Это был старый пароль. Он повернулся ко мне и говорит: «Дуй в полицию… Я ее попридержу здесь. Шляются всякие!» Это означало, что я должна выйти из дома и произвести осмотр.
— Ну, например? — спросил я.
Крестов и Галина Дмитриевна переглянулись.
— Действовать по инструкции, — улыбнулась она. — Ну, я вышла на улицу. Дом стоял на окраине, все насквозь видно… Я с полчаса походила, ничего подозрительного не заметила. Потом вызвала связника. Возвращаюсь. Вижу, картина другая. Чай пьют… Я даже удивилась — Григорий Лукьянович был очень осторожен. А тут прямое нарушение всех правил конспирации.
— Возможно, Григорий Лукьянович с первого визита запомнил Валю…
— И что же? Это не имело значения. Есть правила… Нарушение их может привести к провалу резидентуры. Ведь Валя в самом деле была перевербована.
— Но к вам-то пришла как друг…
Собеседница грустно улыбнулась:
— И все-таки она рисковала, и мы тоже.
— Но вы поверили ей?
— Да. Пошли на риск, за что получили головомойку… Связника вскоре я отпустила, а Валя осталась у нас и уехала с утренним поездом. А вечером следующего дня Григорий Лукьянович дал мне зашифровать для передачи по рации примерно такой текст… что связник неизвестной подпольной организации в Погостье предлагает план похищения фон Барда. По словам связника, имеется вооруженная группа, двенадцать или пятнадцать человек, не помню точно… дислоцируется по соседству с резиденцией абвера. Группа готова принять самолет на заранее подготовленную площадку в лесу близ Погостья. Были еще какие-то детали плана. Я зашифровала и в очередной сеанс передала в центр. В ответ получили радиограмму: «Запрещаю вступать в переговоры. Опасайтесь провокации». Но в следующем сеансе уже новый текст: «Сообщите соображения о реальности предложенного плана. Фигура крайне заманчивая. Опасайтесь провокации». Очевидно, дошло до начальства. И Григорий Лукьянович послал связника в Погостье. Какова была задача, я не знаю. Не принято было интересоваться тем, что прямо тебя не касается. После возвращения связника я передала сообщение, подтверждающее существование группы, и схему ежедневного маршрута начальника отделения абвера. Знаю, что мы кого-то ждали из Погостья… Но кончилось это едва не трагически… Центр приказал нам немедленно сменить квартиру и перейти на нелегальное положение. Радиосеансы также были прекращены на несколько суток. Помню, Григорий Лукьянович что-то говорил потом, что группа раскрыта и абвер подставил своего связника.
— Но как он об этом узнал? Кто предупредил? — вырвалось у меня.
— Очевидно, был сигнал… Вот я же говорила — вы чуть опоздали — он, конечно, знал все. Так и не удалось выкрасть господина фон Барда… Впрочем, с ним все-таки покончили…
— Как? Кто?
— Этого не могу сказать, но точно помню, что передавала сообщение о его гибели. Возможно, партизаны…
Когда Галина Дмитриевна ушла, я задумался, сравнивая ее судьбу с Валиной. Ровесницы, обе радистки, пошли на фронт добровольно, обе были в тылу врага, но сколь различны их судьбы!..
— Сергей Васильевич, а что — Кудинова имеет награды, не интересовались? — спросил я.
— Она звание Героя имеет…
16
— Итак, после войны вы сменили фамилию? — спросил Крестов последнюю из вызванных свидетельниц.
На вид ей не более сорока. Но по документам она числилась 1920 года рождения. Дородная фигура, лицо румяное, полное.
— Я вышла замуж за Пахотина.
— Вы знаете, зачем мы пригласили вас?
— Могу предположить…
— Нас, в частности, интересует Валентина Олешко. Ее судьба. Что бы вы могли рассказать о ней?
— Я уже давала показания в сорок четвертом году… Олешко ничем не выделялась, выполняла задания, как и мы все.
— Какие именно?
— Сейчас уже не вспомню… Там было что-то связано с забастовкой торфяников. Ее посылали выяснять.
— Этот факт нам известен. Еще?
— Ходила в лес искать партизан. Но, как и все мы, старалась избегать встреч. Не стану ее оговаривать… Конкретные факты мне лично неизвестны.
— Но если бы они были, то вы, как старшая в группе, видимо, знали бы об этом?
— Очевидно.
— Кому вы докладывали о работе группы?
— Я понимаю ваш вопрос… Вас интересуют мои отношения с майором фон Бардом… Да, я использовала его симпатию ко мне на благо общего дела. Мое истинное отношение к нему я доказала позднее…
Все это было сказано спокойно, сдержанно, даже с некоторым достоинством.
— Извините, но ваши отношения с фон Бардом нас не интересуют, — сказал Крестов. — Когда вам стало известно о заговоре?
— Я о нем ничего не знала… Вы спросите, почему меня не вовлекли в него? Меня ненавидели, да. И я сознательно старалась вызвать ненависть к себе, чтобы заслужить доверие абвера.
— Повторяю вопрос: когда вам стало известно о заговоре?
— Когда все участники его были уже арестованы. Я ездила в командировку в Таллин, вернулась, меня сразу повезли в полевую жандармерию.
— Зачем вас посылали в Таллин?
— Проверить по картотеке местожительство одного эстонца.
— И все?
— Все…
— Но для того, чтобы проверить фамилию по картотеке, не нужно было посылать вас в Таллин. Достаточно было бы звонка того же фон Барда.
— Возможно. Но он предпочел иной способ.
— Значит, до отъезда в Таллин вы ничего не знали о заговоре?
Здесь впервые она заколебалась с ответом. Но решила сказать правду.
— …Я узнала буквально за пять минут до отъезда. Машина ждала меня, так что я все равно
