Стемнело. Мы валялись на роскошном супружеском ложе, рассматривая сделанные днём фотографии.
– Знаешь, мой дорогой, – сказала Ольга, потирая икры, – похоже, в ванную… и в другие места тебе придётся носить меня на руках. Сегодня я не сделаю сама ни шага.
В дверь постучали.
– Боже… Только не это… – простонала Ольга, накидывая на колени покрывало.
Я пошёл открывать, надеясь, что это горничная или администратор.
Это был Георгий Васильевич.
– Ну, как отдохнули? – спросил он, войдя в номер. – Понравился теплоход? Я за вами. Собирайтесь, этой ночью приключение должно закончиться.
Он улыбнулся Ольге, вышел на балкон и закрыл за собой дверь.
***
На Павловск опустились акварельные сумерки, всё вокруг казалось укутанным дымкой, краски и линии размылись, тянуло первым ночным холодком. Парк засыпал, тихонько шелестела листва, попискивали ночные птицы. Мы двигались необычайно быстро, скользя, как во сне, по возникавшей под ногами дорожке. Промелькнули тёмные контуры дворца, сонная Славянка, мост с весёлыми и, кажется, пьяненькими кентаврами, белая ротонда Храма дружбы, Висконтиев мост, а дальше пошли незнакомые места. Всё было залито странным жемчужным туманом, который ходил волнами, беззвучно вздымался и опадал. От этого парк казался незнакомым и странным, как в недоброй сказке для взрослых.
Кажется, мы ушли довольно далеко, но тут дорожка свернула и неожиданно упёрлась в покосившийся строительный забор, изрисованный краской из баллончиков, за которым неясной грудой темнели руины.
– Мы всё ещё в Павловске? – спросил я, озираясь. – Совсем незнакомое место.
– Да, только в самой дальней, заброшенной части парка, здесь почти не бывают туристы. Это Елизаветин, иначе – Краснодолинный павильон, последняя работа Камерона в этом парке, – пояснил дьявол. – Он был закончен за два года до смерти императора, и Павел не успел побывать здесь. В последнюю войну павильон был разрушен и чуть было совсем не исчез с лица земли, но всё-таки уцелел. А раньше здесь было очень красиво. «Вниз от Елизаветина павильона видны весьма искусно сделанные развалины; разбитые статуи, барельефы, карнизы и колонны разных мраморов, выказывающиеся из травы и поросшие мхом, представляют воображению живое понятие о развалинах Греции, дышащей ещё величием и славою», – процитировал какую-то старинную книгу дьявол. – Эту часть парка особенно любила Елизавета Алексеевна, супруга Александра I. А вот император Николай I Павловск не любил и не бывал здесь, парк пришёл в запустение, отдалённый павильон был забыт. Теперь, спустя триста лет, пришло его время.
– Время для этих развалин? – удивилась Ольга. – И чего мы ждём у забора? Здесь даже калитки нет.
– Это не развалины, – терпеливо ответил Георгий Васильевич. – Вы видите морок, туман. За ним – место силы. В этой части света их осталось совсем мало. Здесь сочетается мощь земли, живой воды, леса, лунного света и каменных стен, возведённых руками, без помощи машин. Люди изменяют мир, легкомысленно вносят новое, а старое уходит, растворяется в тенях, исчезает, чтобы уже никогда не вернуться. Ныне истекают последние минуты ожидания, которое длилось века. Не будем подгонять время, предначертанное должно исполниться в назначенный миг.
Дьявол искоса взглянул на быстро темнеющее небо, и, как бы повинуясь его взгляду, из тумана выглянула луна. Как только её бледный свет упал на поляну, исчез неряшливый забор, кусты и деревья образовали таинственный лабиринт, а вместо развалин возник причудливый павильон. Светлая лестница прямо с земли вела в зал на втором этаже, у которого не было стен, а коническую крышу поддерживали тонкие колонны по углам. Напротив первой лестницы начиналась вторая, ведущая ещё выше, в оранжерею, накрытую тонким стеклянным куполом.
– Нам туда, на самый верх, – сказал дьявол и первым шагнул на ступени.
Оранжерейный зал был совершенно пуст, но запах тропических растений дурманил, как тяжёлые театральные духи. Было непонятно, как освещается зал, казалось, светится сам воздух. Я сделал шаг вперёд, но Георгий Васильевич мягко удержал меня на месте, положив руку на плечо.
– Теперь уже совсем скоро.
Я взглянул на Ольгу. В неестественном, неживом свете её лицо показалось постаревшим и больным, с запавшим, как у беззубой старухи, ртом. Лицо дьявола, напротив, приобрело скульптурную чёткость, стало холодным и мрачным, как у горгульи, в своём вечном презрении наблюдающей с крыши Нотр Дам за копошащимися далеко внизу смертными.
