бросил на меня многозначительный взгляд. – Полагаю, ты задержался, чтобы перехватить поднос у разносчика чая, верно?
Я промолчал.
– Не надо, мальчик. Нет смысла врать. Меня много раз пытались отравить или ограбить. Нападали среди бела дня с оружием в руках. А я, как видишь, до сих пор жив.
Он и усмехался словно бывалый лис – так же хитро и жестоко.
– И где сейчас люди, пытавшиеся причинить тебе вред?
Не знаю, что побудило меня задать такой вопрос, – я и без того догадывался, каким будет ответ.
Купец улыбнулся еще шире и тронул эфес своего меча.
Порой свойственная мне находчивость куда-то пропадает. Я нервно заерзал, пожалев, что не сел на мягкое.
Хозяин комнаты заметил, что мне неудобно, и небрежно бросил к моим ногам подушку. Стало легче.
– Грабители, с которыми я сталкивался, не отличались такой изобретательностью, как ты. Лишь поэтому я позволю тебе объясниться.
Он снова сунул трубку в рот и вдохнул табачный дым.
Я замер и невольно взглянул в сторону выхода. Молодой и быстрый парень вполне способен выскочить из комнаты одним прыжком, лис и на ноги подняться не успеет.
– Не стоит. Мои люди караулят снаружи. Тебе не уйти, а вот шанса поговорить ты точно лишишься. Разве что взвизгнуть разок успеешь. Итак?
Во рту у меня пересохло. Я посмотрел на чашку, затем на купца.
Тот кивнул, предвосхищая мой незаданный вопрос.
Сделав глоток, я решил, что купец прав: чай и вправду пережжен, к тому же давно остыл. Впрочем, сухость во рту он смягчил вполне.
– Откуда ты узнал?
– А как иначе, мальчик? Неужто ты воображал, что я ничего не пойму? Подумай сам. Представь себя человеком моего положения, купцом с состоянием, как у короля, создавшим и сохранившим свое богатство. Я здесь не первый раз и Золотой Путь исходил вдоль и поперек. Думай. – Он постучал пальцем по виску. – Считаешь, купец торгует всякой всячиной и больше знать ничего не знает? Полагаешь, ты единственный, кто сообразил, что можно покупать и продавать секреты?
Какой же я тупица… Понятно, что этот человек разбогател не только на торговле осязаемыми товарами. Выходит, он тоже сбывает тайны? А это значит…
Купец улыбнулся:
– Ну, дошло наконец?
– Тебе кто-то рассказал о воробьях. Кто-то выдал наши планы… – Толку скрывать мой замысел уже не было. Я попал в ловушку. Куда мне против меча и двух здоровяков за дверью… – Но кто?
Он покачал головой и выдохнул струю дыма:
– Ого, почти догадался. Тепло, мальчик. Однако не горячо. Думай усерднее. Неужели человек моего положения допустит, чтобы о его приезде пошли слухи? Позволит выяснить, где остановился и сколько у него с собой денег?
Меня словно обухом по голове ударили.
– Каеша… У него не хватило бы мозгов узнать такую тайну. Кто-то ему рассказал специально. Ты сам сделал так, чтобы я к тебе пришел!
Купец кивнул:
– Ну, более или менее. Ты поднаторел в торговле секретами? Тебе это лишь кажется. Через мои руки их прошло в тысячу раз больше. И это далеко не предел. Признаюсь, мне стало любопытно, что это за мальчишка на все руки. Предводитель воробьев, Проливающий кровь… Поговаривают, ты демон. Ты убил людей, заправлявших на улицах Кешума, промышлявших воровством и белой отрадой до тех пор, пока маленький демон-убийца, Проливающий кровь, не спалил дом торговца этой гадостью. Никто из его обитателей не пережил вспышки твоего гнева.
Купец повторял лживые россказни. Ника и Джагги сделали все для того, чтобы многие из детей, находившихся в доме Коли, выбрались на свободу. Остальные сбежали, услышав устроенный мною шум. А если кто-то и замешкался, то пожар во время ливня точно не смог бы сжечь здание дотла. История распространяется, обрастает подробностями и новыми поворотами.
Многие и вправду считали меня демоном. Как же еще я выманивал у людей секреты? Ведь их хранили за семью печатями, и ни один якобы не мог слететь с языка у пьяного или у разгневанной женщины. Все наоборот: секрет куда легче выболтать, чем сохранить.
Со временем я понял, что в основном тайны интересуют людей алчных, тщеславных и глупых. Получается, теперь во мне сошлись все три качества…
– Но зачем тебе это надо? – спросил я, сделав еще глоток чая.
Разговоры разговорами, а я не переставал шарить глазами по комнате. Где же сундук? Наверняка должен быть здесь! Настолько осторожный человек вряд ли стал бы держать сокровища там, где за ними нельзя присматривать.
– Обычное любопытство. Да, я приехал сюда торговать, однако на свете есть вещи более ценные, чем товар и деньги.
Я молча ждал продолжения, но купец сделал паузу, и его уловка сработала – вопрос сам собой слетел с моих губ:
– И что же это?
– Это талант, мой мальчик. Я решил посмотреть, каков ты в деле, что предпримешь. Подумал: если он безрассудный дурак – я его убью, если нет – окажусь в выигрыше.
Я облизал губы и, пытаясь успокоиться, сделал несколько глубоких вдохов. Сердце колотилось так, словно я опять убегал от двух подонков Коли, подкарауливавших меня на улицах Кешума. Напряжение между нами нарастало: подобным образом медленно набирает ход песня, грозясь взорваться настоящим крещендо, – и все же апогей не наступает.
– Ты правда король?
– Ну, своего рода, – кивнул он. – Там, откуда я приехал, королями становятся не по праву рождения. Кровь тоже имеет значение, но репутация зарабатывается делами. Мы растем отнюдь не в каменных да мраморных дворцах. Нет у нас ни золотых куполов, ни священников, ни мудрых наставников. Мы живем пустыней и полагаемся на ее милости. Она дает нам лошадей, тень и воду. Все остальное – труд. Состояние не переходит по наследству, а наживается потом и кровью. Вот почему я не желаю, чтобы его отнял у меня ребенок.
Он снова погладил рукоять меча.
– Как… как ты со мной поступишь?
– Сначала скажи, что тобой движет. Ненасытность? Мальчик решил упрочить свою славу, ограбив иноземного короля торговцев? Надумал украсть столько, чтобы никогда в жизни не трудиться и больше не воровать? Хотел пощекотать себе нервы? Или ты настолько погрузился в свою нынешнюю жизнь, что риск и награда для тебя уже ничего не значат?
Он хотел от меня одного лишь слова, только коротко тут не ответишь.
Соврать? А вдруг поймет? Человек, заставивший крутиться колесо, заманившее меня в его лапы, вполне мог кое-что узнать о моей прошлой жизни. Сказать правду? Но смогу ли я вызвать в нем сочувствие?
Точно ли правда позволит мне остаться в живых?
Купец не дал возможности обдумать ответ. Вынул