Корва почувствовал, что его клиент становится неуправляемым, поэтому повел себя деликатнее:
– Будет вам горячиться, Бен. Мы это обсудим позже.
Они не торопясь пересекли лужайку. Солнце уходило за краснокирпичные постройки, отбрасывая длинные аккуратно выкроенные тени на пожухшую траву. Корва поднял воротник пальто.
– Холодает. Домой?
– Да. Хочу сына повидать. У Марси деловая встреча вечером. Что там говорить, тяжело ей: и работа, и дом, и ребенок, да еще с шести до двенадцати сидит в суде.
Корва взглянул на часы.
– Значит, так. Сюда я подъеду часам к десяти, и мы с вами выпьем.
– Ну так куда же подевались мои солдаты, Винс? – спросил Бен.
– Они все сейчас со своими адвокатами, – искренне ответил Корва.
Глава 48
Без десяти десять Бен Тайсон и Винсент Корва заняли свои места за столом защиты. Публика усаживалась поудобнее в предвкушении длительного действа, обменивалась мнениями об исходе дела оживленными, но тихими голосами. Обвинители бесстрастно оглядывали толпу. В зал понемногу стали стекаться присяжные.
Корва крепко сжал запястье Тайсона.
– Я понимаю, что, должно быть, вы чувствуете. Щелкнув зажигалкой, Тайсон поднес огонек к сигарете и спокойно ответил:
– Я не чувствую себя преданным. Меня ничто не гложет. Я не представляю, что эти пятеро могут сказать такого уж значимого.
– Все, что они предложили, – это не подтвержденные клятвой заявления для смягчения вины пли уменьшения срока наказания на тот случай, если вердиктом присяжных вас признают виновным. Я думаю, что в таком деле, как это, важнее всего наличие смягчающих вину обстоятельств.
– Я согласен с этим, если подходить к делу с точки зрения того, сколько мне придется сидеть за решеткой, – мрачно пошутил Бен.
Корва излучал оптимизм.
– Возможно, что вас оправдают вердиктом присяжных.
Тайсон молча стряхнул пепел сигареты. Корва еще раз попытался образумить Тайсона.
– Ну, раз уж мы увидели, что на суд не пришел ни один свидетель защиты, может быть, тогда лучше отсрочим слушание?
– Нет, – так же твердо, как и вчера, заявил Тайсон. – Свидетель защиты сидит рядом с вами.
От напряжения Корва сильно прикусил губу. Он внимательно всматривался в лица присяжных, спокойно переговаривавшихся друг с другом.
– В таком деле, как это, подсудимый очень редко встает для дачи свидетельских показаний в свою защиту.
– Вы сами вчера сказали, что я могу сделать заявление.
– Разве я говорил это?
– Да.
Корва похлопал Бена по плечу.
– Послушайте, друг мой. Если вы встанете у места дачи показаний и хотя бы откроете рот, последствия могут быть необратимыми. – Видя, что Тайсона не проняло его предупреждение, адвокат продолжал: – Я думал об этом варианте. После вашего ухода я долго не спал, взвешивая все «за» и «против». Вы должны понять, что если вы присягнете и сделаете заявление, Пирс целую неделю будет мучить вас перекрестным допросом. Я говорю как есть, Бен, не утрируя. А когда он разделается с вами, то Спроул удовлетворит свое любопытство, потому как имеет на то право. А после Спроула на вас вшестером накинутся присяжные. Вы же знаменитость. Ну а если вы отважитесь на публичное заявление, они будут оттягивать его настолько, насколько смогут. Я, конечно, постараюсь ограничить изрядное количество вопросов, но пройдет несколько дней, прежде чем я приведу аргументы в вашу пользу. Понятно?
Тайсон тряхнул головой, и непослушный мальчишеский вихор упал ему на лоб.
– Выбор остается за вами. Вы можете молчать, это ваше право. И никаких выводов из этого не сделают, а молчание не обернется против вас, – увещевал адвокат.
Тайсон и на этот раз не удостоил Корву вниманием. Он молчал. Сержант, чеканя шаг, вышел на середину зала. И тут Тайсон не выдержал:
– Но я сделаюэто заявление, только позже – для смягчения вины и уменьшения срока наказания.
– Ладно. Если вас признают виновным, вы используете эту возможность. Надеюсь, вам не придется злоупотреблять ею. Я знаю, что это идет вразрез с вашими убеждениями. Но положитесь на меня.
– Конечно.
Звучный голос возвестил о начале заседания:
– Всем встать!
– Может ли обвинение представить еще доказательства? – обратился полковник Спроул к полковнику Пирсу.
– Обвинению нечего добавить, – блеснув военной выправкой, ответил Пирс.
