ребенком Шарпу!
Ноулз вновь взглянул на громаду цитадели, на высокую отвесную стену, и про себя поклялся сражаться так, как сражался Шарп. К чертям ложную атаку! Они будут штурмовать по-настоящему.
Пятой дивизии, тоже с лестницами, надлежало взобраться на северо-восточный бастион, Сан-Висенте, который возвышался над медлительной рекой. Как и атака на цитадель, эта эскалада имела целью отвлечь на себя неприятельские войска, не допустить, чтобы их перебросили в юго-восточный угол, ведь именно там, через три бреши, Веллингтон намеревался совершить прорыв.
В настоящую атаку, на штурм этих проломов, пойдут 4-я и дивизия Легкой пехоты. Солдаты, глядя на облака, которые все плотней затягивали небо, думали о бурлящем людском месиве во рву, о сражении, которое предстоит, и знали: они победят. Пушки всё стреляли.
Шарп нашел кавалерийского оружейника, тот приложил палаш к точильному кругу, и полетели искры. Стрелок проверил штуцер и зарядил семистволку. Хотя приказ и запрещал ему спускаться в ров, Шарп решил на всякий случай приготовиться. Ему, единственному человеку, который побывал на уступе гласиса, поручили довести «Отчаянную надежду» до края рва напротив бастиона Санта-Мария. Шарп останется там, а «Надежда» ринется на штурм бастиона и новой бреши, в то время как Южный Эссекский полк и 4-я дивизия двинутся на Тринидад справа. Отведя «Надежду» ко рву, Шарп должен вернуться за другими батальонами, однако он, вопреки всему, надеялся так или иначе попасть в гущу сражения и добраться до своего ребенка.
Колокол пробил шесть, потом четверть, потом половину: солдаты выстроились перед городом. Ранцы оставили в лагере, с собой взяли лишь оружие и боеприпасы. Полковники провели смотр – не для того, чтобы проверить амуницию, но чтобы улыбнуться, сказать ободряющие слова: сегодня простой человек, презираемый солдат, впишет страницу в историю, и лучше, чтобы эта страница была славной.
Солнце садилось, напряжение росло, офицеры раздавали чарки с ромом и слушали старые шутки. В войсках ощущалась взаимная теплота, чувство локтя; офицеры, выходцы из хороших семей, и солдаты на время сблизились. Страх не щадит богатых, не пощадят и осажденные – сегодня во рву богатым и бедным друг без друга не обойтись. Жены прощались с мужьями и надеялись увидеть их завтра живыми, дети притихли, а в докторских палатках открывали аптекарские ящики и точили ланцеты. Пушки всё стреляли.
Семь. Оставалось полчаса, Шарп и другие проводники – все, кроме стрелка, саперы – подошли к своим батальонам. «Отчаянная надежда» дивизии легкой пехоты состояла из стрелков, которым хотелось заслужить нашивку с лавровым венком. Они улыбались Шарпу, перешучивались с ним. Стрелки желали, чтобы все скорее кончилось, и, как больной перед хирургической операцией, торопили роковой час. Двинуться должны в половине восьмого: к половине девятого все так или иначе решится. К десяти оставшиеся в живых упьются дармовым вином. Солдаты ждали, сидя на земле, зажав между коленями винтовки, и молились, чтобы время шло побыстрее. Пусть всё останется позади, пусть всё останется позади – и вот стемнело, пушки по-прежнему стреляли, а приказы всё не приходили.
Половина восьмого, а приказов так и нет. Штурм задерживался, и никто не знал почему. В темноте солдаты ерзали на своих местах, злились на штабных офицеров, ругали чертову армию и чертовых генералов, потому что в темноте французы наверняка набежали в бреши и готовят британцам западню!
Пушки, как и было условлено, перестали стрелять, а солдаты по-прежнему ждали, гадали, что делают французы. Пробило восемь, потом половину, и в темноте поскакали всадники. Солдаты окликали друг друга, спрашивали, какие новости. Приказов не было, зато хватало слухов. Потерялись лестницы. Потерялись мешки с сеном. Все ругали саперов, дурацкую армию, французов, которые наверняка не сидят сложа руки.
Девять часов, и в бреши враги готовят «теплую» встречу. Отложили бы уж, думал Шарп, оставили бы на завтра! Штурм должен начинаться сразу, как смолкнут пушки, едва начнет смеркаться, чтобы батальоны не заблудились на гласисе. Время по-прежнему уходило, войска по-прежнему ждали, а враг выигрывал бесценные минуты. Наконец что-то зашевелилось во тьме. Приказы! Штурм сегодня.
Вперед, вперед, вперед. Роты двинулись, позвякивая оружием. Вместе с определенностью пришло облегчение: хорошо было идти в темноте, в полном, кромешном мраке. Шесть тысяч пятьсот человек – англичане, ирландцы, валлийцы, шотландцы и португальцы шли на город. Проводники тихо командовали, распоряжения передавались назад по цепочке, но главное – армия наконец выступила, и ничто не могло заглушить тысячи башмаков, которые стучали и шаркали по дороге между озером и фортом Пардалерас. Далеко на севере 3-я дивизия переходила Ривильяс по мосту у сломанной мельницы, воздух наполнился кваканьем лягушек и человеческим страхом. Бадахос молчал.
Лейтенант, возглавивший «Отчаянную надежду», тронул Шарпа за локоть:
– Мы не слишком забрали влево?
Они потеряли всякую связь с 4-й дивизией. Темно было, хоть глаз выколи, из форта и города не доносилось ни звука. Шарп ответил шепотом:
– Мы идем правильно.
По-прежнему ни выстрела, ни другого звука из города или из оставшегося позади Пардалераса. Может быть, французов все-таки удастся застать врасплох? Может быть, врага обманула задержка? Может быть, гарнизон успокоился, ждет следующего дня и британцам перепал-таки величайший дар богов солдату – внезапность?
Они были уже совсем близко. Темная крепость заслонила полнеба – исполинская, неимоверно мощная. Шарп почувствовал под ногами склон гласиса и подождал, пока шестьдесят бойцов «Отчаянной надежды» подтянутся и выставят вперед лестницы и мешки с сеном. Лейтенант вынул из ножен шпагу:
– Готовы.
Далеко справа раздалась пальба: враг заметил 3-ю дивизию. Казалось, это происходит за много миль, с кем-то другим, так трудно было поверить, что звуки имеют отношение к темному гласису и крепости впереди. Однако пальба поднимет на ноги всех французских дозорных. Шарп поспешил вверх по склону, забирая влево, а стены и бастионы по-прежнему молчали. Стрелок старался различить тени, распознать те, что видел всего три ночи назад; его башмаки громко ступали по дерну, а позади слышалось тяжелое дыхание солдат. Разумеется, французы услышат. В любую минуту – Шарп чуть не съежился, до того явственно это ему представилось – со стены ударит картечь. Он увидел угол бастиона, узнал Санта-Марию и успокоился: «Отчаянная надежда» приведена в нужное место.
Шарп повернулся к лейтенанту:
– Здесь.
Ему хотелось отправиться с ними, повести «Надежду», но он знал, что этому не бывать. Слава достанется лейтенанту.
Тот не ответил. Сегодня он бог, сегодня он не может ошибаться, потому что ведет «Отчаянную надежду» против величайшей крепости, какую когда-либо штурмовала британская армия. Лейтенант обернулся к своим людям.
Они тронулись. Молча. Лестницы заскребли по каменному краю гласиса, уперлись в дно рва. Солдаты полезли вниз, соскальзывая со
