Старик замолчал, задумчиво глядя на реку. Рыбья Кость говорил все, чего он желал и к чему стремился. Все, кроме пути к Богу, показалось ему детской игрой, и он понял, что Бог дает нам неизмеримо больше того, что мы могли бы пожелать.
Начав камлание, Рыбья Кость провалился под землю и сразу оказался в черной лодке, плывущей без весел по реке. Плеск волн, казалось бы, издавал стоны и рыдания. В лодке напротив Рулона сидел высокий черный старик с большими усами, завернутыми за уши, и двойной черной бородой, доходящей ему до колен. Его черные волосы были всклокочены. Он посмотрел на шамана своими горящими, как уголь, глазами.
— Вот река скорби и печали, несущая свои воды в океан Бой Тенсис, океан страдания. Река полна слез, потому что люди привязаны к своей памяти, которую я дал им. И эта память Тесь является одной из Душ человеческих, которая растет со временем. И чем больше становится эта Тесь, тем больше страдает человек оттого, что неминуемо уходит все, что он запомнил, ибо все не вечно. Когда память Тесь становится совсем большой и человек перестает видеть новизну мира, а видит лишь прошлое вместо настоящего и будущего, я забираю его в свой мир, туда, куда ушло все, что любил он и к чему привязался. Так наступает смерть.
— Почему же лодка, на которой плывешь ты, без весел? — спросил Рыбья Кость.
— Потому что человек в своей жизни безвольно плывет по течению, как и все, двигаясь от рождения к смерти, следуя тому, что внушили ему родители, следуя своим привязанностям, т. е. следуя памяти Тесь. Но если вы разовьете волю, чтобы действовать вопреки выработанным эмоциям, не по пути мыслей последуете, а по пути Духа Айы, тогда избежите смерти и обретете бессмертие в Духе. Но для того, чтобы обрести Вечность, человек должен оставить привязанности к прошлому и будущему.
С этими словами лодка сама собой причалила к берегу, и Эрлик Хан вышел из нее, сел на лысого быка и поехал на нем, погоняя его змеей вместо плети. Поехал по направлению к своему замку, возвышающемуся темной глыбой ржавого железа на большой куче грязи, среди царящего в царстве Эрлик Хана полумрака.
КНИГА 7. УРОДСТВО ЖИЗНИ
ЧАСТЬ 1. Я РАБ И СЛУЖИТЕЛЬ ЛЖИ (NEW)
- Старая манда, немедленно давай рубль! Я пить хочу! — орал пьяный отец на свою престарелую мамашу, бабушку Рулона, гоняясь за ней с ножом по комнате.
- Ой — ой — ой! — вопила бабка. — Да у меня уже нету денег на твой пропой!
- Не ври, старая пакостница! — благословил ее сыночек, Богом данный, крепким словцом. — Недавно — то пенсию получила, вытаскивай-ка свою заначку на похороны, а то я сейчас твое последнее одеяло продам.
- Ой — ой — ой! — вопила «счастливая» мать, лицезрея любимого сыночка. — Как же я спать-то буду?
- Ничего, Бабуин. В гробу выспишься, — бесился «почтительный» сын, заграбастывая бабкину постель.
За этим каждодневным представлением наблюдал маленький Руля, испуганно выглядывая из-под кровати.
«Как же сильно меняется мой отец, — думал он. — Вчера только он был трезвым и тихо сидел целый день, разгадывая секрет спортлото, тихий, зажатый, слова не скажет. А сегодня это уже совсем другой человек: наглый, уверенный, дерзкий, не полезет за словом в карман, могущий сделать все, что угодно, только вот на ногах плоховато держится. Вот мне бы так же измениться. Тогда бы я в школе всем хулиганам пизды бы навернул, и все бабы были бы мои. Пить что-ли самому начать. Истина, говорят, на дне стакана».
Руля вспомнил фотографию отца, где он пьяный обнимал и целовал на виду у всех статую. Трезвый, он со стыда бы сгорел, не смог бы так свободно проявиться, а тут он стал всемогущим.
«Но я же йог, — думал Руля. — А йоги, я читал, вроде как не должны пить. Может, есть еще какой — нибудь способ, — думал он, — стать мне свободнее. А что, если я буду входить в состояние пьяного за счет самовнушения и подражания моему «святому» отцу. Буду практиковать стиль «пьяного», как в ушу».
В это время безвольная бабка уже выдала сыночку бабло, и он повалил пьянствовать.
«Вот так, потакая слабостям своих детей, мужей, друзей, люди выращивают из них ублюдков», — подумал Рул и, притворяясь пьяным, пополз из-под кровати, что-то нечленораздельное бубня, и пуская слюни из бессмысленно расслабленной рожи.
