Культивировавшийся во Франции милитаризм имел две стороны — внешнюю и внутреннюю. Он имел сугубо классовый характер и предназначался для подавления рабочего движения. Милитаризм служит, подчеркивал В. И. Ленин, «главным орудием классового господства буржуазии и политического подчинения рабочего класса». Кроме того, милитаризм неизбежно связан с подготовкой к войне[1012].
Стремление французской дипломатии консолидировать силы Антанты, связанное с усилением агрессивности германского империализма, представляло характерную черту всей предвоенной внешней политики Франции. В первую очередь политические деятели Франции заботились об установлении самых тесных отношений с Россией в области военно-стратегической. Уже с 1909 г. ежегодно в различные военные округа России откомандировались французские офицеры, а с 1911 г. начались регулярные командировки русских офицеров во французскую армию. Еще большее внимание уделялось усилению контакта между генеральными штабами обеих стран. Если за 18 лет, с 1893 по 1911 г., состоялось всего шесть совместных совещаний штабов, то с 1911 г. они становятся ежегодными. В августе 1913 г. в Красном Селе состоялось девятое совместное совещание генеральных штабов, принявшее решение о том, что «теперь еще больше, чем раньше, ввиду значительного увеличения относительного военного могущества Германии в Тройственном союзе поражение немецких войск остается первой и основной целью союзных армий»[1013].
Параллельно между Россией и Францией велись переговоры о заключении военно-морской конвенции, имевшей целью установление согласованных действий флотов. 16 июля 1912 г. русско-французская морская конвенция была подписана адмиралом Аивеном и морским министром Григоровичем со стороны России, Делькассе и начальником морского штаба Обером — со стороны Франции. Эта секретная конвенция предусматривала совместные действия морских сил, совещания начальников морских штабов обеих стран; срок ее действия был приравнен к сроку действия военной конвенции 1892 г.[1014] Одновременно Ливен и Обер подписали «Конвенцию об обмене информацией между русским и французским флотом». «Эта конвенция, — писал Пуанкаре, — отныне устанавливает между нашими флотами постоянный и систематический контакт, и я имею честь сообщить, что правительство республики ее одобряет»[1015].
О чрезвычайной заинтересованности французского правительства в укреплении связей с Россией свидетельствует также поездка премьера Пуанкаре в августе 1912 г. в Петербург. В Париже были обеспокоены медленными темпами подготовки России к войне. Пуанкаре имел ряд бесед с русскими политическими деятелями по основным вопросам международной политики. Французская пресса весьма сочувственно отнеслась к поездке Пуанкаре и с удовлетворением отмечала общность интересов обеих стран. А сам Пуанкаре по возвращении в беседе с журналистами подчеркивал «сердечность оказанного ему приема и прочность существующих между обеими странами отношений»[1016]. Однако Пуанкаре не мог не прийти к выводу о крайней медленности подготовки России к войне и о необходимости оказать ей помощь путем предоставления нового займа. Вскоре были начаты переговоры по этому вопросу.
Консолидация сил Антанты предусматривала также укрепление франко-английских отношений. Вскоре после 1904 г. начались, как называл их Эдуард Грей, военно-морские «собеседования»[1017]. Несмотря на отсутствие письменных соглашений, Англия и Франция установили тесную связь в целях подготовки предстоящей войны против общего врага — империалистической Германии. В августе 1912 г. Пуанкаре, будучи в Петербурге, сообщил Сазонову, что между Францией и Англией имеется устное соглашение о поддержке английскими войсками Франции в случае нападения на нее Германии[1018].
Однако французская дипломатия стремилась связать свою союзницу более определенными обязательствами, и вскоре для этого представилась благоприятная возможность. Обеспокоенная ростом германского военно-морского флота, Англия сочла необходимым сосредоточить свои военно-морские силы в Северном море. Но это вызывало необходимость усилить флот Франции в Средиземном море, где проходили важнейшие коммуникации Британской империи. Французское правительство не возражало против снятия части своего флота с побережья Ла-Манша, но лишь при условии формального соглашения. Последнее было заключено в форме обмена письмами 22–23 ноября 1912 г. между Э. Греем и П. Камбоном. В эти дни хорошо информированный Извольский писал, что «существующие военные и морские соглашения в самое последнее Время получили еще большее развитие, так что в настоящую минуту англо-французская военная конвенция имеет столь же законченный и исчерпывающий характер, как такая же франкорусская конвенция»[1019]. Вскоре во Францию приехал начальник английского генерального штаба генерал Вильсон для обсуждения ряда вопросов, связанных с возможными военными действиями. Визит Вильсона был секретным, и о нем, как и о самом обмене письмами, были информированы лишь несколько человек во Франции, в Англии и в России [1020]. 8 марта 1913 г. была заключена секретная морская конвенция между Англией и Францией, содействовавшая дальнейшему укреплению Антанты.