Судья то же самое спросил у Корвы. Адвокат ответил с прямотой римлянина, сделав из вопроса утверждение.
– У защиты нет никаких доказательств.
Небольшое оживление в зрительских рядах послужило началу сильному недовольству судьи, который не стал напрасно расходовать запасы своего терпения на установление тишины в зале. Он строго посмотрел в сторону публики и постучал карандашом по столу. Спроул повернулся к Корве:
– Значит, защите нечего добавить?
– Защите нечего добавить.
Обращение к Пирсу последовало за небрежным кивком головы.
– У обвинения есть что предложить?
– Нет, Ваша честь. – И Пирс, в свою очередь, спросил Спроула, не желает ли судья вызвать или аннулировать вызов каких-либо свидетелей на судебное заседание.
Дав отрицательный ответ, Спроул вновь обратился к полковнику Пирсу:
– Желает ли обвинение взять заключительное слово?
– Да, – засуетился прокурор.
– Полковник Пирс, – окликнул судья, – мистер Корва, я хочу напомнить вам обоим, что заключительное слово на заседании трибунала необязательно. Но если уж вы настаиваете на нем, то оно должно быть лаконичным и может быть представлено как письменно, так и устно. Аргументы на суде приводятся обычно для того, чтобы обратить внимание всех его участников на относящиеся к делу факты и их связь с законом. Они могут включать элементы упрощенного производства, не подытоживая при этом процесса. – Он взглянул на Пирса. – Можете начинать.
Полковник Пирс вышел из-за стола и остановился посередине, как раз в том месте, где делал открытое заявление.
Тайсон наблюдал за движениями прокурора и его свекольным от высокого давления лицом, а потом переключился на присяжных. Шесть членов жюри сидели прямо, будто надетые на вертел, казалось, настроены они были воинственно. Тайсон перевел взгляд на публику. Утро, вторник, четвертый день суда, места заняты все до единого. Марси пришла последней. Дэвид снова отпросился из школы. Мать Бена, остановившаяся у друзей в Гарден-Сити, каждое утро брала машину, чтобы добраться до Нью-Йорка, и выглядела сейчас не лучшим образом. Среди моря белых лиц Тайсон заметил круглую черную физиономию, с которой не сходила добродушная улыбка. Мейсон подмигнул ему с пятого или шестого ряда, и Бен, искренне обрадовавшись его присутствию, не смог сдержать широкой, дружеской улыбки.
Полковник Пирс начал свою речь традиционно:
– Господа военный судья и члены суда, вы заслушали дело лейтенанта Тайсона, гражданина Соединенных Штатов. Ричард Фарли и Стивен Брандт свидетельствовали на суде о хладнокровном убийстве гражданских лиц и солдат армии противника, пациентов, медперсонала, детей. Безусловно, их показания не всегда совпадали и они часто противоречили сами себе, путая имена и события и другие частности, но все же мы услышали рассказ о тяжком преступлении. И неважно, что подробности ускользают из их памяти спустя восемнадцать лет, важна суть случившегося.
Пирс потер подбородок и опустил на мгновение голову, а потом продолжил:
– Стивен Брандт и Ричард Фарли являются свидетелями и участниками описываемых ими событий. Но дело не в их участии, а в роли подсудимого в этих событиях. Если вы вычеркнете из памяти незначительные детали показаний и перекрестного допроса и примите во внимание только факты, связанные с подсудимым и с обвинением, выдвинутым против него, тогда останется следующее: первый взвод роты «Альфа» вошел в здание, которое двое свидетелей описали как больницу. Исходя из их показаний, мы узнали, что на втором этаже находилось сто, а может, двести человек. Командир взвода лейтенант Тайсон отдал приказ расстрелять больных и раненых вражеских солдат. Уважаемые присяжные заседатели, если мы остановимся на этом и не поверим показаниям двух независимых и беспристрастных свидетелей, тогда правительство закроет это дело. Но если мы стремимся наказать зло и если мы радеем душой за честь и достоинство вооруженных сил Штатов, тогда мы не имеем права останавливаться на этом. Нет, мы должны взять в расчет то, что этих безоружных и беззащитных людей расстреляли солдаты, находившиеся под началом подсудимого. Мы должны учесть, что показания этих двух свидетелей сходятся в том, что подсудимый ничего не сказал и не сделал, чтобы пресечь действия разбушевавшихся солдат. Таким образом, своим бездействием подсудимый спровоцировал людей своего взвода на совершение этого преступления и оказал пособничество в нем. И, действительно, подсудимый своим подстрекательским приказом расстрелять безоружных и раненых солдат ускорил расправу над невинными жертвами.
