class="p1">У меня родились две версии — первая изощренная месть рогоносца Сильвы, вторая — это действовали те, у кого Кеша взял диски на реализацию… Взял-то он, а ОБХСС изъяла их из моей комнаты… Решили наказать?.. Но какой смысл наказания, если наказанный и не догадывается об этом?.. Могли бы сказать, а потом всласть отметелить, чтобы впредь не кидал серьезных людей… А может они боялись меня?.. Ведь в городе я слыву каратистом… Что ж, похоже на правду… Как бы то ни было, я чувствовал, что на вчерашнем нападении история не закончилась.
В палату заглянула давешняя нянечка.
— Тут к тебе опять девка какая-то, — сообщила она. — Пущать?
Глава 3
— Какая еще девка? — удивился я.
— Тебе виднее… — пробурчала нянечка. — Так пущать?
— Пущайте! — кивнул я.
Кто бы это мог быть? Если — «девка», значит, еще молодая, не Пелагея Ивановна, не Аграфена Юльевна. Кроме Илги, которая уже была, это может быть и Тигра и Женя Красильникова и Маша со швейной фабрики и даже — Маринка… Дверь палаты открылась и вошла… Симочка! Вот уж не ждал… Она была в халатике, как и прочие посетители, с авоськой, набитой какими-то свертками. Глядя на меня округлившимися глазками, Егорова просеменила к моей койке и… Вдруг разрыдалась.
Цена ее слезам мне известна, но сердце у меня не камень, поэтому, поднявшись с койки, я погладил ее по голове.
— Ну, чего ты?.. — спросил я. — Как видишь — жив я, и даже не слишком ранен.
— Я такая дура, — пробормотала она. — Прости меня, пожалуйста, Саня…
— Давно простил, — сказал я. — С чего ты вдруг вспомнила?.. Тебе больше нравился наш военрук, ну так это нормально… Каждый выбирает по себе…
— Да я не об этом… — отмахнулась посетительница. — Я — за вчерашнее…
— То есть⁈ — опешил я. — Это ты меня ударила⁈
— Не-е-ет, — прохныкала она, — не я-я-я…
— Ну тогда причем тут ты⁈
Серафима Терентьевна вынула из дамской сумочки носовой платок, вытерла слезы, высморкалась и проговорила:
— Это все Славка, мой жених… Он жутко ревнивый… Ну и подговорил дружков, чтобы они… Ну проучили тебя…
— То есть, у этого твоего Славки кишка тонка, поговорить со мною по-мужски, так он дружков подослал?..
— Он не знал, что они тебя ударят по голове…
— Слушай, Егорова… — устало проговорил я. — Шла бы ты отсюда…
— Я сейчас уйду, — пообещала та. — Я вот тебе домашних пирожков принесла, колбаски…
— Забирай свои пирожки с колбасками и проваливай! — потребовал я. — А если хочешь, чтобы я не сдал милиции твоего Славика, скажи ему, пусть завтра сюда придет. Я с ним поговорю… Да не дрожи, не буду я его бить…
— Хорошо, я ему скажу… — повеселела Серафима Терентьевна. — Только не надо в милицию, пожалуйста!..
— Ты меня слышала!.. Или Славик твой придет завтра или пойдет по уголовке, как организатор преступления…
Прихватив авоську, Симочка пулей выскочила из палаты. Я не сомневался, что ее Славик завтра припрется, как миленький. Я не собирался его сдавать, но мне очень хотелось повидаться с его дружками и выяснить, кто из них долбанул меня по башке? Нельзя такие дела спускать, да и за ментов прятаться — тоже. С волками жить, по волчьи выть. И местная шпана должна знать, что с физруком из двадцать второй школы шутки плохи… Еще не хватало, чтобы всякие хлюпики подсылали ко мне гопоту!..
Больше в этот день посетителей не было. Я не стал позориться с судном, сходил в сортир самостоятельно. Слопал ужин, который состоял из пюре, небольшой котлетки и стакана какао с печеньем. Вечерком прибежал мой лечащий врач, которого зовут Олег Борисович. Расспросил о моем самочувствии, похвалил за бодрый вид, но велел больше лежать. Перед отбоем заглянула медсестра, но не на Наташа, а — Вера, худая, высокая брюнетка. Она спросила — нужен ли мне укол обезболивающего? Я отказался. Чувствовал я себя и впрямь неплохо. Так иногда голова кружилась, но жизнь снова заиграла интерсными красками.
Ночь я проспал, как убитый. Рано утром вошла Вера, измерила мне давление, дала какие-то таблетки. Потом приперлась нянька, делать уборку. Затем был завтрак. После него — обход. Олег Борисович сказал завотделением, что сегодня за мною еще понаблюдают и если не возникнет осложнений, завтра утром меня выпишут. Молодой заведующий величественно кивнул. Когда обход закончился, пошли посетители. Как я и думал, первым приперся Симочкин хахаль.
Кто-то поцарапался в дверь. Я громко разрешил войти. Белая створка приоткрылась и в щелочке показалась очкастая и прыщавая физиономия незнакомого парня, лет восемнадцати. Я, конечно, сразу понял, кто это.
— Можно войти?
— Входи-входи, Славик, — милостиво разрешил я.
Он просочился целиком, что с его телосложением было не трудно. Натуральный дрищ. Руки, ноги тонкие, будто палки. Свитер и штанцы болтаются, как на вешалке. Очки то и дело сползают с курносого шнобеля. Понятно, почему этот Отелло сам не рискнул на меня рыпнуться… Ну сейчас я из него фаршмак сделаю. Я нахмурился и жестом велел ему приблизиться. У Славика затряслись губы, он коротким шажками стал подбираться к тому месту, на которое я ему указал.
— Как зовут? — спросил я.
— С-славик… — промямлил он.
— С-славик, — передразнил я его. — Ты мужик или сопляк из детсада?.. Как по-человечески тебя кличут?
— Мирослав…
— Хорошее имя, — одобрил я. — Особенно, в качестве отчества… Как только твоего сынка не станут величать — и Мимосраловичем и Милосраловичем…
Славик совсем поник. Я понимал, что поступаю не педагогично, но ведь педагогика тоже разной бывает. Иной раз и по рылу можно съелозить. Так что моральное унижение не самый негуманный метод для таких уродов.
— Что же ты, Мирослав, ко мне сам не подошел, если имеешь что предъявить?..
— Я… У меня… К вам нет претензий, — заблеял он. — Это все Серафима… Понимаете, она надо мною смеется… Говорит, что к физруку опять уйдет, если я…
— Если ты — что?
— Ну-у… Не объясню вам, что вы должны оставить ее в покое…
Я аж обомлел от такой наглости.
— Это я-то ее должен оставить в покое⁈
— Она говорит, что вы… Проходу ей не даете…
— А кто ей еще проходу
