— Лисицына, у тебя все в порядке? — уточняю с порога.
Она не дает положительного ответа, поэтому я, наплевав на приличия, все-таки прохожу дальше.
— Нормально все? — замираю под аркой.
Ни хрена здесь не нормально. Девчонка Беркута лежит на полу посреди осколков от горшка, земли и ярких цветов. Вроде раньше они висели наверху…
— Какого… ты полезла на нее? — замечаю не вызывающую доверия хлипкую раскладную лестницу.
— Ты… — затравленно на меня таращится.
— Беркут не может до тебя дозвониться, — объясняю причину своего появления в их доме. И словно в подтверждение моих слов мы слышим рингтон ее телефона.
— Уронила. Он где-то под столом. Ааай. Что с ним? Что? — плачет, хватаясь за живот.
— Болит? — хмуро наблюдаю за тем, как она содрогается всем телом.
— Да.
— Надо встать.
— Нееет…
— Надо! — поднимаю ее, стараясь не обращать внимания на то, что вижу.
— Я сама. Отпусти. Не трогай… — противится. Возмущается.
— Идем.
— Нееет. Отпусти… Отпусти меня! — повторяет как заведенная.
— Слушай, думай о ребенке, — пресекаю зарождающийся протест. — Тебе надо в больницу. Какая разница, кто везет.
— Кто угодно, но не ты… — хрипит она, стыдливо прикрывая мокрое платье.
Воды отходят?
Стягиваю тонкий плед с барного стула, оборачиваю вокруг «глобуса».
— О Господи! Аааай… Больно! Крови нет? Нет же? — спрашивает, дрожа.
— Нет, но тебе, судя по всему, скоро рожать.
— Капитан Очевидность! — ворчит раздраженно. — Сууумка! В шкафу!
Догоняю, что речь о той самой, которую заранее собирают в роддом. Забираю ее, отодвинув дверь шкафа-купе, и выбираюсь вместе с Лисицыной на лестничную клетку.
— Помоги, а? — вручаю сумку ошалевшему мужику, проходящему мимо. Беру на руки девчонку, охреневающую от начавшихся схваток, и несу вниз.
Спасибо, что второй этаж. Тем не менее, под ноги как могу смотрю. Не хватало еще повторно загреметь с ней. Беркут такого не простит…
Пару минут суеты — и Лиса полулежит в машине.
— Дыши глубоко, — советую, когда она в очередной раз заходится криком.
Хер его знает. У моей Дашки все было по-другому. В первый раз ее вообще заранее в больницу положили. Во второй, схватки мы переносили более-менее спокойно. А тут…
Еще и паникер Рома без конца трезвонит.
— Что там? — его голос разносится на весь салон.
— В роддом везу. Ты сейчас вообще не в тему, — включаю поворотник и выезжаю со двора.
— Как в роддом? Нам рано, еще же две недели! — возмущается, раскудахтавшись.
— Кто вас теперь уже спрашивает?
— А как же я…? Пусть подождет меня. Пусть пока не рожает! Скажи ей!
«Пусть пока не рожает».
Ну не идиот, ли?
— Оооой… — непроизвольно пищит его зазноба.
— Алена… Алена!
— Роооом!
— Ян, что с ней?
— Собирается родить твоего сына в моем новом «Мерседесе», вот что, — констатирую равнодушно.
— Я не соби… Аааай!
— Алена! Ян! Что делать? ЧТО, БЛИН, ДЕЛАТЬ? ТЫ УМЕЕШЬ ПРИНИМАТЬ РОДЫ?
— А то. Естественно, каждый день только тем и занимаюсь, — выдаю саркастично этому кретину.
— Как там? Что там у нее? Терпит? Я уже в аэропорт еду.
— Давай все подробности потом, Беркут, — без предупреждения сбрасываю.
Сам на нерве, а тут еще этот припадочный вопросами атакует.
Роженица сопит.
— Потерпи, Лисицына, мы уже близко. На вот, — швыряю ей назад плюшевого Додо, в которого она тут же цепляется мертвой хваткой.
— Я уже давно не Лисицына, — цедит зло.
Ты смотри-ка, оскорбилась…
— Ай… Боже-боже. Это какой-то кошмар.
— Это схватки. Мне тебе объяснять, что ли? Ритмичные сокращения маточной мускулатуры, задача которых заключается в том, чтобы привести к раскрытию шейки матки…
— Замолчи, пожалуйста, — молит отчаянно.
Ухмыляюсь.
