– Чёрт! Они и сюда добрались! Неужели забрали клад? Проклятье! Старуха ничего не выдала, а как же негр?
– Сеньор, тут делать нечего, – проговорил в растерянности Пахо. – Пошли посмотрим, тут дышать невозможно!
– Да, пошли! Господи, и похоронить трудно! Можно сказать и нечего.
Они поспешили уйти, оставив труп среди обломков и пыли в роях мух.
Хуан поспешно схватил Миру за руку, потащил кружным путём к кладу. Испуганная Мира ничего не осмеливалась спросить, понимая, что тут случилось нечто ужасное.
Лишь отойдя подальше, Хуан сказал, наклонившись к девочке:
– Крепись, Эсмеральда! Произошло ещё одно несчастье.
– Кумбо? – воскликнула Мира, расширив глаза в ужасе.
– Да! Его убили, как и твою бабулю. Мне очень жаль!
Мира присела на пень, словно ноги её вдруг ослабли. Она была бледной, перепуганной, просто уничтоженной.
– Что ж теперь будет, Хуанито?
– Об этом можно только предполагать, Мира. Ещё следует много подумать, как с тобой быть, как поступить и куда определить. Здесь тебе никак нельзя оставаться. За тобой устроили настоящую охоту!
– Почему же так, Хуан? – в ужасе вскрикнула Мира. – Чем я провинилась перед Господом? За что так со мной, Боже?
Хуан присел рядом, обнял её вздрагивающие плечики, прижал к себе.
– Я боюсь, Хуанито! Мне так страшно!
– Понимаю, Мира! Но мы не должны тут оставаться надолго. Опасно, Мира! Вставай, милая моя. Нам необходимо посмотреть на твой клад: цел ли он?
– Что это за клад, Хуан? – вскинула она большие встревоженные глаза. – Откуда он взялся? Бабушка всегда была бедной, а тут такие деньги?
Три странных всадника, один из которых была девочка, торопливо погоняли уставших мулов.
Прошло уже несколько дней, как они покинули крохотную усадьбу негра Кумбо. Хуан с облегчением увидел, что клад не разрыт. Стало обидно за несправедливые сомнения. Кумбо каким-то образом выдержал пытки или преждевременно отдал Вогу душу, тем сохранив клад.
Мира как-то сразу повзрослела. Её больше всего добила смерть негра. Бабушкина смерть воспринялась естественно, тем более, что она ничего не знала о её причине, а Кумбо! Это её доконало.
Она почти не разговаривала, больше не заикалась о своём дне рождения. Лишь временами бросала взгляд на подарок Хуана и тогда в глазах можно было заметить некоторый проблеск радости.
Хуан ничего не пояснял из истории её рождения, а она, словно догадываясь о тайне, ничего не выясняла. Просто молчала, закрывшись в скорлупе отчуждённости и горя.
Хуан оставил побережье. Он узнал дорогу через остров до столицы и, не раздумывая свернул по ней, хотя она была едва наезжена редкими двуколками и ещё более редкими всадниками.
– Эсмеральда, скоро мы попадём в Кагуасу, – говорил Хуан, слегка наклоняясь к Мире. – Мы там передохнём пару дней. Ты сильно измучена дорогой.
Девочка подняла глаза, пристально посмотрела на него, спросила очень серьёзно, по-взрослому:
– Зачем ты тратишь столько сил на меня, Хуан?
Этот вопрос застал юношу врасплох. Всё же ответил после недолгого, напряжённого молчания:
– Как почему, Мира? Мы ведь друзья, а друзья не покидают друг друга на произвол судьбы. Я обещал донье Корнелии заботу о тебе. Видно, она знала о скорой своей кончине.
Мира задумалась.
– Ты мне когда-нибудь расскажешь о той тайне, что витает вокруг меня?
– Обязательно! Но потом, когда ты совсем успокоишься. Сейчас нет надобности лишний раз тревожить тебя. Ты и так столько пережила, что я побаиваюсь за твоё здоровье, Мира.
Она опять подняла глаза на него, промолчала, но Хуан знал, что в её голове постоянно происходит интенсивная работа мысли.
Он ещё не знал, что будет в Сан-Хуане. Не мог придумать ничего такого, что будет приемлемо и для Миры, и для него. Потому постоянно откладывал решение на следующий день, потом ещё и так постоянно.
