кривился, сгорал от стыда. Откуда она взялась, языкастая?
— Вода вот… Шею бы помыл да ноги.
Холодный душ устроили тут же, в палатке, на пучке сена. Сливала сама корцом из ведра. Мылила спину, здоровую руку. От ног Борис ее оттолкнул: не выдержал пытки. Глядя на прыгающий огонек свечи, она сказала безо всякой обиды в голосе:
— Чего уж… Мойся как след. Шаровары сымай. Белье вон чистое раздобыла.
Тихо вышла, завесив за собой дверь.
В свежих, приятных до щекотки кальсонах, неумело, боязно влез под простынь. Прилег на подушку. Умащивая руку на голом поджаром животе, окликнул:
— Сестра…
Видать, она стояла тут же. Вошла. Наклонившись, оглядывала повязку, прикладывала холодную ладошку ко лбу. Дотронулась раз, другой, хмуро свела широкие ребячьи брови: что-то не по ней.
Борис, лишь бы не молчать, спросил:
— Не Нюркой кличут?
— Чего ради? — оттопырила она губу. — Свое имя есть. Ольга. Али неподходящее?
Уловил в ее голосе издевку — пропала охота вести разговор. Прикрыл глаза, тотчас ощутил обжигающую тяжесть в веках.
— Пылаешь, чисто на огне, — сказала она, опять коснувшись лба. — Еще тифу недоставало.
— Ты брось… Тиф. Самогонки я нахлестался. Оттого и жар…
— Спиртное не жар вызывает — дурь.
Рука Бориса сгребла в кулак край простыни.
— Завтра я должен быть в седле.
Вместо ответа сестра милосердия дунула на свечу.
3
В Ремонтную Борис прибыл на «Жучке». На перроне его встретил Федор Крутей.
— Совещание уже идет, — сказал он, беря его за локоть здоровой руки. — Я переживаю… Гашун отвечает: выехал. Утверждение командного состава прошло. Командиры все в сборе, кроме тебя. Утвердили заглазно.
Кривая получилась у Бориса усмешка. Федор встревожился.
— Дает знать?
— Рана затянется, как на собаке. Знобит что-то. А тут эта сестрица… Откуда ты ее такую откопал?
— Боевая девка. Крест имела… В шестнадцатом она целый батальон нашего брата из-под пуль вытащила. В «Летописях» портрет напечатан. А что?
— Да я так…
Свернули за теплушку, снятую с колес и приспособленную под багажный склад. По тропке, пробивавшейся сквозь колючку, подошли к пристанционному флигелю с черепичной крышей. Под акациями, в тени, лошади.
— Новость-то! — заговорил Федор. — Костей Булат-кин тут. Пропавший наш. Отыскался след и братца твоего, Гришки Колпакова. На Кубань не ушли: Деникин дорогу перекрыл. По Ставропольщине, Калмыкии двигались… Через Дивное, Кресты, Заветное… Булаткин конников своих сбил сюда, в Дубовскую, а Гришка с пехотой прямиком — на Царицын.
Огнем взялись у Бориса глаза.
— Сколько у Булаткина?
— Пока немного… Отдан приказ до полка довести. — На ступеньках, будто оправдываясь, Федор шептал: — Конница твоя Ворошилову понравилась. Он успел побывать и в Ильинке.
— Зато я не по душе, — хмурясь, заметил Борис.
— Бро-ось. Шевкопляс назвал имя твое… Что было! Все совещание в один голос… Ворошилов первый поднял руку. А Сталин выразил желание глянуть…
— Из военных он, Сталин?
— По-моему, нет. Комиссар. Москва прислала. С ним и военрук СКВО, из бывших, генерал Снесарев…
Тесная комната набита битком. Со света Борис сперва не угадывал повернутых к нему лиц. У окна кто-то стоял, в пенсне, с лоснящейся серой головой, подстриженной ежиком, — по всему, самый Сталин. Откуда-то сбоку послышался голос — хрипловатый, знакомый. За столиком, покрытым красным, — Шевкопляс, Ворошилов.
— Да, да, тебя спрашиваю, — Ворошилов пристукнул карандашом. — Совещание командного состава назначено на восемь. Сейчас десять. Потрудись, Думенко, объяснить причину опоздания.
Борис шевельнул плечом: чего объяснять, мол, виноват.
— Партизанскую вольницу, Думенко, надо забывать. Ты теперь командир Красной Армии… должен подавать бойцам пример высокой революционной дисциплины. Я не потерплю во вверенных мне Республикой воинских частях расхлябанности и самовольства…
Жестом Ворошилов попросил докладчика продолжать.
Кто-то потянул за темляк. Усевшись, Борис увидел Тимофея Никифорова. В глазах подбадривающая усмешка: за битого, мол, двух небитых дают.
Человек в пенсне, водя карандашом по карте, приколотой в простенке между окон, рассказывал о положении дел на Царицынском фронте. Со слов его, обстановка выходила тяжелая. Особенно на северо-западе Царицына и в районе Нижнего Чира. Группа войск Донской белоказачьей армии генералов Фицхелаурова и Мамантова перешли в наступление против отрядов царицынских красногвардейцев и частей Ворошилова. Тут, на юге, фронт остановился по реке Сал. Сальские отряды и котельниковцы сковывают треть белой армии, все правое крыло — степную группу генерала Попова.
— Сталин? — толкнул Борис в колено платовца.
Никифоров мотнул рыжеволосой головой. Взглядом указал в противоположный угол от столика.
Слово взял Шевкопляс. Заговорил об орловско-мартыновских партизанах, зажатых белыми в Большой Мар-тыновке. Дважды уже пробивались оттуда вестовые, со слезами умоляют выручить, не дать сгинуть под кадетской шашкой. Свою ошибку осознали,