Оставшуюся часть пути она храбро пыхтит, но стоически не воет. Я, периодически поглядывая в зеркало заднего вида, проклинаю вечернее время и пробки. Вот до хрена чего доводилось делать по жизни, но принимать роды… нет.
Благо, в больнице нас принимают быстро. Тут же и врач-акушер на пороге появляется. Увозят Лису на диагностику. Видать Беркут уже всех на уши заранее поднял. Даже будучи в Пекине. Умеет он вот так. Кипишной до жути…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И вот я стою в голубом халате и наморднике рядом с рвано дышащей Лисой. Ее готовят медсестры. Падение, увы, спровоцировало преждевременные роды.
Врач рассказывает о том, что нужно делать, только девчонке настолько плохо, что она, по-моему, ни черта не слышит. Да и массаж, которому меня учили на курсах, не особо-то ей помогает.
— Может, кесарево? — интересуюсь у врачихи тихо.
Мою Дашку оба раза кесарили. Какие-то там противопоказания к естественным родам.
— Все хорошо. Алена самостоятельно справится, — убеждает меня Лаврова.
— Нам надо, чтобы все прошло идеально, — напоминаю сурово.
— Помню. Есть определенные сложности, но мы…
— Аааай. Что-то не так с ребенком? — Лисицына почему-то именно меня пытает испуганным взором.
— Все будет хорошо, — заверяю, успокаивая.
— Точно? Обещаешь? — в ее глазах стоят слезы.
— Точно.
Явно не соображает, что и у кого спрашивает.
— Сейчас экстренно начнем, — акушерка осматривает роженицу и заключает: — Пора. Вы подождете снаружи или останетесь?
— Снаружи, — собираюсь уйти, вот только Лиса выдает нежданчик.
— Нееет! — резко хватает меня за руку. — Пусть тууут бууудет!
Че?
Застывая статуей, ошалело на нее таращусь. Она, не мигая, на меня.
Невменяемая абсолютно.
— Я боюсь, — выдыхает потеряно.
Вот вам и хирург по образованию. Очкует конкретно, Даша об этом как-то упоминала.
— Еще один папаша, который хочет поприсутствовать? — буднично интересуется вошедший ассистент. — Оплачено? Заранее предупреждали?
Лаврова ничего сказать не успевает, Алена выдыхает раздраженное «да» и с очередным приступом боли стискивает мою кисть так, что я охреневаю. Хотя, безусловно, сильнее я охреневаю от того, что происходит после. Ощущения, прямо скажем, непередаваемые…
Мокрая, красная, сжимающая челюсти и плачущая жена Беркута выдает столько всего, что я даже принимать не успеваю.
«Чтоб вы все… сами рожали».
«Больше никогда».
«Не смей туда смотреть! В глаза смотри!»
«Как ты уговорил Дашу на второго?»
«Ненавижу и тебя, и дружка твоего».
«Пусть в этом своем Китае и остается, козел пернатый».
Сколько длятся роды не понимаю. Осознаю, что все закончилось, когда ко мне на руки перекочевывает орущий, сморщенный, но на вид вполне себе здоровый Артем Романович…
* * *
— Хрена се! Хрена се! У меня родился сын! Люблю тебя, Аленкин! Капец как люблю! — вопит новоявленный отец в камеру. — Я скоро буду! Уже вылетаю.
— Можешь особо не торопиться. Самое важное ты пропустил, — обиженно выдает она в ответ.
Беркут киснет и затыкается. Связь пропадает, и на этой грустной ноте видеозвонок обрывается.
— Папа пропустил твое рождение, ведь есть дела поважнее, — приговаривает, целуя ребенка.
— Да перестань, тебе же известно, что это не так, — вырывается непроизвольно.
Поднимает на меня внимательный взгляд.
— Отдыхай, — бросаю, ощутив некоторую неловкость. Хотя, казалось бы, после всего не должен.
Направляюсь к двери, касаюсь пальцами металлической ручки, но Лиса меня окликает, останавливая.
— Ян, постой, я хотела сказать тебе… спасибо. За то, что быстро приехал и отвез меня в больницу, — сглатывает, явно нервничая.
— Птицын просил, — все-таки оборачиваюсь.
— Находиться со мной в родзале Рома тебя не просил, — добавляет сконфуженно и в секунду заливается краской.
— Плюс один к моей гнилой карме, — пожимаю плечом.
— На меня напала необъяснимая паника. Я очень встревожилась. Мы же с Ромой вдвоем рожать собирались, — зачем-то начинает объясняться.
