создать для себя такое преимущество в начале сезона, что он в чемпионате мог по-прежнему смотреть на всех сверху вниз, несмотря на три пропущенных гонки.
Кроме того, он хорошо понимал, что сверхъестественное мужество его гонщика, которое теперь хвалили пресса и публика, было не чем иным, как явным признаком бунта против него, против его желания столь быстрого возвращения в гонки, против его решения нанять Ройтеманна. На самом деле, героическая гонка Лауды в Монце теперь делала его почти подлецом, потому что он искал замену, пока его гонщик боролся за жизнь.
Из-за фанатичности Лауды ему пришлось столкнуться с открытой и широко обсуждаемой проблемой, связанной с Регаццони. К тому же сам Лауда поддерживал продление его контракта. Наконец, была и логистическая проблема. Трое гонщиков – слишком много. В команде было пять одинаковых машин «312 T2», из которых Мауро Форгьери выбирал три на каждую гонку – одну на каждого гонщика, плюс запасной автомобиль. Две, которые оставались вне ротации, использовались на следующей гонке. С добавлением Ройтеманна стало слишком много гонщиков для такого количества машин – оно не увеличилось и, по бюджетным причинам, увеличивать его не планировали. Окончательно ухудшили ситуацию две гонки в Северной Америке с разницей в неделю между ними. По завершении американского турне болиды направлялись в Японию, минуя Фьорано – единственное место, где можно было полностью подготовить каждую машину.
Решение о том, какого гонщика оставить вне состава, откладывать было нельзя. И Феррари знал, что независимо от того, какое решение он примет, это вызовет новые споры.
Глава 40
Из-под дождя – да под град
После Монцы Феррари оставался в стороне от общественного внимания около десяти дней. Публика задавалась вопросом – каким будет его следующий ход, а Лауда, Регаццони и Ройтеманн с нетерпением ожидали его решения. В это время Великий Старик в одиночестве размышлял о дальнейших действиях. Затем, 23 сентября, накануне заседания Международной спортивной комиссии в Париже, на котором рассматривался апелляционный запрос «Феррари» в отношении Гран-при Великобритании, Энцо Феррари вновь вышел в мир.
Он объявил, что «Феррари» заявит всего две машины на оставшиеся три гонки сезона-1976. Пилотами останутся те же, кто начал сезон: Лауда и Регаццони. Ройтеманн во Фьорано будет тестировать машины на следующий сезон. Таким образом, было косвенно подтверждено, что аргентинский гонщик останется в команде на 1977 год, хотя Феррари настаивал, что состав на следующий сезон будет объявлен только после завершения текущего чемпионата. Однако с Регаццони попрощались сразу после Гран-при Японии.
Клей выразил свое разочарование не столько окончанием отношений с «Феррари», сколько тем, что его заменил пилот примерно его возраста. Единственное объяснение, которое он смог найти для этого решения, заключалось в том, что Феррари далек от реалий гонок. «К сожалению, Энцо Феррари никогда не бывает на гонках. Он узнает все от своих сотрудников. Он не знает, сколько у меня было проблем», – заявил Регаццони.
На следующий день в Париже собрался апелляционный суд Международной спортивной комиссии. Решение было вынесено в пользу «Феррари». Лауда был признан победителем Гран-при Великобритании, Ханта дисквалифицировали. Внезапно преимущество австрийца в чемпионате увеличилось с 5 до 17 очков.
Парижское решение вызвало ажиотаж мирового уровня, и Италия не осталась в стороне. В то время как Лауда просто заявил, что решение было «верным», Джеймс Хант, уже находившийся в Канаде на Гран-при, заявил, что он все равно считает себя «моральным победителем» чемпионата мира 1976 года. Тедди Мейер, менеджер команды «Макларен», открыто обвинил Энцо Феррари в намерении дестабилизировать ситуацию с целью получения выгоды: «При помощи итальянской прессы Феррари может выиграть чемпионат мира, не присутствуя на старте или финише гонок».
Однако итальянская пресса, которую так осуждал Мейер, начала разносить в пух и прах Феррари. Ведущие национальные газеты опубликовали статьи, в которых явно сомневались в честности действий Энцо. Некоторые из них даже встали на сторону Ханта, хотя и не обязательно на сторону «Макларена». Другие дошли до обвинений Феррари в том, что это он в течение двух недель превратил Ники Лауду из героя в плута.
«312 T2» в ключевом моменте сезона внезапно потеряла то превосходство, которым она славилась до этого. В Моспорте, на Гран-при Канады, оба гонщика финишировали далеко от подиума, в то время как Хант, снова победив, приблизился к Лауде в общем зачете: всего восемь очков за две гонки до конца. Австриец продолжал уверять всех, что с физической точки зрения у него не было никаких проблем, что причина – в его «312 T2», или, скорее, в недоработке, которая не была устранена, пока он лечился в больнице и восстанавливался.
В воскресенье, 10 октября, Хант вновь выиграл на «Уоткинс-Глен», в то время как Ники занял только третье место. Таким образом, его лидерство в чемпионате сократилось до всего трех очков. Оставалась одна гонка: Гран-при Японии. Впервые «Формула-1» прибыла в эту страну, и никто не знал трассу у подножия Фудзи, что, безусловно, было хорошо для Лауды и Феррари. До гонки оставалось две недели, и в то время как болиды были отправлены из Нью-Йорка прямо в Токио, Ники вернулся в Маранелло.
В пятницу, 15 октября, во время обеда в ресторане «Жеребец», австриец снова заверил Энцо Феррари, что драматическая авария на «Нюрбургринге» его не изменила. Он сказал, что с физической точки зрения у него не было особых проблем и его мотивация осталась на прежнем уровне.
Великий Старик вновь закрылся от мира. Журналисты продолжали звонить ему, но он не брал трубку. Некоторые даже стучались в ворота Маранелло, но дальше пресс-секретаря Франко Гоцци не прошли. Возможно, на самом деле Энцо Феррари должен был говорить, даже если бы пришлось кого-либо обвинять, как он это часто делал раньше. Он мог бы обвинить Лауду и Регаццони, или даже верного Форгьери. Он мог бы взвалить вину на итальянскую прессу, если бы это ему могло помочь. Но он молчал.
Это, конечно, была одна из его причуд: полная изоляция от внешнего мира. Он часто делал так во время большого стресса. Обычно система работала. На этот раз он добился лишь увеличения напряженности: его пилоты и весь остальной мир пытались угадать его следующие шаги. И, конечно, лето убедило всех, что Феррари все еще способен на что угодно, даже на самые невероятные поступки.
Когда итальянские журналисты поняли, что Феррари не собирается говорить, они принялись толковать его молчание. И наиболее успешной интерпретацией стала мысль о серьезном недоверии Великого Старика к своим гонщикам, особенно к Лауде, учитывая,
