– Ты ведь не сидела в укрытии, – сказал Эли, повернувшись к Эйбре.
– Если ты полагал, что я останусь в укрытии, значит, при всей твоей любви ко мне ты меня абсолютно не знаешь.
Он притянул ее к себе и обнял.
– В общем, все прошло примерно так, как я и предполагал.
– Дай-ка я на твою руку посмотрю.
Эйбра подняла его руку и нежно поцеловала окровавленные костяшки пальцев.
– Наверное, сильно болит.
– Да, побаливает. – Эли тихо засмеялся и слегка поморщился, согнув пальцы. – Но как-то приятно побаливает.
– Я, конечно, против любого насилия, за исключением случаев самозащиты и защиты окружающих. Но тут ты был прав. Долги надо отдавать.
Она снова поцеловала его руку и добавила:
– Должна признаться, что мне очень понравилось, как ты вмазал этому подонку.
– Странно слышать нечто подобное от противницы любого насилия.
– Знаю. И стыжусь. И теперь, когда мы одни, я хочу кое-что сказать. У тебя был пистолет. Но ведь мы не договаривались, что ты возьмешь его с собой.
– Это была одна из корректив, которые я внес в наш план.
– Где он? Я выключила видеокамеры, как только появилась полиция.
Не говоря ни слова, Эли подошел к полке и взял пистолет, который он уже успел туда положить.
– Я все-таки очень хорошо знаю тебя, Эйбра, и я понимал, что ты не останешься в укрытии и что я не могу идти на риск. По крайней мере не с тобой.
– Ух ты! Большой ковбойский пистолет! – воскликнула она. – Неужели ты бы им воспользовался?
Эли задавал себе тот же вопрос, когда вынимал пистолет из запертого ящика и когда заряжал его. Теперь он смотрел на Эйбру, как будто пытаясь заглянуть в ее душу, понять, что она теперь значит для него.
– Да, воспользовался бы. Если бы он, например, набросился на тебя. Но, как я уже говорил, все, к счастью, вышло так, как мы и предполагали.
– Ты, наверное, думаешь, какой ты умный, и годишься собой.
– За исключением одного относительно короткого промежутка времени, когда я пребывал в депрессии, я всегда был очень умным.
Он снова привлек к себе и прижался губами к ее макушке.
Ты стала моей, подумал Эли. Разве это не самое убедительное доказательство моего ума?
– Мне нужно позвонить Шеррилин и договориться с ней о том, где мы встретимся. И нужно положить пистолет на место.
– Тогда я заберу видеокамеру и позвоню Морин. Сообщу им, что все успешно закончилось. Ведь мы работали в команде.
– Мне нравится твой подход.
Корбетт сидел напротив Зюскинда и внимательно всматривался в его лицо. Задержанный до сих пор не попросил, чтобы ему пригласили адвоката, что, по мнению Корбетта, было верхом глупости. Но глупость преступника, как правило, существенно облегчала его собственную работу, и поэтому он не стал возражать. Кроме него и Зюскинда в кабинете также находился и Винни. Корбетту нравился стиль работы этого полицейского, и он полагал, что тот будет здесь не лишним.
Но сосредоточил свое внимание он на Зюскинде, на его нервных тиках, на том, как тот сжимал и разжимал руки, как подергивались мышцы его челюсти, распухшей и посиневшей от удара Эли Лэндона. И на напряженной упрямой линии рта с разбитой губой.
Нервничает, несомненно, нервничает, решил Корбетт, оставаясь абсолютно уверенным в собственной правоте.
– Итак, что же мы имеем?… Довольно-таки большую яму в подвале Блафф-Хауса, – начал он. – Серьезная работа проделана, много времени потрачено. Вам кто-нибудь помогал?
Зюскинд ответил ему тупым недовольным взглядом и полным молчанием.
– Полагаю, что нет. У меня складывается впечатление, что вы рассматривали это как свое дело и свою миссию и не собирались ни с кем делиться. Ваше… вы, кажется, употребили слово «право», не так ли?
– Да, я имею на это право.
Покачав головой, Корбетт откинулся на спинку стула.
– Тогда вам придется нам объяснить, что вы имеете в виду. На данный момент мне понятно только то, что человек, которого уличили в том, что он спит с женой Лэндона, вламывается в дом упомянутого Лэндона и выкапывает у него в подвале глубокую яму.
– Этот дом принадлежит мне не меньше, чем ему.
– Как же такое может быть?
– Я – прямой потомок Виолетты Лэндон.
– Вы уж меня простите, но я не очень хорошо знаком с генеалогическим древом Лэндонов. – Корбетт перевел взгляд на Винни: – А вы, офицер, случайно, не просветите меня в данном вопросе?
– С удовольствием, сэр. Виолетта – та самая девушка, которая, как считается, в давние времена спасла моряка, выжившего после кораблекрушения «Калипсо». Выходила его. По слухам, потом у них начался роман, и их застали за любовными утехами.
– Он был не простой моряк, а капитан. Капитан Натаниэль Брум! – не сдержался и ударил кулаком по столу Зюскинд. – И он не просто выжил. Он сумел сохранить приданое Эсмеральды.
– Ну, да, об этом существует множество разных теорий и историй… – начал было Винни.
Но Зюскинд снова ударил кулаком по столу.
– Я знаю правду. Эдвин Лэндон убил Натаниэля Брума, потому что сам хотел заполучить сокровища, после чего выгнал собственную сестру из дома и убедил отца лишить ее наследства. А она была беременна от Брума.
– Да уж, ей сильно не повезло, – прокомментировал Корбетт. – Но ведь все это было так давно.
– Она была беременна от Брума! – повторил Зюскинд. – И когда она умирала в бедности и страданиях, тот самый ребенок, ставший уже взрослым человеком, умолял Лэндона помочь ей, позволить вернуться домой, но тот ему отказал. Таковы все Лэндоны, и у меня есть полное право забрать то, что мне принадлежит, то, что принадлежало Бруму.
– Откуда у вас такие сведения? – спросил Винни как бы между прочим. – С названным сокровищем связано много разных легенд.
– Это всего лишь легенды. А то, что я говорю, – факт. Целых два года у меня ушло на то, чтобы выстроить цельную картину. У меня есть письма, – и я вам скажу, они мне недешево обошлись, – которые писал Джеймс Фитцджеральд, сын Виолетты Лэндон от Натаниэля Брума. И в них подробно, со слов Виолетты, описывается, что в ту ночь случилось в Виски Бич. Но он уехал, не стал настаивать на своих правах. Я имею в виду Фитцджеральда, сына Виолетты. А я буду!
– Сдается мне, что вам все-таки следовало бы поговорить с адвокатом, – вмешался Корбетт, – а не рыть ямы в подвале.
– Вы думаете, я не пытался? – рванулся вперед Зюскинд, лицо которого побагровело от гнева. – И что я получил? Ничего, кроме уверток и оправданий. Все это уже далеко в прошлом. В любом случае она не являлась бы основной наследницей. Никакие юридические претензии не проходят. А родственные и моральные претензии? Приданое Эсмеральды было добычей, доставшейся моему предку, а не предкам Лэндона. Оно – мое!
