которую мы увидели, когда летели за буровым катером, как два воздушных змея? О той, которая недалеко от Обрыва Анджелы?
– Да. После нашего возвращения я навел справки и выяснил, что это секретная военная научная станция.
– Военная?
– Да. И ей управляет Система Полетов. Я слышал, что ее основал Хуан – лично, как архонт Системы.
– Никогда о ней не слышала. Даже представить не могу, чтобы мой дедушка это одобрил.
– Да и я бы ничего про эту станцию не знал, если бы не поинтересовался.
Люинь умолкла. В последнее время она узнала о своем мире так много нового, что у нее просто не хватало времени, чтобы всё обдумать. Она только осознавала, что этот мир оказался гораздо сложнее и что понять его непросто. Анка прервал работу, опустил глаза и о чем-то задумался.
– Ты придешь в воскресенье? – спросила Люинь.
– А что будет в воскресенье?
– Наш марш протеста.
– Что еще за марш протеста?
– Тот самый, который задумала Чанья, – марш за свободу выбора места проживания и свободу личности. Мы всё это обсуждали в групповой переписке. Я думала, ты в курсе. Вроде бы ты значился в рассылке.
Анка спокойно ответил:
– А, да, мне приходили сообщения. Просто я как-то особо на них внимания не обращал.
– Так ты придешь?
– Пока не знаю. Посмотрим.
Взгляд Анки стал рассеянным. Его длинные пальцы снова начали работать с мелкими деталями. Люинь вдруг догадалась, что ее друг сейчас очень и очень далеко. Сегодня она пришла, чтобы разыскать его, и надеялась поговорить о своих волнениях и сомнениях. А еще она надеялась, что Анка ее утешит, что они не просто поговорят о каких-то великих глобальных идеях, о мире, в котором они толком мало что понимали. А теперь она не знала, что еще сказать. Анка сидел совсем рядом, а она не могла рассказать ему о том, что ее терзало и мучило.
Люинь так хотелось вернуться в ту теплую ночь в холодной пещере, но теперь это казалось таким далеким и нереальным. После возвращения они провели месяц в изоляции, а потом оба были слишком заняты, чтобы обменяться больше чем парой слов. У Люинь вдруг возникло странное чувство – что между ними нет ничего особенного, что то тепло, которое она раньше ощущала рядом с Анкой, было мимолетным эмоциональным порывом.
– Скажи, тебе не всё равно, чем я занимаюсь? – спросила она, поддавшись эмоциям.
Анка вопросительно глянул на нее:
– Ты о чем? О воскресном марше?
– Нет. Я совсем не переживаю из-за этого.
– Тогда о чем ты спрашиваешь?
– Ни о чем таком конкретно… Просто хочу знать – я тебе безразлична?
Анка посмотрел на Люинь, и в его глазах мелькнули огоньки недовольства. И снова его взгляд стал отстраненным.
– Какого ответа ты хочешь?
Люинь с трудом сглотнула подступивший к горлу ком.
– Какого ответа я хочу? А что я могу услышать?
Анка молчал.
– Ты веришь в долгую любовь? – спросила Люинь.
– Нет, – ответил Анка. – Никогда я ни во что такое не верил.
Люинь встала и сказала, что ей пора идти. Анка кивнул и попросил ее беречь себя. Он был на дежурстве и проводить ее не мог. Она надеялась, что он попросит ее еще побыть с ним, что он скажет что-то утешительное, но нет – ничего такого он не сказал. Люинь ушла. Не оборачиваясь, она прошагала по гигантскому круглому залу.
Джиэль
«Что задумал Руди?»
Несколько дней подряд Джиэль пребывала в смятении. Поведение Руди было таким странным. Ей казалось, что он посылает ей намеки и даже признается в своих чувствах, но другие его поступки словно бы противоречили догадкам девушки. «На свете нет ничего сложнее любви, верно?» – размышляла Джиэль. Ей хотелось верить в свою интуицию, но всё же она боялась, что эмоции обманывают ее и что она делает из мыши слона.
– Большинство людей просто не представляют, как мне тоскливо, – бормотала Джиэль себе под нос. Ей хотелось счастья, но как только возможность стать счастливой приближалась к ней, она пугалась и не верила в это.
Она пыталась разобраться в своих запутавшихся мыслях.
То, что произошло, невозможно было предвидеть. Руди просто подошел и пригласил ее прийти на следующий день в свою лабораторию. У Джиэль часто забилось сердце. Он пригласил ее на глазах у всех – совсем как это описывается в книгах. Джиэль и ее друзья сидели на бордюре цветочной клумбы, а Руди со своими товарищами вышел из туннельного поезда. Он заметил Джиэль, подошел, поздоровался с ее друзьями и спросил, не хочет ли она прийти и посмотреть его работу над новым планом в области гидравлической инженерии. Руди вел себя вежливо и уверенно, он широко улыбался. Джиэль едва смогла поверить собственным ушам.
Джиэль не знала, покраснела ли она тогда от смущения, но сейчас щеки у нее точно горели. Она была дома одна, но закрыла лицо руками и прикусила губу, чтобы не улыбнуться от уха до уха.
«Он позвал меня к себе! Даже если это не свидание, это показывает, что я ему нравлюсь. Он не позвал меня на концерт… но, может быть, ему хочется, чтобы я лучше поняла суть его работы. Но почему у него был такой равнодушный вид, когда я у него спросила, как мне лучше одеться? А смотрел он при этом на Лили… Может быть, ему нравится Лили, а меня он пригласил, чтобы заставить ее ревновать? …Нет, мой Руди не такой парень. А когда я смотрела на него, он вправду немного смутился… Интересно, почему у него нет и не было девушки?»
Джиэль вздохнула.
«Что я могу поделать? Я слишком чувствительна и замечаю мелочи, на которые другие не обратили бы внимания».
Она опять вздохнула и поглядела на свое отражение в зеркале. На нее смотрела безутешная девушка. Круглое лицо исказила тоска, которую никто не мог понять.
Джиэль выросла рядом с Люинь и хорошо знала Руди, знала все его привычки. О ней он с детства заботился, как о своей младшей сестренке. Она часто думала, что зерна ее влюбленности в Руди зародились еще тогда, в детстве. Потом, после того, как Люинь улетела на Землю, Джиэль с Руди виделась редко, поэтому эти самые зерна не проклюнулись и не проросли, они лежали в почве и дремали. В сердце она прятала мечту, словно тайный сад, и всегда верила, что настанет день, когда явится некий мужчина и украсит ее жизнь.
Мгновение, которого она ждала, наступило, когда Джиэль исполнилось шестнадцать лет. Был общественный бал, и она увидела,
