– Хотя, Тефт, – прибавил Камень, – ты бы тогда искупаться, ведь давно уже пора.
– Эй! – возмутился тот. – При чем тут мой запах?
– Притом, – сказал Камень, – что его нюхать я. Иногда я думать, что лучше уж стрела паршенди в глаз, чем нюхать отряд, который запереть в казарме на ночь!
Тефт тихонько рассмеялся:
– Я бы обиделся, не будь это правдой. – Он втянул носом влажный плесневелый воздух ущелья. – Тут не лучше. Воняет сильней, чем сапоги рогоеда зимой. – Он осекся. – Э-э-э, не обижайся. Это я не про тебя.
Парень улыбнулся и глянул назад. Тридцать с небольшим мостовиков следовали за ними, точно привидения. Кое-кто, похоже, старался держаться поближе к Каладину с товарищами, чтобы незаметно подслушать, о чем они болтают.
– Тефт, – вмешался Каладин, – «воняет сильней, чем сапоги рогоеда»? Как же, клянусь Чертогами, ему не обидеться на такие слова?!
– Но ведь все так говорят, – огрызнулся Тефт. – Я ляпнул, не подумав.
– Увы, – сказал Камень, внимательно разглядывая кусок мха, который он на ходу сорвал с каменной стены, – твое оскорбление меня обидеть. Если бы мы быть на Пиках, пришлось бы драться, как требовать обычай алил’тики’и.
– А это как? – уточнил Тефт. – На копьях?
Камень рассмеялся:
– Нет-нет. Мы на Пиках не такие варвары, как вы здесь внизу.
– Тогда как же? – спросил Каладин с неподдельным интересом.
– Ну, – Камень бросил мох и отряхнул руки, – надо много пи-ва-грязючки и песен.
– И это вы зовете дуэлью?!
– Кто сможет петь после многих кружек пива – победить. И еще все быстро такие пьяные, что не всегда помнить, о чем спор.
Тефт захихикал:
– А утром все хватаются за ножи.
– Думаю, это кое от чего зависит, – сказал Каладин.
– От чего? – удивился Тефт.
– От того, есть ли среди них торговец ножами. Верно, Данни?
Приятели повернулись и увидели Данни, который шел за ними, навострив уши. Тощий юнец вздрогнул и залился краской:
– Ой… я…
Камень захохотал в ответ на слова Каладина.
– Данни, – сказал он юноше, – имя странным быть. Что оно значить?
– Значить? – переспросил тот. – Не знаю. Имена не всегда что-то значат.
Камень с недовольным видом покачал головой:
– Низинники. И как же вы знать себя, если ваши имена ничего не значить?
– То есть твое имя что-то значит? – спросил Тефт. – Ну… ма… ну…
– Нумухукумакиаки’айялунамор, – напомнил Камень. – Конечно. Это описание очень особенного камня, который мой отец обнаружить за день до моего рождения.
– Значит, твое имя – целая фраза? – неуверенно уточнил Данни, словно сомневаясь, что ему можно говорить.
– Поэма быть, – пояснил Камень. – На Пиках каждое имя поэма быть.
– В самом деле? – Тефт поскреб бороду. – Наверное, тому, кто семью обедать зовет, приходится попотеть.
Камень рассмеялся:
– Правда, правда. Еще получаться интересные споры. Обычно лучшие оскорбления на Пиках быть поэма, которая по составу и ритму походить на имя того, кого оскорбить.
– Келек, – пробормотал Тефт, – до чего же все сложно.
– Потому большинство споров и закончиться выпивкой, – объяснил рогоед.
Данни неуверенно улыбнулся:
– Эй, громила дурной, воняешь, что мокрый кабан, вали поскорей за луной да в болоте сгинь, как чурбан.
От неудержимого хохота Камня в провале проснулось эхо.
– Быть хорошо, хорошо, – выдавил он, вытирая слезы. – Просто, но хорошо.
– Данни, у тебя получилась почти что песня, – заметил Каладин.
– Ну, это было первое, что в голову пришло. Я взял мотив из «Двух дружочков Мэри», чтобы ритм был правильный.
– Ты мочь петь? – удивился Камень. – Я должен это слышать.
– Но… – начал Данни.
– Пой! – рявкнул рогоед, ткнув в него пальцем.
Данни взвизгнул от испуга, но повиновался и разразился песней, которая была Каладину незнакома. Это оказалась забавная история о женщине и братьях-близнецах, которых она принимала за одного человека. У Данни был чистый тенор, и, похоже, юноша увереннее чувствовал себя, когда пел, а не говорил.
Пел Данни хорошо. Когда он перешел ко второму куплету, Камень начал без слов подпевать своим низким голосом, и получилось очень гармонично. Рогоед явно знал толк в пении. Каладин обернулся, надеясь, что еще кто-то из мостовиков втянется в разговор или станет подпевать. Он улыбнулся Шраму, но тот лишь сердито зыркнул в ответ. Моаш и Сигзил – темнокожий азирец – на Каладина даже не посмотрели. Пит глядел себе под ноги.
Когда песня закончилась, Тефт благодарно похлопал в ладоши:
– Вы спели лучше тех, кого я слышал во множестве таверн.
– Рад встретить низинника, который уметь петь. – Камень подобрал шлем и сунул его в мешок. На этот раз в ущелье мало чем можно было поживиться. – Я уже начать думать, что вы тут все к музыке глухи, как старая рубигончая моего отца. Ха!
Данни покраснел, но шагал теперь увереннее.
Они шли и шли, временами натыкаясь на крутые повороты или разломы в камне, куда водой нанесло много всякой всячины. В таких местах их работа становилась омерзительной, и нередко приходилось вытаскивать трупы или разгребать груды костей, чтобы добыть искомое, борясь при этом с приступами тошноты от вони. Каладин велел им пока что не трогать самые жуткие или разложившиеся трупы. Вокруг мертвецов всегда собирались спрены гниения.
Если они не соберут достаточно трофеев, можно будет обобрать этих по пути назад.
На каждом перекрестке или ответвлении Каладин делал на стене белую отметку куском мела. Это была обязанность старшины, и он относился к ней серьезно. Он не хотел, чтобы его люди заблудились в этих ущельях.
Пока они шли и работали, Каладин поддерживал разговор. Он смеялся – вынуждал себя смеяться – вместе с ними. Даже если ему этот смех казался неестественным, никто ничего не заметил. Может, они понимали, как и он сам, что наигранный смех предпочтительнее скорбной тишины, что сопровождала большинство мостовиков.
Вскоре Данни позабыл о робости, начал смеяться и болтать с Тефтом и Камнем. Кое-кто подобрался совсем близко – Йейк, Мэпс, еще парочка мостовиков, – как дикие звери подбираются к свету и теплу костра. Каладин пытался втянуть их в разговор, но не вышло, и он позволил им делать что хотят.
В конце концов они достигли места, где валялось много свежих трупов. Каладин не знал наверняка, почему Великие бури и течения несли трупы в таком количестве именно сюда, – по виду эта часть ущелья не отличалась от других участков. Может, была чуть-чуть уже. Иногда они приходили в те же самые закоулки и отыскивали там хорошие трофеи; в другой раз знакомые места могли оказаться пустыми, а где-то тела громоздились десятками.