Напряжение нарастало, потом тяжёлым басом загудел гонг, и началось не то представление, не то обряд, смысла которого я не понимал. В центре зала появлялись и исчезали фигуры людей в странных одеждах, мужчин и женщин, воинов и жрецов; скользили, прыгали и ползли, не касаясь пола, фантастические, невозможные звери, похожие на безумные фантазии Босха. Их движения завораживали, гипнотизировали, притягивали, но были совершенно бесшумными.
Я слышал учащённое дыхание Ольги и шорох её одежды. Дьявол, казалось, вообще не дышал и застыл на своём месте. Контур его фигуры был как провал в чёрное ничто.
Волшебный танец всё ускорялся и ускорялся в безумном хороводе, и вдруг резко оборвался. Люди и звери растворились в тенях, и в центре оранжереи осталась только массивная круглая чаша на основании, задрапированном серебряной парчой. Чаша была украшена драгоценными камнями, которые в полумраке казались чёрными пятнами. По верхнему краю шёл гладкий полированный обод. В чаше что-то лежало.
– Что это? – сдавленно спросила Ольга.
– Грааль, – просто ответил дьявол. – А в чаше – Книга, то самое Евангелие. Смотрите! Смотрите и запоминайте, ибо смертному дано увидеть Чашу всего лишь раз в жизни.
И мы смотрели.
А потом чаша исчезла, морок рассеялся, исчез запах тропических цветов. Мы стояли в пустой оранжерее.
– Вот и всё, – сказал Георгий Васильевич. – Раз Чаша и Книга явились вам, значит, они сделали выбор.
– Какой ещё выбор? – насторожился я, подозревая неладное.
– У Великой Триады всегда есть хранители в мире людей, они сменяют друг друга, часто даже не зная о существовании предшественников и наследников. Во времена альбигойцев Чашу хранила Эсклармонда де Фуа, а хранителем Книги стал Павел Иатрос, ничего не зная о судьбе её защитника, павшего при штурме Константинополя. Теперь хранить Книгу будете вы.
– А кто же будет хранителем Чаши?
– Я, – просто ответил дьявол.
– Но вы же не человек!
– Да, я иная сущность.
– Тогда кто же? Бог?
– Нет, не бог. Если уж вы непременно хотите определённости… Теперь я – дворецкий этого мира.
– Дворецкий? – поразился я. – Вы?
– Я. Мир изменился. Пришёл век господства человека и науки. Нужда в сверхъестественном, ну, скажем, не так сильна, как прежде. Настала ночь богов. И вот представьте: хозяева замка под названием Земля спят, их сон глубок, долог и мало отличим от смерти, и только дворецкий лишён права на сон, он бродит по гулким залам, поправляет ковёр на лестнице, следит, чтобы не погас камин, не прокисло вино, не зачерствел хлеб. Хозяева во что бы то ни стало должны вернуться в тёплый, обжитый дом.
– Но… Но они вернутся?..
– От меня скрыто это знание, – криво усмехнулся дьявол. – Я – страж, а не прорицатель, ибо неисповедим Его промысел.
– Что должен делать хранитель? – спросила Ольга.
– В вашу эпоху, скорее всего, ничего. Достаточно знать, что вы избраны. Если Книге потребуется нечто, она даст вам знать.
О Великой Триаде говорят разное. Гийаберт де Кастр, к примеру, верил, что если бы в Лангедоке удалось сложить её, история пошла бы иным путём. Но об этом можно только гадать. Тогда, как вы помните, встретились только Чаша и Книга, да и то слишком поздно для добрых христиан из Альбижуа. А может, именно в этом и состояла Его воля. Вышло так, как вышло, ведь Копьё не явилось и сейчас. Вы же не видели его?
– Нет… – в один голос ответили мы с Ольгой.
– Артефакт силы не появился совсем не случайно, это знак того, что люди будут пребывать в мире и далее. На восемь веков не надеюсь – сейчас время течёт куда быстрее, чем раньше – но всё же Последняя битва – забота не вашего и не ближайших поколений, теперь это ясно. А раз так, пришло время для прощания. Слова сказаны, дела завершены. Я видел Книгу и теперь могу спокойно уйти.
– Но… Как же? – растерянно спросила Ольга.
– Вы хотели сказать: «просто так взять и уйти?» – мягко улыбнулся Георгий Васильевич. – Или вы хотите ещё что-то у меня спросить? А может, попросить? Что ж, я слушаю. Вы хранители, ваши права неоспоримы, – почтительно сказал дьявол и наклонил голову. – Всё будет исполнено.
– Да нам самим вроде бы ничего и не надо, правда, Вадим? Скажите… – замялась Ольга, – а… Можно узнать, что было с Павлом и Альдой? Ну, после того, как всё кончилось?
