Очевидно, что по воле Божьей, по воле его величества короля, вельмож и сословий страны, сиятельному господину графу Дёрдю Турзо затем и вверена блистательная должность палатина, дабы, невзирая на личности, защищать добрых и невинных, а недобрых наказывать. Поэтому его светлость, стремясь исполнить свою обязанность после завершения иных для блага страны полезных дел и не желая закрывать глаза и на страшные от сотворения света у женского рода неслыханные жестокости и душегубство противу человеческой плоти, допускаемые Алжбетой Батори, вдовой Ференца Надашди, мужа благородной памяти, имеющего великие заслуги перед отечеством, душегубство, допускаемое сей женщиной по отношению к служанкам и другим женщинам, невинным душам и приведшее к гибели этих женщин в поистине невероятном числе, предписал обстоятельно расследовать обвинения, выдвинутые противу графини Надашди.
Правдивость обвинения была подтверждена признанием ее собственных прислужников.
Заслушав о жестокостях, в чахтицком замке совершаемых, его светлость по возвращении из прешпоркских октав[69] с графом Микулашем Зринским, Юраем Другетом, зятьями чахтицкой госпожи, с Павлом Медери, опекуном ее сына, осиротевшего Павла Надашди, с многочисленной прислугой и воинским сопровождением неожиданно посетил чахтицкий замок и сразу же у входа убедился в правдивости того, о чем показывали свидетели. Ибо там обнаружена девушка по имени Дорица, умершая вследствие побоев и истязаний и еще две до смерти замученные умирающие девушки. Там же обнаружена и графиня Надашди. В высшей степени возмущенный ужасным, более чем звериным бешенством и жестокостью Алжбеты Батори, его светлость приговорил ее, алчущую крови, безбожную и на месте преступления застигнутую, к пожизненному заключению в темницах чахтицкого града. Фицко, Илона, Дора и Ката, помощники столь чудовищного злодеяния, в котором сами признались, привлечены к суду, и за их кровавые поступки ожидают назначения самых строгих кар, дабы таким образом восторжествовала справедливость и другим неповадно было творить подобные жестокости.
Нам были предъявлены удостоверенные записи расследования дела Надашди и показания свидетелей. Они прилюдно прочтены, и обвиняемые с учетом отдельных пунктов были поочередно по одному допрошены. Из первых признаний они ничего не утаили и не отменили, а добавили только то, что свои поступки они совершали под угрозами своей госпожи и будучи ею принуждаемыми. После этого были вызваны свидетели в следующем порядке:
1. Юрай Кубанович, чахтицкий обыватель, присягнувший свидетель. Был в чахтицком замке и видел труп одной из убитых в последнее время девушек, который выносили, когда Батори была уже в заключении. На трупе он заметил следы от ударов и ожоги.
2. Ян Валко.
3. Мартин Янкович.
4. Мартин Кршко.
5. Андрей Угрович, все чахтицкие обыватели свидетельствовали, как и Юрай Кубанович.
6. Ладислав Анталович, чахтицкий обыватель, подтвердил то же самое под присягой.
7. Томаш Зима, чахтичанин, свидетельствовал, что знает о предании земле двух девушек на чахтицком и одной на подольском кладбищах. Когда чахтицкий предикатор обвинил госпожу с кафедры, тела убитых девушек были перенесены в Подолье.
8. Ян Храпманн, присягнувший чахтицкий обыватель, свидетельствовал в согласии с предыдущими.
Кроме того, добавил, что, когда спросил одну девушку, которой удалось спастись от убиения, кто является помощниками госпожи, он получил такой ответ: кровопусканием занимается сама госпожа, только помогает ей женщина, переодетая мужчиной. Имени этой женщины девушка не назвала.
9. Андрей Бутора, чахтицкий обыватель, свидетельствовал, как и Ян Храпманн.
10. Девушка по имени Зуза под присягой утверждала, что Батори совершала ужасные эти злодейства над ее подругами — служанками. Помощниками при пытках и убивании были Илона, Дора, Анна, которую звали Дарабул. Фицко был господским гонцом, он похищал девушек и приводил к ней. Ката была более чуткого и доброго сердца; девушек била против своей воли; даже была так милосердна, что в темницу тайком приносила им и пищу. Свидетельница показывает далее, что Якуб Силваши нашел в ларце госпожи грамоту или список, по которому количество убитых девушек составляет шестьсот десять человек, и что это число чахтицкая госпожа сама собственноручно записала.
