На следующий день карлисты оставили Лагуардию и укрылись в Пеньясерраде. Жители Лагуардии подняли белый флаг, и войско либералов во главе с генералом вступило в город.
Сколько ни спрашивали Мартин и Баутиста в каждом доме о Каталине, найти ее им не удалось.
Книга третья
Последние приключения
Глава I
Молодожены довольны жизнью
Каталина недолго оставалась непреклонной. Спустя некоторое время Мартин получил письмо от своей сестры. Игнасия сообщала, что Каталина уже несколько дней находится у нее в Capo. Сначала она не хотела и слышать о Мартине, но теперь простила и ждет его.
Мартин и Баутиста немедленно явились в Capo, и жених с невестой заключили мир.
Стали готовиться к свадьбе. Что за спокойствие царило здесь, в то время как там, в Испании, люди убивали друг друга! Крестьяне возделывали свои поля, а по воскресеньям, после мессы, они, принаряженные, в куртках, накинутых на плечи, сходились в таверну попить сидру или шли посмотреть, как играют в пелоту; женщины отправлялись в церковь, лица их были обрамлены черными капюшонами. Каталина пела на хорах, а Мартин ее слушал, как прежде в детстве, в Урбии, когда она запевала Аллилуйю.
Их обвенчали со всей возможной торжественностью в церкви Capo, а потом отпраздновали свадьбу в доме Баутисты.
Было еще холодно, поэтому все собрались в большой, красивой и чистой кухне. В огромный круглый камин дрова бросали целыми охапками, и гости до глубокой ночи пели и пили при свете пламени. Родители Баутисты, двое морщинистых старичков, которые говорили только по-баскски, исполнили монотонную песню былых времен, а Баутиста блеснул своим голосом и обширным репертуаром и спел песню в честь молодоженов:
Наши молодыеНынче рады были,Нынче рады были.Их сегодня в церквиДруг другу подарили,Друг другу подарили.
Празднество завершилось в полночь среди общего веселья, и гости разошлись по домам.
Когда кончился медовый месяц, Мартин снова занялся контрабандой. Он не имел ни минуты покоя, и все дни проводил в переходах из Франции в Испанию и обратно.
Каталина горячо желала, чтобы война кончилась, и пыталась удержать Мартина возле себя.
— Ну, чего тебе еще надо? — говорила она ему. — Ведь денег у тебя уже достаточно. Зачем же снова рисковать?
— Я не рискую, — отвечал Мартин.
Но он говорил неправду — он был наделен честолюбием, любовью к опасности и слепой верой в свою звезду. Оседлая жизнь его томила.
Мартин и Баутиста оставляли своих жен в одиночестве и отправлялись в Испанию. В год свадьбы Каталина родила сына, которого нарекли Хосе Мигелем, — Мартин не забыл о наказе старого Тельягорри.
Глава II,
в которой начинается разгром карлистов
С провозглашением в Испании монархии лагерь карлистов стал таять{176}.
Битва при Лакаре, глупейшим образом проигранная правительственными войсками в присутствии нового короля{177}, несколько приободрила карлистов, но, несмотря на эту победу и на захваченные трофеи, дела дона Карлоса шли все хуже и хуже.
Битва при Лакаре всего лишь обогатила солдатский репертуар куплетом, который, казалось, был написан не столько для солдат, сколько для женского хора в оперетке, и звучал так:
Попал ты в передрягуПод Лакаром, мой мальчик,А если наш дон Карлос поддаст тебе, малыш,Прямехенько в ПарижТы полетишь, как мячик.
Слушая эту песню, трудно было не вспомнить о хористках, сладострастно покачивающих бедрами.
Среди карлистов уже начали поговаривать об измене. После неудачи с осадой Ируна и отступления дона Карлоса наваррские и баскские священники усомнились в победе дела претендента. А после провозглашения в Сагунто монархии неверие проникло повсюду.
— Они родственники и столкуются между собой, — говорили о доне Карлосе и новом короле те, кто утратил веру, а имя им было — легион.
Иные, слышавшие раньше, что у дона Карлоса есть брат по имени Альфонс, думали, что королем провозгласили этого самого дона Альфонса.
Городские честолюбцы видели, что все имущие классы склоняются к признанию либеральной монархии. Генералы-альфонсисты{178}, приумножив свои состояния и добившись всех возможных чинов и постов, решили, что глупо продолжать войну дальше: они задушили республику, и республика эта, конечно, заслуживала смерти из-за своей глупости; новое правительство рассматривает их как победителей, умиротворителей и героев. Чего же им еще желать!
