Каладин вытащил сферу для света. Камень нес старый железный котел. Молодому мостовику пришлось отстегнуть за него немалую долю от полученной за сок шишкотравника суммы. Рогоед начал распаковывать то, что лежало в котле, а Каладин принялся складывать щепки внутри круга из камней.
– Данни, принеси воды, пожалуйста. – Он вытащил огниво.
Юноша рванулся к бочке с дождевой водой, где стояло ведро.
Камень опустошил котел и разложил маленькие пакеты, за которые Каладину также пришлось заплатить немало сфер. У него осталась лишь горсть светосколков.
Пока они работали, из казармы, ковыляя, выбрался Хоббер. Он постепенно выздоравливал, хотя двое других раненых, которых лечил Каладин, по-прежнему были плохи.
– Старшина, что ты задумал? – спросил Хоббер как раз в тот момент, когда Каладину удалось разжечь огонь.
Он встал, улыбаясь:
– Присядь-ка.
Хоббер подчинился. Та почти самозабвенная преданность, которую он выказывал Каладину после спасения своей жизни, никуда не делась. Даже наоборот, стала еще сильней.
Вернулся Данни с ведром воды и вылил его в котел. Потом они с Тефтом снова побежали за водой. Каладин развел огонь посильнее. Камень же занялся клубнями и приправами, при этом что-то напевал себе под нос. И получаса не прошло, как у них был полыхающий костер, на котором в котле булькала похлебка.
Тефт присел на валявшийся у костра пенек и протянул руки к огню:
– Это и есть твое секретное оружие?
Каладин сел рядом с пожилым мостовиком:
– Тефт, ты часто общался с солдатами?
– Случалось.
– Среди них бывали такие, кто отказался бы погреться у костра и отведать похлебки после целого дня тяжелой работы?
– Ну, нет. Но ведь мостовики – не солдаты.
В этом он был прав. Каладин повернулся к двери казармы. Камень и Данни начали петь, а Тефт принялся хлопать им в такт. Несколько мостовиков из других отрядов еще не легли спать, и от них Каладин и остальные получили только сердитые взгляды.
В казарме зашевелились какие-то тени. Дверь была открыта, и запах похлебки Камня делался все сильней. Он завлекал.
«Ну давайте же, – подумал Каладин. – Вспомните, зачем мы живем. Вспомните о тепле, вспомните о хорошей еде. Вспомните о друзьях, песнях и вечерах, проведенных у очага.
Вы еще не умерли. Забери вас буря! Если вы не выйдете…»
Происходящее вдруг показалось Каладину плохим спектаклем. Наигранное пение и эта похлебка… Акт отчаяния. Всего лишь попытка ненадолго отвлечься от жалкого существования, которое он вынужден был влачить.
Кто-то появился в дверном проеме. Шрам – низкорослый, с густой короткой бородой и проницательным взглядом – вышел на свет. Каладин ему улыбнулся. Хотя и через силу. «Пусть этого будет достаточно», – взмолился он, вставая, и окунул деревянную миску в похлебку, приготовленную Камнем, а потом протянул Шраму.
Над коричневатой жидкостью поднимались извилистые струйки пара.
– Присоединяйся, – предложил Каладин. – Прошу.
Шрам посмотрел на него, потом – на похлебку. И, рассмеявшись, взял миску:
– Да я бы и к костру Ночехранительницы подсел, если бы мне предложили похлебку!
– Осторожнее, – предупредил Тефт. – Это похлебка рогоеда. Там могут встретиться раковины улиток или клешни краба.
– Не быть такому! – рявкнул Камень. – Печально, что вы иметь грубые предпочтения низинников, но я готовить еду, как мне велеть наш дорогой старшина.
Каладин улыбнулся и тихонько выдохнул, когда Шрам сел рядом с ними. Следом потянулись и другие – брали миски, садились. Кто-то глядел в огонь и почти не говорил, но некоторые начали смеяться и петь. В какой-то момент мимо прошел Газ и вперил в них свой единственный глаз, словно размышляя, не нарушает ли Четвертый мост какое-нибудь из лагерных правил. Они не нарушали. Каладин проверил.
Парень зачерпнул миску похлебки и протянул Газу. Мостовой сержант насмешливо фыркнул и гордо ушел прочь.
«Не стоило ждать еще одного чуда этой ночью», – подумал Каладин со вздохом, снова сел и попробовал похлебку. Получилось неплохо. Он улыбнулся и, когда Данни перешел к следующему куплету, принялся подпевать.
На следующее утро, когда Каладин разбудил мостовиков, две трети из них выбрались из казармы, и в ней остались только самые громкие нытики – Моаш, Сигзил и еще парочка. Те, кто ответил на его призыв, выглядели на удивление бодрыми, хотя целый вечер провели, распевая песни и поедая похлебку. Когда он велел им присоединиться к тренировке по ношению моста, подчинилось большинство из тех, кто встал.
Не все.
У него было предчувствие, что Моаш и прочие вскорости сдадутся. Они ели его похлебку. Никто от нее не отказался. И раз уж на его стороне так много народа, остальные почувствуют себя глупо, если не присоединятся. Каладин завоевал Четвертый мост.
Теперь нужно сохранить команду в живых достаточно долго, чтобы в этом был смысл.
28
Решение
Ибо я никогда еще не посвящал себя более важной цели, и сами столпы небес содрогнутся от того, чем закончится здешняя война. Прошу еще раз. Поддержи меня. Не стой столбом, наблюдая, как вновь и вновь кто-то погибает из-за этого бедствия. Я раньше никогда тебя ни о чем не умолял, старый друг. Но теперь – умоляю.
Адолин испугался.
Он стоял рядом с отцом на площадке для построения. Далинар выглядел измученным. Сеть морщин у глаз, глубокие борозды на коже. На висках еще недавно черные волосы побелели, словно источенные ветром скалы. Как мог мужчина в осколочном доспехе – мужчина, сохранивший осанку воина, несмотря на возраст, – выглядеть хрупким?
Перед ними два чулла забирались на мост. Деревянная конструкция соединяла две каменные глыбы, горе-ущелье глубиной всего в несколько футов. Похожие на хлысты усики чуллов подергивались, мандибулы щелкали, черные глаза размером с кулак смотрели вперед. Они тянули массивный осадный мост, что катился на скрипучих деревянных колесах.
– Он намного шире, чем мосты Садеаса. – Далинар обратился к Телебу, который стоял рядом с ними.
– Это необходимо, чтобы поместились осадные мосты, светлорд. Далинар рассеянно кивнул. Адолин заподозрил, что лишь он один замечает состояние отца. Великий князь напустил на себя обычный уверенный вид, держал голову высоко, и голос его был тверд, как всегда.
Но глаза… Они были слишком красные и напряженные. Это внутреннее напряжение делало отца холодным и собранным. Говоря с Телебом, он тщательно обдумывал каждое слово.
Далинар Холин выглядел как человек, несущий тяжкий груз. И Адолин помог ему взвалить этот груз на свои плечи.
Чуллы продвигались вперед. Панцири, похожие на валуны, были разрисованы синей и желтой краской; цвета и узоры указывали, с какого острова их погонщики-реши. Сооружение под ними грозно заскрипело, когда на него вкатился большой осадный мост. Солдаты на площадке для построения оборачивались на звук. Даже рабочие, высекавшие уборную в каменистой почве с восточной стороны, замерли, чтобы поглядеть.