В Кагуасу они поселились в домике, снятом на два-три дня, чтобы отдохнуть и привести мысли в порядок. Городок, а вернее небольшой посёлок, располагался в красивой долине среди гор и лесов. Очень красивая церковка звала под свои прохладные своды, и Хуан не утерпел, чтобы не посетить её, помолиться всем вместе, внести дар, получить отпущение грехов. Мира немного равнодушно отнеслась к этому посещению, что сильно удивило Хуана.
– Тебе не понравилась церковь, Мира?
Она неопределённо пожала плечами, не ответила, замкнувшись в себе.
Был канун праздника святого Матвея. Три улицы посёлка уже украшались цветами и ветками пальм. Дожди выпадали уже не так часто, а в этой долине они вообще шли довольно регулярно весь год. Окрестности благоухали цветущими деревьями и кустарниками.
– Мира, – не очень смело обратился Хуан к девочке, – твой день рождения завтра. Чего бы ты хотела?
Она опустила голову. Долго молчала и вдруг подняла голову.
– Я хотела бы несколько девочек моего возраста, Хуан. И... красивого платья... с туфлями.
– Попробую это устроить для тебя, – с готовностью ответил Хуан. Он был приятно удивлён таким решением и желанием Миры. – Три-четыре девочки тебя устроят?
Она почти безразлично кивнула, но говорить больше не стала.
Хуан посоветовался с хозяйкой, и та порекомендовала ему несколько семей, наиболее приличных и богатых.
– Если не возражаете, сеньор, я могу обойти их и пригласить девочек. Говорите, три-четыре хватит?
– Вполне, сеньора, – отозвался Хуан с благодарностью. – И организуйте приём, угощение и всё остальное. Трёх дублонов хватит на всё это?
– Если прикинете ещё три реала, то будет как раз, сеньор!
И вот после сиесты четыре разодетых девочки пришли в гости. Все они жили поблизости, и сопровождения никакого не было. Это были десяти-тринадцатилетние девочки состоятельных граждан, согласившихся на уговоры хозяйки, что поведала им о горе, свалившемся на голову этого странного семейства с такой очаровательной девочкой. Лишь её негритянское происхождение, немного бросавшееся в глаза, немного возмущало горожан.
– Мира, иди сюда, милая! – Позвал Хуан утром, в день рождения, после лёгкого завтрака. – Я хочу вручить тебе твои подарки.
Она неторопливо появилась со двора, остановилась на пороге и Хуан вдруг, словно впервые, оглядев её стройную фигурку, понял, какая она будет красивая совсем скоро. Он даже заволновался.
На кровати лежало платье зелёного шелка с лентами, бантами, широкой юбкой с жёлтыми полосками и отделкой. Его сшили за большие деньги за один день, и теперь оно должно быть оценено девочкой. У кровати стояли туфли из зеленоватой кожи с позолоченными пряжками и отделкой.
У ворота лежала небольшая диадема из золотой проволоки с россыпью мелких изумрудов. В трёх местах поблёскивали красные глазки рубинов в четверть карата каждый.
Хуан напряжённо смотрел на Миру. Лицо её выражало почти полное равнодушие, но постепенно теплело, смягчалось, становилось приветливым, даже немного весёлым, как в старые добрые времена.
Она посмотрела на Хуана полными слёз глазами, кинулась к нему в объятия и разразилась безудержными рыданиями.
Юноша остолбенел от неожиданности, лишь интуитивно догадываясь, что в Мире наконец-то наступил перелом её состояния. Этот взрыв слёз и рыдания должны снять то напряжение, владевшее ею последние дни.
Она оторвалась от его груди, вскинула покрасневшие глаза.
– Ты меня любишь, Хуанито?
– Конечно, Мира! Ты это знаешь, чего спрашивать?
Она вздохнула, а Хуан понял, что она подумала и поняла. И, отвлекая её, спросил ласково:
– Тебе нравится? Я долго выбирал всё это. Боялся, да и до сих пор боюсь, что не получилось так, как надо.
– Нет, Хуанито! – Мира звонко закричала, как прежде. – Всё так красиво, у меня слов не находится, Хуанито! Неужели это всё мне?
– Не показывай, Мира, что это для тебя новинка, – строго заметил Хуан. – Ты должна показать себя воспитанной, богатой и гордой сеньоритой. Вспомни, чему тебя учила бабушка. Это очень важно, Мира. Ты теперь сеньорита...
