали про аэроплан, про поле, где он сел. Нашли костер, возле которого грелись пилоты, упаковку от ракет. Эх, если бы ракеты были бы, к примеру, красные… А ты попробуй белую ракету разглядеть за семь верст.
Самолет ждали до двух после полудни. Его, конечно же, не было.
– А може он сегодня нас там дожидается? – спроси урядник, и указал за спину, туда, откуда они только прибыли.
– Нет, я на станции попросил дать гудок, если что… Да и мы бы увидели, если бы он подлетал…
Может в Новороссийске непогода, штормовой фронт и взлететь нет никакой возможности, может быть, аэроплан появится завтра, – шептала робким голосом надежда. Но Андрей не верил ей, обманщице. Ведь неспроста греки поместили ее в ящик Пандоры, среди напастей, причем напастей наиковарнейших. Данилин чувствовал, что все иначе: самолета более не будет. Он и его отряд записан если не в разряд погибших, то в число пропавших без вести.
Оставалось надеяться только на себя.
– Собираемся, – распорядился он. – Уходим. Прорываемся к Ростову… Там должны быть наши.
Уверенности в этом не имелось.
***
По пути свернули к Таганрогу – он тоже оказался занят большевиками.
У Ростова-на-Дону творилось вовсе нечто невообразимое: сюда стягивали войска обе стороны. Целыми днями напролет гудела артиллерия. Большевики пытались его взять с тем же остервенением, с коим пару лет назад добровольцы штурмовали Царицын.