Визит Пуанкаре в Россию совпал с обострением борьбы на Балканах. Французские правящие круги особенно интересовались вопросом о заключении Союза между Сербией и Болгарией, как средстве увеличения сил Антанты в предстоящей войне с Германией. После оформления 13 марта 1912 г. этого союза Пуанкаре приветствовал его «как фактор усиления военной мощи балканских государств», но вместе с тем выразил свои опасения по поводу возможных в этой связи осложнений, поскольку Франция не желала вступать в войну ради интересов балканских государств. В это время во Франции вообще господствовало мнение, что Турция значительно сильнее Балканских стран[1021].
Но в октябре 1912 г. началась первая балканская война, в которой Турция быстро потерпела поражение. Это вызвало резкое изменение позиции Франции. Если в начале войны французское правительство не собиралось поддерживать Россию в случае ее вынужденной войны с Австро-Венгрией из-за Балканских стран, то с декабря 1912 г., когда ясно выявились высокие боевые качества болгарской и сербской армий, оно стало проявлять весьма воинственные настроения. В то время как еще недавно, писал Извольский в Петербург, — «французское правительство и здешняя печать были довольно склонны обвинять нас в подстрекательстве сербов и доминирующей нотой была фраза: „La France ne veut pas faire la guerre pour un port serbe“ („Франция не хочет воевать за сербский порт“) ныне здесь с недоумением и нескрываемым опасением относятся к кажущемуся нашему равнодушию перед фактом австрийской мобилизации. Опасения эти не только высказываются французскими министрами в разговорах со мною и нашим военным агентом, но проникают также в широкую публику и в газеты самых разнообразных оттенков»[1022]. Правящие круги Франции даже пытались оказать давление на Россию с целью использовать в 1912 г. силы всех балканских государств против Германии, пока Балканский союз еще не распался, чего они явно опасались.
В ноябре 1912 г. Турция запросила перемирия и начались трудные и длительные переговоры. В январе 1913 г. военные действия возобновились, но Турция опять потерпела поражение. После сложных переговоров 30 мая 1913 г. мирный договор между Турцией и Балканскими странами был подписан.
Первая балканская война привела к еще большему обострению противоречий как между империалистическими державами в борьбе за гегемонию на Балканах, так и между самими Балканскими странами. 29 июня 1913 г. болгарские войска начали вторую балканскую войну, разрушив непрочный Балканский союз. Румыния присоединилась к Сербии, Турция — к Болгарии. Но в конце июля потерпевшая поражение Болгария вынуждена была сдаться. 30 июля началась мирная конференция в Бухаресте между Болгарией, Сербией, Грецией, Румынией и Черногорией. Великие державы на ней не присутствовали, но практически оказывали влияние на все ее решения.
10 августа 1913 г. Бухарестским миром закончилась вторая балканская война, которая привела к новой расстановке международных сил. Ослабленная Турция и разгромленная Болгария отходили в лагерь Тройственного союза, Сербия и Черногория оставались в лагере Антанты, Греция, получившая с помощью Франции значительные территории, и Румыния занимали колеблющуюся позицию. Балканские войны не привели к мировой войне, так как великие державы еще не были к ней готовы.
Особенно важное значение в канун первой мировой империалистической войны приобрел вопрос об отношении профсоюзов и социалистических партий к войне и милитаризму. Еще в начале XX в. гедисты и жоресисты решительно осуждали милитаризм и войны. Социалисты и профсоюзы вели антимилитаристскую пропаганду, которая находила распространение не только среди трудящихся, но и в некоторых интеллигентских и мелкобуржуазных кругах.