Посреди комнаты он завалился на бок, срыгнул и снова, вяло поднявшись, неуклюже пополз дальше.
- Боже мой, Боже мой! — заорала бабуся. — Какой отец — такой и сын. Тот пьяница, этот дурак. Перестань паясничать! Вставай! Тебе нужно идти в школу.
- Я не дурак, ба-а — бушка, — коряво говорил Рул. Я — пьяница, я в школу…я не пойду.
- Да как тебе не стыдно! Немедленно прекрати дурачиться. Тебе нужно учиться, — стала вешать, как лапшу на уши, гнилую мораль старуха.
- А мне плевать, — пьяно произнес внук, и действительно ощутил похуизм и свободу от необходимости быть хорошим мальчиком, бояться родителей, ходить в школу — ему стало на все навалить.
«Уже лучше получается», — подумал Рул и стал пьяно ползать под столом под ругань и хай бесящейся бабки, пытающейся из него сделать примерного биоробота, честно срабатывающегося на партию КПСС и умирающего за Родину и правительство коммунистов.
Сперва Рул решил не пойти в школу, но потом решил там тоже попрактиковаться в более трудных условиях, чтоб закрепить духовный опыт.
Выпершись из дому, он поковылял к «любимой» школе. С заплетающимися ногами и бессмысленной рожей Рул перся по улице, но состояние пьяного было удержать все трудней и трудней. Прямо перед ним проехала новая марка машины, Рул засмотрелся на нее, включилось другое его «я», и он совершенно забыл, что хотел быть пьяным. Он думал — какие бывают тачки, чем они отличаются. Потом увидел бессмысленно плетущихся на работу мышей. В нем включилось философское «я», и оно начало думать: почему же так живут люди, как же устроен наш мир. И тут в голову ему долбанула сумасбродная мысля, ему почудилось, будто бы Божественные Великие существа, бестелесно живущие в небесном раю, решили испытать, что такое ад — полностью противоположное им состояние. И тогда они создали землю и стали рождаться на ней в виде деревьев, животных и глупых, исполненных страданий, людей. Помучившись тут до смерти, они после нее снова вспоминают, кем они были, и становятся Богами.
Когда он заморачивался этой выдумкой, то уже сам стал воображать себя таким существом. «Больше не о чем беспокоится, не о чем переживать», — думал он. «Я понял, что происходит! Дак вот зачем я здесь!» — осенило его.
Но тут мощный пинок в спиняку повалил его в лужу.
- Здорово, Рулон! — приветствовал его Цыпа, глумливо наблюдая, как он возится в грязи.
Тут Рул забыл о своей заморочке и вошел в свое зашуганное «я», трясясь от страха, и думая только о том, чтоб Цыпа не расколотил ему ебло.
- Ну, что ебосос! Будешь мне должок отдавать? — злобно спросил Цыпа, шмоная Рулона.
- Я… я отдам потом, — лепетал он.
- Врешь, сука! — сказал Цыпа, врезав ему по еблу.
- Ой, за что? Не надо! — жалобно заблеяло «божественное существо», втиснутое в оболочку из костей и мяса.
- Как не надо? Надо, Федя, надо! — сказал Цыпа, еще раз треснув Рулона. Тут к ним подвалил Буля и радостной ухмылкой приветствовал любимца публики.
- А, это ты, Рулон! Ща я тебе сливу захерачу, и ты ничем не сможешь мне помешать.
Зажав нос забывшего о своей божественности чучела, он изо всех сил сдавил его пальцами.
И тут Рул вспомни себя, то как он утром хотел практиковать стиль «пьяного», как потом решил, что он забывший себя бог, как теперь он беспомощно мучается от боли в синеющим шнобеле. Слезы выступили у него на глазах, и он как никогда ранее явственно осознал свою беспомощность. Что он не может ответить Буле. Не может быть по своему желанию пьяным, не может даже помнить о том, что он — Бог. Хотя решил это делать всего минуту назад, что он полностью является результатом стечения обстоятельств и сумасбродных желаний, вмонтированных в него, что он вообще сам по себе еще не существует, есть только мешок с костями, набитый тупыми заморочками и желаниями.
Прозвенел звонок. Буля, Цыпа и другие пацаны повалили в школу, а он все стоял, обтекая с сияющей на носу сливой, видя весь ужас и стыд своего существования.
- Рулонов, а ты почему не на уроке? — окликнуло его маразматичное учило. Тут Рул вспомнил, что он в школе, и что его заставили считать себя учеником. И как всегда, глупо оправдываясь, завил:
- Я забыл, в какой аудитории у нас сегодня занятия.
- Иди расписание посмотри! — заверещало на него учило. — Что, читать разучился?