11. Сара Бараняи, вдова Петра Мартона, присягнувшая свидетельница, показывает как Зуза и говорит, что за четыре года, пока она служила у Надашди, из числа женской прислуги убили более восемнадцати девушек. Она это слышала от шарварского кастеляна по имени Бичерди и сама это также наблюдала и пережила.
12. Илона, вдова Иштвана Ковача, под присягой подтвердила, что за три года ее службы Надашди и ее прислужники убили мучительскими способами более тридцати девушек. Она привела много случаев волшбы и отравления ядом. Особенно тот, когда при помощи колдовства и подмешивания яда и бормотания таинственных заклинаний она пыталась погубить его милостивейшее величество палатина, господина Имриха Медери и других. Показания остальных свидетелей почти без исключения ею подтверждены.
13. Анна, вдова Иштвана Генци, была последним свидетелем. После присяги она рассказала об убийствах, творимых чахтицкой госпожой и ее сообщниками. Показала, что среди убиенных была и ее собственная десятилетняя дочка, к которой ее не пустили во время самых больших мучений, когда она пыталась проведать ее в замке.
Приняв все вышесказанное к сведению и обдумав, суд выносит следующее решение. Поскольку публичным признанием обвиняемых, подтвердившим перед настоящим судом данные свидетелей, и особенно показания Доры, как главной сообщницы, доказано, что чахтицкая госпожа допускала против невинной женской плоти страшные злодеяния, в чем Дора, Илона и Фицко были ее тайными сознательными помощниками, и так как общественное подозрение прямыми добровольными признаниями обвиненных достаточно прояснилось и допрошенными свидетелями подтвердилось, после непредубежденного обсуждения и основательного обдумывания всенародно оглашается сей приговор: из признаний обвиняемых перед судом, добровольно и под пытками данных, и из допроса свидетелей нагляднейшим образом доказаны преступления обвиняемых, а именно, преступления, любую воображаемую злобу и жестокость превосходящие, сиречь ужасное умерщвление и терзание самыми разнообразными и коварными способами, — а так как жестокие преступления сии должны быть наказаны самой суровой карой, мы приговариваем: прежде всего вырвать железными клещами палача у Илоны, а затем у Доры, как главных виновниц указанных страшных злодеяний против невинной женской плоти, пальцы обеих рук, этих орудий мучений и душегубства, после чего их самих сжечь на костре. Что касается Фицко, чья вина смягчена его молодым возрастом и участием в меньшем количестве преступлений, он приговаривается к отсечению головы и сожжению тела заодно с телами осужденных женщин.
Приговор во всеуслышание объявлен осужденным, а также предписано его немедленное приведение в исполнение[70].
Когда Теодуз Сирмиензис из Сулёва дочитал приговор, пандурам пришлось осужденных схватить, ибо они пытались убежать, доведенные до умопомрачения призраком страшной смерти, чьи когти они уже на себе чувствовали. Они так отвратительно визжали, что у стоявших вокруг стыла кровь в жилах.
Помощники палача прежде всего взяли из рук пандуров Илону Йо и сунули палачу сначала одну руку, потом другую.
Лица у всех были бледны.
Палач раскаленными клещами вырывал один палец за другим. Когда дело дошло до четвертого пальца, она лишилась сознания. Помощники поволокли ее по ступенькам на помост и привязали к одному из столбов, торчавших из костра. Дора Сентеш впала в бесчувствие уже от одного вида своей подруги, привязанной к столбу на костре, и ее пальцев, алевших на снегу у ног палача. Вскоре ее с вырванными пальцами тоже привязали к столбу рядом с Илоной Йо.
Настал черед Фицко. Три пандура с помощью помощников палача повалили его на землю и прижали голову горбуна к колоде. Палач взмахнул топором, и голова Фицко отделилась от шеи. Одновременно замолк и яростный рев, который рвался из горла Фицко. Отъятая голова покатилась с колоды, и те, кто видел открытый рот горбуна, готовы присягнуть, что слышат его рев еще и поныне. Затем палач схватил тело Фицко, бросил его на костер, как полено, а за ним швырнул туда и голову, сгреб двадцать кровавых пальцев и, словно мусор, бросил их туда же. Затем приказал помощникам разжечь огонь. Поленья затрещали, пламя взвилось ввысь и облизнуло двух женщин, которые, придя в себя, разразились диким ревом, но вскоре снова потеряли сознание, чтобы утихнуть уже навсегда…
И в Чахтицы отправился гонец с поручением, чтобы на граде воздвигли виселицы на все четыре стороны света в знак того, что справедливость восторжествовала.