Лагерь карлистов начал распадаться. На дорогах стало спокойно. Карлизм держался лишь силой инерции, вяло обороняясь от еще более вялых атак противника. Единственное оружие, которым обе стороны бряцали взаправду, было золото.
Видя, что по дорогам можно проехать беспрепятственно, Мартин одним зимним утром запряг свой маленький экипаж и отправился в Урбию.
Все форты хранили молчание, немыми были окопы карлистов — ни одного выстрела, ни облачка дыма. Поле под хмурым, свинцовым небом было покрыто белым саваном снега.
Вблизи Урбии, по обе стороны дороги, виднелись разрушенные усадьбы, заткнутые соломой окна, деревья с обломанными ветками и всюду — окопы и брустверы.
Мартин въехал в Урбию. Дом Каталины имел жалкий вид: крыша пробита снарядами, двери и окна заколочены; в заброшенном саду сирень словно выставляла напоказ свои изуродованные ветви, а самая большая ветка одной из прекрасных лип была сломана и опустилась до земли. Куст вьющихся роз, прежде такой пышный и красивый, совсем засох.
Мартин пошел вверх по улице, чтобы взглянуть на дом, в котором родился. Школа была заперта; за пыльными стеклами виднелись развешанные на стенах карты и таблицы с большими буквами. Возле лачуги Салакаина стояли два столба, соединенные перекладиной, на ней висел колокол.
— Для чего это? — спросил Мартин у нищего, который ходил от одной двери к другой.
— Сторожевой колокол. Как, бывало, заметят дым от пушечных выстрелов, так сразу и зазвонят, чтобы предупредить народ.
Мартин вошел в жилище Салакаинов. Крыши у дома не было, она сохранилась только над одним углом кухни. В этом укрытии, среди щебня и мусора сидел мужчина и писал что-то, а возле него возился с кастрюлями мальчишка.
— Кто здесь живет? — спросил Мартин.
— Здесь живу я, — ответил голос.
Мартин остолбенел: это был Иностранец. Они обменялись сердечным рукопожатием.
— Ну и шум же вы подняли в Эстелье! — сказал Иностранец. — Великолепная проделка! Как вам удалось убежать?
Мартин рассказал историю своего побега, а журналист записывал.
— Из этого получится прекрасная статья, — заметил он.
Потом они заговорили о войне.
— Несчастная страна! — сказал Иностранец. — Сколько жестокости! Сколько нелепого! Вы помните бедного д’Оссонвилля, с которым мы познакомились в Эстелье?
— Да.
— Расстреляли. А Ласалу Трубу и Прашку — из тех, кто гнались за нами возле Эрнани?
— Помню.
— Эти двое спасли своего командира Монсеррата от смерти. И знаете, кто их расстрелял?
— Разве их расстреляли?
— Да, тот же самый Монсеррат, в Ормайстеги.
— Вот горемыки.
— А этот, другой, его звали Анчуса, из отряда Падре, вы его тоже должны знать…
— Да, я его знал.
— Его Лисаррага приказал расстрелять. А Мыловара, заместителя Падре…
— Тоже расстреляли?
— Да. А ведь только благодаря Мыловару Падре одержал свою единственную победу — в Усурбиле, его отряд оборонял там от либералов одну часовню; но Падре завидовал Мыловару и к тому же думал, что тот собирается ему изменить, вот и отдал приказ расстрелять его.
— Если так будет продолжаться и дальше, тут никого в живых не останется.
— К счастью, уже начался разгром карлистов, — ответил Иностранец. — А зачем вы сюда приехали?
Мартин объяснил, что он из Урбии, так же как и его жена, и рассказал обо всем, что с ним приключилось с того дня, когда он потерял Иностранца из виду. Они пообедали вместе, а вечером распрощались.
— Я верю, что мы еще встретимся, — сказал Иностранец.
— Кто его знает? Вполне возможно.
Глава III,
в которой Мартин начинает зарабатывать себе славу
В самую пору снегопадов один отважный генерал, прибывший очень издалека, возымел желание отрезать войска карлистов от Пиренеев и выступил из Памплоны в направлении Элисондо, однако, увидев, что возвышенность Велате укреплена и обороняется карлистами, отошел к Эуги, а затем стал пробираться лесами, по ужасным тропам, к перевалу Олаберри, что вблизи границы, и так как солдаты его заблудились в лесу, то он добрался с ними в долину Эль-Бастан только через два дня и три ночи.
